Десятая Арка (джен)

Он смотрел и не узнавал, не мог узнать, даже просто найти хоть толику от Гермионы Грейнджер в юноше вежливо беседующим с Молли Уизли. Ничего, абсолютно никакого сходства…

Гарри просто улыбался и спокойно смотрел в их сторону, сам не зная, что фактически проявлял несвойственные ему качества. Никаких взглядов украдкой, настораживающих и привлекающих внимание, никаких вытаращенных глаз и туповатых недоуменных взоров, только вежливое внимание к происходящему и прямой ненавязчивый взгляд. Где-то на уровне инстинктов он знал, что следует делать именно так — нацепить ничего не значащую маску, а самому под ней справляться со своими чувствами. «Даже внешность не несёт отпечатков Гермионы, неужели это её параллель?» — мысль билась в голове навязчивой мухой, вытесняя остальные. Вот он вежливо улыбается — приятно, искренне, вот расспрашивает тающую от умиления миссис Уизли о какой-то бытовой ерунде. Голова чуть склонена на бок, спина прямая, небрежная, но очень ровная поза, никакой привычной расхлябанности. Густые волосы отливают золотистым блеском, дорогая мантия подчеркивает холеную белизну рук. Красивый, слишком правильный, слишком… аристократично вычурен в словах и жестах, существо из другой реальности, неужели это лучший друг Гвен. Что общего у его дорогой Гермионы, немного помешанной на правилах и их исполнении, но такой близкой и простой с идеальным мальчиком больше смахивающим на выдрессированного потомка чистокровных снобов? Что общего у бледной девочки со шрамом с ним? Что общего у весёлой и грубовато-прямой Ринальды презирающей правила и наносные блеск и выхолощенность? Он смотрел и не понимал, слишком шокированный, чтобы испытывать другие эмоции.

Герберт мягко заметил Молли, что ему бы не мешало переодеться и разложить свои вещи. Та воодушевлено предложила свою помощь, но он вежливо отказался со ссылками на её же занятость. Рина обычной небрежной походкой направилась к лестнице, призывно махнув рукой ему и Гарри. Замыкая шествие, Гарри всё смотрел на коричневую чуть мерцающую ткань мантии Герберта и просто не понимал.

Короткий путь по коридору привел их в небольшую комнатку пока что пустовавшую. Идеальный юноша легко перешагнул через порог и…растворился. Не в воздухе как испорченное зелье после Эванеско, а как личность, словно маска сковывающая истинный облик соскользнула с его лица и тела. Совсем другой человек легко развернулся к ним лицом. Он был по-прежнему красивым и немного чопорным, но скорее саркастично-хитрым, чем просто холодным. В безучастных прежде карих глазах отразилось нечто непонятное Гарри, и он просто шагнул к нему, неожиданно сильно стиснув в объятиях.

— Никогда больше так не делай, мы не заслужили такого от тебя, — тихо выдохнул он, чуть коснувшись уха теплыми губами и тут же отстранившись.

Рину он хлопнул по плечу, но она приняла это грубо-простецкое приветствие как утонченная леди — изысканное целование руки.

— Наконец Герб, а то мы совсем скисли без тебя в этом комарятнике, — просто сказала она.

Он же легко достал палочку из рукава и едва уловимыми взмахами убрал вещи и мантию, раздвинул старые пыльные шторы.

— Я ничего не трогала, обустроишь всё как знаешь, — заметила Рина невозмутимо глядя на облако пыли, танцевавшее в солнечных лучах.

Герберт лишь кивнул, пряча палочку в карман брюк.

— Я думаю, сейчас нам следует спуститься вниз, — Рина согласно мотнула головой.

Гарри вновь плелся по лестнице, пытаясь собрать растекающиеся мысли в кучу. Он больше не казался ему холодной мраморной скульптурой, их дружба явно была искренней и не менее глубокой, чем в его мире, но это путало и сбивало с толку ещё больше. Откуда всё это в его Гермионе, пусть ни в ней лично, но в её ипостаси? В итоге он просто перестал думать.

Обед прошел очень странно, с одной стороны деловито стучала ложкой и одновременно болтала Рина, с другой чопорно и невыносимо культурно орудовал приборами Герберт. Всё это время Гарри замечал умилённые взгляды миссис Уизли на Герберта и укоризненно-недовольные, адресующиеся дочери. Она столь откровенно восхищалась им, что Гарри стало даже неприятно, и он очень удивлялся Рине, безразлично реагирующей на это. Больше всего его, пожалуй, задело, что возможно и не осознанно, но Молли Уизли хотела видеть своих детей похожими на классических отпрысков чистокровных родов. Вот только их внешний вид и манеры себя держать никогда не приходили одни, как вечный бонус к ним прилагались и ненависть к маггловской крови и культуре, и презрение ко всем «сочувствующим», и мания превосходства и много чего ещё. Много такого от чего она впала бы в праведный гнев. Как бы она отреагировала, узнав, что её дочь читает запретные книги, а близняшки не брезгуют темной магией? Несовместимость просто рвала его логичное мышление. А самое худшее заключалось в том, что чуткая память подсовывала всё новые и новые сходные моменты из прежнего мира. Сам же Гарри просто вяло ковырял ложкой рагу, не вписываясь в поведение ни Рины, ни Герберта. Вежливо поблагодарив миссис Уизли, Герберт легко встал из-за стола и сообщил ей, что они хотят прогуляться возле ручья. Очарованная Молли на диво легко согласилась, пытаясь вручить им ещё и печенье.

* * *

— Ты легко прошёл через наши как бы защитные чары? — Рина приподняла голову, пытаясь посмотреть в лицо Герберта.

Они лежали на собственных мантиях просто на траве. Рядом с одним из изгибов ручья имелась красивая полянка поросшая густой и мягкой травой. Рина привела их сюда, и теперь они просто блаженно растянулись под теплым летним солнцем. Герберт шевельнулся, приподнявшись на локтях, лучи отливали в его волосах чистым золотом, высвечивали едва заметные веснушки на щеках. Он слегка улыбнулся и спокойно ответил:

— Вообще моё мнение слишком необъективное, я то знал о существовании контура. Но думаю, что любому постороннему распознать его будет не просто, да и быстро ликвидировать чары не получится. Белль сделала прекрасную защиту, не сомневайся.

Он повернулся к Гарри и скользнув по нему внимательным взглядом добавил:

— Я закончил дело с родителями. Теперь всё улажено окончательно и я практически теперь один, — глаза Рины немного расширились и она быстро спросила:

— Что именно решил применить?

— Всего понемногу, так вышло надежнее, я, по крайней мере, так думаю. Я всё время раздумывал над тем ритуалом, всё взвешивал и взвешивал, а позавчера решил что справлюсь. Теперь у меня для магического мира рода нет вообще, даже презренного маггловского, — он издал тихий смешок, но Гарри не понимал его веселье.

— А память?

— Нет, вот как раз пытаться применить к ним Обливейт я так и не рискнул. Ты только представь, сколько пластов памяти нужно уничтожить и переделать, чтобы вложить в разум заново. Если бы я был случайным прохожим и год назад где-то с ними пересекся — было бы просто, а так… Не захотелось мне делать из них овощи на манер Лонгботомов. У них нет магии, так что даже при желании на меня они не выйдут, а для Следящего отдела при Министерстве их больше не существует. Просто какие-то безликие магглы из миллионов таких же. Теперь никакие магические и немагические методы не помогут их найти.

— А что ты им?..

— Сказал? Часть правды, особенно часть затрагивающую нынешние риски для семей грязнокровок. Поверьте, умирать они не хотят, — на его губах вновь мелькнула странная улыбка, — Я убедил их сменить фамилии и переехать в Кентукки. Там у отца есть сестра, среда поменяется мало, а зубы портятся во всех уголках земли. В любом случае жить здесь это риск. Их могут задеть случайно, просто подвернувшихся под руку. В чем плюс, так это в том, что если «доброжелатели» решат добраться до мерзких родителей позорного грязнокровки маггловским путем, то ничего не выйдет. Тотальная невозможность отслеживания и нахождения. Я, конечно, понимаю что отнюдь не значимая персона, — он сделал особое ударение на этих словах, — но решил предотвратить и эту возможность. Вполне вероятно что у того же Яксли существуют юристы и доверенные лица среди магглов. Я сказал им, что пока буду учиться в Хогвартсе мне ничего не грозит, а потом придумаю что делать. Просто сказал, что если рядом с ними буду я, то нас отследят…

— И они не возражали?! — этот вопрос вырвался у Гарри против воли и желания.

Он едва заметно скривился.

— Ничего удивительного, у нас никогда не было особых теплых чувств к друг другу. Во всяком случае свой долг я выполнил и опасную нить оборвал, — голос был ровен и бесстрастен.

Рина некоторое время хмурила брови, напряженно думая, а потом заметила:

— Надеюсь, Министерство не попытается по какой-либо причине интересоваться твоей персоной в этом году. Твои родители наверняка есть в их списках и думаю, они «слегка» обалдеют, когда неожиданно исчезнет карта твоего рода. Мигом начнут интересоваться, что же такого стряслось. Уверена эти скоты прекрасно помнят о существовании магии крови.

— Я тоже надеюсь, но дальше тянуть было нельзя. В конце-концов, кто я такой? Хорошенький, но заурядный грязнокровец из разряда будущих прилежных секретариков в Министерстве.

— Герберт, я, конечно, понимаю, что ты слишком часто смотришься в зеркало, но может, хватит напоминать о своих прелестях? Вообще-то я типа девица и могу оскорбиться, это дамам положено иметь смазливые мордахи!

Они расхохотались почти одновременно, распугав окрестных птиц. Гарри сейчас ощущал себя каким-то раздвоенным, словно одной половине было легко, знакомо и приятно в их обществе, а второй диковато и страшно. Он не узнавал в них Рона и Гермиону, словно знакомые и понятные люди раскрывались перед ним с совершенно иных сторон. Будто и характеры совпадали, будто и они были близкими, но пропасть между их мыслями и нравами казалась почти материальной. Всё ещё вздрагивая от смеха, Герберт поинтересовался:

— Что тут было в моё отсутствие?

— Не переживай, о великий, мир не рухнул и не остановился без твоей сиятельной персоны. А если серьёзно, то всё это время просидели в тихом мирном болоте, никаких тебе событий.

— На вас плохо сказывается моё отсутствие, — надменно заключил он под хриплый смех Рины.

А Гарри всё смотрел на его правильное лицо с красивыми карими глазами и пытался найти хоть намёк на Гермиону. Герберт в какой-то момент бросил на него вопросительный взгляд, и он ляпнул первое, что на ум взбрело:

— Завидую, — чем несказанно повеселил Рину.

— Как ты? — в этом простом вопросе содержалось намного больше, чем могло показаться.

— Сложно сказать, физически вполне сносно, а во всём остальном… Знаешь, мне иногда кажется что это совсем не я и я всё никак не соберу себя в кучу, — полуправду оказалось говорить гораздо легче и приятнее, чем просто лгать.

Друзья лишь кивнули в унисон, обменявшись взглядами, и Герберт с какой-то задумчивостью заметил:

— Никогда не мог поверить, что все эксперименты с магией дались Волдеморту столь легко. Изуродованная внешность лишь навершие огромного айсберга. То ли он неимоверно везуч, то ли… — он пожал плечами.

— Об экспериментах. На следующей неделе к нам заявится тетушка. Дорога частично освободится, поэтому предлагаю начать решать наши проблемы, — уверенно заявила Рина.

— Да уж, пора. Лето такое короткое, — с легким оттенком грусти согласился Герберт.

* * *

Лето такое короткое — слова всё вертелись в голове мешая расслабиться и уснуть. Гарри беспокойно ворочался под тонким покрывалом, не в силах расслабиться. Рина давно мирно сопела, свернувшись калачиком под покрывалом. Герберт наверняка тоже давно спал, устав после тяжелого для него дня…

Его не просто шокировала история с его родителями — она выбила из колеи, спутав мысли и чувства окончательно. Герберт не любит их — это сквозило в каждом слове и жесте, но считает неким долгом заботиться. Просто долг, обязанность, которую следует выполнить и не больше. Гермиона не такая, совершенно не такая. "А что ты знаешь о её жизни? Чем она не такая? Тем, что каждые каникулы покидала своих родных? Или тем, что даже отдыху с ними предпочла захламленный грязный дом Сириуса? Считаешь это большой ллюбовью" — казалось, что не он думал так, а чужой вкрадчиво-ехидный голосок шипел в сознании. И самое скверное, что голосок не лгал. Гарри ощущало себя старым и совершенно уставшим, почему-то преследовало навязчивое ощущение скорого раскрытия собственного Я. Каждый раз встречаясь взглядом с внимательно-лукавыми глазами Рины и холодными и такими разумными Герберта, он всё ожидал, что кто-либо из них воскликнет "Кто ты? Что ты сделал с нашей подругой? Ты захватил её тело? Где наша Гвен?". Ключ раскалился совсем некстати — на ночь он по непонятному убеждению ложил его в кармашек пижамы. Гарри нащупал его пальцами и понял, что ему это не мерещится. Саадер вызывала его просто посреди ночи. Натягивая цепочку на шею, он вяло подумал, устраивала ли она такие сюрпризы Гвен, или же лишь такая ничтожная персона как он заслуживает подобного.

Приземление далось легче, чем он мог ожидать. Гарри привычным взглядом окинул не изменившийся кабинет. Он, как ни странно был рад видеть Саадер, и её обычный насмешливо-прохладный тон не смущал его. Единственный человек знающий его настоящую природу, она казалась ему некой опорой в этом сумасшествии. Гарри сел в уже привычное кресло, нервно сцепив пальцы в замок. Он понятия не имел с чего начать, но Саадер не стала дожидаться.

— Уныние, вот даже как. В непривычной атмосфере вы совсем скисли, Поттер. Что на сей раз вас повергло в грусть-печаль?

Игнорируя едкий тон он выпалил:

— Полное незнание всего. Эти погружения в память не сильно помогают, скорее только выматывают. А ещё хуже то, что приехала Гермиона, ой, то есть Герберт и он вообще не такой. Я их не узнаю, вот это самое плохое, — уныло закончил Гарри.

Саадер некоторое время задумчиво смотрела куда-то поверх его головы, затем невозмутимо заговорила:

— Поттер, вы ведь учились до одиннадцати лет в обычной маггловской школе. Насколько мне известно уже в средней школе есть уроки биологи и экологии, не так ли? Ну вот, значит вы проходили темы о выживании и формировании определенного экземпляра какого-нибудь вида животного в зависимости от внешних воздействий. Не пяльтесь так, я не сильна в маггловских науках. Например, вы изучали белок, и ваш учитель объяснял, какие внешние воздействия могут повлиять на конечный результат созревания конкретного зверька. Скажем белка родилась в голодный год или же наоборот в урожайный на орехи, успела ли спрятаться от ястреба, вовремя ли заметила опасность. В итоге зверёк может вырасти мелким заморышем, либо крупным и сильным, либо вовсе не дожить до созревания. Так и человек. Он зависит до стечения мельчайших случайностей, множества обстоятельств. Даже на протяжении дня мы можем по-разному отреагировать на одну и ту же ситуацию. Предположим, что реальность в какой-то момент разделится на три потока. И вот вы самый обычный мальчик совершенно одинаковый в них получите какой-либо неприятный опыт со стороны. Ваша ипостась из первой ветки реальности в тот момент просто пропустит обиду, толком и не заметив, вторая будучи и так в плохом настроении впадет в истерику, а третья задумается и сделает вывод. Объяснение крайне примитивно, но вам такое и нужно. Вы понимаете меня? — Гарри неуверенно кивнул, и она продолжила, — Идея заключается в том, что одно и то же разумное существо может стать совершенно разным в зависимости не только от внешней реальности, но и от собственного разума. В определенном возрасте в голове Герберта Грейнджера родилась какая-то весьма нетипичная и неожиданная мысль, и более того он стал углубляться в размышления. Всё нарастало, словно снежный ком и в итоге нате же события он смотрел и реагировал иначе. Он изменился внутри. Всё связано, Поттер. Реальность по-разному меняет нас, изменяясь сами, мы потом меняем реальность. Ваша же Гермиона так и не ухватилась, скажем, за ту революционную для формирования личности мысль, оставшись прежней. Они те же люди Поттер, но выбрали другие пути, цели и идеалы. Когда примете этот факт, тогда и станет легче.

Гарри сидел молча, пытаясь осознать услышанное. Его вечно упрямая и прямолинейная часть характера вопила, что он бы в жизни не изменился. Но что-то внутри подсказывало, что кто знает, как бы всё сложилось, повернись время вспять. Сколько раз он колебался, прежде чем совершить поступок, сколько мыслей отталкивал... А что если он бы выбрал другие варианты, он стал бы другим?

— Позже подумаете над этим, Поттер. Я вас выдернула не ради душещипательных бесед, поверьте. Лето короткое, хоть и славное время года. Я долго просчитывала риски и возможные последствия. И как результат, — она открыла ящик стола, бережно вытащив из него три высоких флакона с пробками, — В общем, придется вам принимать зелье чаще. Времени совсем мало, и чем раньше вы вникните в курс дел, тем лучше. Сейчас же вам пора возвращаться — не мне расписывать последствия, если ваша негласная многодетная опекунша заглянет в комнату дочери. Примите просто сейчас зелье обычным способом. Не забывайте практиковаться в чарах и трансфигурации. На следующей неделе я попробую сделать невозможное, — брови Гарри вопросительно поползли вверх, и Саадер с ухмылкой добавила, — Буду учить вас колдовать!

* * *

Он ужасно не хотел вводить жгучую отраву себе в вену, не хотел барахтаться в чужих кошмарах. Но в итоге засыпая на ходу, с ноющей болью в руке и жжением, ползущим по венам, рухнул на постель. Он пытался натянуть покрывало, но руки безвольно опали, и Гарри отключился, забывшись пустым тяжелым сном.

Яркий солнечный свет заливал арену и трибуны с бесновавшимися людьми. Их голоса и выкрики сливались в оглушительный рев, не давая понять кто он и как здесь оказался. Всё это место казалось странно знакомым, словно он уже был здесь раньше…

— А теперь очередь четвертой чемпионки, самой юной в истории Турнира между прочим. Гвен Поттер! — усиленный магией мужской голос заполонил собой пространство, отдаваясь эхом от трибун.

Сознание словно очищается, возвращая ему собственную личность и память. Он четко знает, что его зовут Гарри Поттер. И пусть пока непонятно что он здесь забыл, но страх отпускает разум, возвращая способность думать. Пальцы легко проходят сквозь ткань палатки не ощущая касания. Он всего лишь воспоминание или тень. Наверное, это омут памяти. Он успокаивает себя этой мыслью, заставляя наблюдать за происходящим.

Она спокойна словно изваяние лишенное способности чувствовать и переживать, размеренно и ровно бьётся сердце. Пальцы легко поглаживают теплую древесину палочки. Она любит эту палочку за чувство родства, именно её, лишь её. Снаружи беснуется толпа, но она слишком далеко. Скучно, как ни странно скучно

Гарри знает это, не зная как. Обрывки не своих эмоций и мыслей вспыхивают в сознании, не слишком четкие, но достаточно понятные. Даже не мысли, скорее лишь общий эмоциональный фон на уровне ощущений. Её спокойствие заразительно. Он стоит чуть поодаль и ждёт. Он не видит её, но знает где и как она стоит. Знает, что левая нога отставлена назад и вес тела смещён на неё. Знает, что пальцы гладят палочку, он почти чувствует её тепло. Знает, что волосы стянуты слишком туго и теперь ноет кожа головы. Просто знает, просто чувствует.

Наконец окончательно объявляют её выход, и он первым шагает на улицу, чтобы… погрузиться в непроглядную, хоть и наполненную людским гомоном пустоту. « Это же её воспоминание, ты не увидишь, пока не увидит она и не запомнит, как всё было и выглядело» — на диво разумная мысль успокаивает, тем более, когда она выскальзывает из прохода, мир расцветает очертаниями и красками.

Хоть он и бесплотен, но страх

всё равно касается сознания — громадный черный дракон уже ждёт их в другой стороне арены. Турнир трех чемпионов… На аренах стоит такой гвалт, что режет даже его несуществующие уши. Размытая картинка неожиданно приобретает четкость и резкость, обзор фокусируется на среднем ряду трибуны. Рыжие и каштановые с золотом волосы знакомы и ему. Там, на трибуне Герберт и Рина. Он чувствует, что она улыбается им с абсолютной уверенностью. Угол обзора вновь резко меняется. Теперь черной горой маячит хвосторога, застывшая над своей драгоценной кладкой. Она идёт к ней быстрым легким шагом, уверенно огибая слишком большие валуны. Где-то в глубине души Гарри очень надеется, что вот-вот она призовёт Всполох. Но волшебная палочка делает круг, направляясь ей в грудь, и он слышит непонятное заклятие. Её движения странным образом ускоряются в несколько раз, становясь скользящими стремительными. На трибунах жуткий шум…

Вначале он боялся, что отстанет и не увидит происходившее, но напрасно — подчиняясь законам её памяти, Гарри двигался вместе с ней в одном ритме, видя мир также как она. Трибуны слились в пеструю стену и словно отдалились на множество миль. Темп столь быстр, что вот и загон с драконихой вырисовался в двух шагах.

Дракониха поворачивает свою огромную украшенную массивными шипами голову, черная чешуя на солнце отливает металлической синевой. Он уже и забыл насколько огромные у драконов глаза, у хвостороги они янтарно-желтые с узкими вертикальными зрачками. Ящер внимательно смотрит на него, хотя нет вернее на неё. Его здесь нет, он лишь бесплотный наблюдатель. И всё равно ему страшно, а ещё больше поражает её спокойствие, с каким она смотрит в глаза драконихе. Страха в ней нет, лишь уверенность. Он не понимает почему, и это пугает ещё сильнее.

«Уже пора» — вначале он не может понять, почему её губы не шевелятся. Но слова звучат явственно, совершенно чётко. Он изумляется собственному открытию, когда понимает, что это не речь, а мысль. Она произносит эту фразу мысленно, и в ней какой-то странный посыл. Будто обращается она и не к себе. К дракону!? Безумие — Гарри мотает головой, недоумевая, как он такое сочинил.

Хвосторога словно срывается с цепи, голова на мощной гибкой шее откидывается назад, чтобы извергнуть пламя. Драконий огонь страшен, и сейчас он видит это четко как никогда. Камни плавятся, растекаясь бесформенными лужицами, но её на том месте уже нет. Она мчится так быстро и легко, как не может бежать человек, уворачиваясь от потоков драконьего пламени. Гарри смутно начинает догадываться, что всё дело в странных чарах. Но вот понять чего она хочет добиться, он не в силах. Дракона нужно поднять с гнезда — иначе яйца не добыть, он помнит это прекрасно.

Они мельтешат, точнее она бежит вдоль загона, а он следует за ней, видя мир лишь с её ракурса. Сколько времени? Счет идет на минуты, но они кажутся вечностью. Постепенно он начинает понимать в чем её задумка, но сомневается возможно ли заставить хвосторогу отойти от кладки. Опровергая все его размышления, дракониха в какой-то момент встаёт на мощные кривые лапы, булавовидный длинный хвост волочится за ней. Громадная туша быстро, но неуклюже бросается к ограждению загона, но зубы щелкают в пустоте — фигурка уже далеко.

Гарри задыхается от волнения и возбуждения, происходящее всё ещё кажется нереальным.

— Все прекрасно — негромкие слова наверняка слышны лишь ему — шум на трибунах уже давно обогнал рев Боинга.

Она скользит к кладке и с удивительной лёгкостью подхватывает увесистое золотое яйцо.

Он почти чувствует прохладу и тяжесть драгоценного приза, сзади ревет разъяренный дракон. Гарри хочется обернуться и убедится, что поток огня не летит им в спину, но сколько не пытайся картинки просто нет. Его убивает невозможность видеть мир и события с разных ракурсов, но изменить это он не в силах. А вместо её эмоций всё это время лишь стена. Пожалуй он чувствует её удовлетворение, но не больше.

Он вылетает вместе с ней из загона, когда на них обрушивается поток огня. Гарри кричит от ужаса, зная что никто его не услышит и не заметит. Он ожидает жуткой боли как минимум, но ощущает лишь жар. Жар проникает внутрь, растекаясь где-то у сердца тягучими волнами и боли.. совершенно нет. Его логика громко кричит, протестуя и отрицая увиденное. Он сейчас изо всех сил пытается услышать её мысли, уловить эмоции, но ни страха, ни смятения, но тревоги нет. "Всё по плану" — мысль стучит в его сознании, разрывая способность здраво мыслить. С каких пор получить порцию драконьего огня стало по плану, с каких пор оно не сжигает до костей? Откуда взялся тот странный жар, который его сознание ощутило вместе с ней?

Он раздерган и напуган, также напуганы и громко кричащие люди. Они бегут со всех ног, бестолково размахивая палочками. Она же встаёт на ноги, кожа лишь немного болит, а так всё великолепно. Она кривит лицо — Гарри это чувствует очень четко — но его выражение наносное, она не испытывает не боли, ни страха.

— Мерлин, чемпионку обожгло драконьим огнём! — чьи-то руки пытаются схватить её, и параллельно в нем вскидывается раздражение, которое принадлежит целиком и безраздельно ей.

— Поттер, как вы?! — он узнаёт голос Макгонагалл, искаженный страхом и беспокойством.

— Со мной всё в порядке, — ворчит она немного осипшим голосом, — Если бы не чары, то беседовали вы лишь с бифштексом. Я же не полная тупица лезть к этой зверюге без защитных чар.

— Конечно, конечно, срочно к мадам Помфри, потом результаты, — чьи-то руки таки тащат её, и Гарри скользит рядом в том же быстром темпе, отчасти наслаждаясь своей невесомостью.

Картинка меняется — теперь он видит палатку скорой помощи чемпионам и очень бледное лицо мадам Помфри.

— Ох, ой, да это! — некоторое время разъяренная медсестра не в силах подобрать слова, — Драконы! А если бы девочка не додумалась вначале наложить на себя защитные и антиожоговые чары?! Совсем рехнулись, может сразу смертельное заклятие опытным путём изучать?! Ты молодец, дорогая, большая молодец. Не больно? Это же просто удивительно, такие хорошие чары. Флитвик просто обязан тебя высший бал, — она бережно накладывает на руки и лицо Гвен охлаждающую мазь.

Гарри чувствует, что она не против — кожа и вправду несколько болит. Зато вот одежда обуглилась до неузнаваемости, он видит лишь подол мантии, но и этого достаточно.

— А сейчас судьи выставят баллы самой юной чемпионке, — голос Бегмена гремит над стадионом.

Вдруг он ощутил, как его засасывает непонятная сила, мир стал меркнуть и исчезать, недовольный и обескураженный Гарри выпал из воспоминания.

Он не понял, как оказался в новом воспоминании, всё произошло так резко, словно кто-то невидимы переключил на всей скорости канал.

Темнота вокруг едва давала рассмотреть очертания деревьев. Запретный Лес — больше догадался, чем понял он. Она стоит, зябко кутаясь в слишком тонкую для прохладного вечера мантию. Гарри знает, что она чего-то ждёт, просто ждёт без эмоций и особых мыслей. Неожиданно его осеняет. Сейчас же Хагрид должен продемонстрировать мадам Максим драконов! Он тихонько радуется собственной сообразительности, как вдруг слышится шорох и треск чужих шагов. Гвен резко поворачивает голову на источник звука — Гарри даже ощущает в своей фантомной шее вполне осязаемую боль. Неясные внушительные силуэты пересекают слабо освещенную луной поляну. Она чуть встряхивается — просыпается некий охотничий азарт. Гарри не помнит этот путь, но никто и не говорил, что всё должно повторяться до мелочей. Эту парочку тяжело потерять из вида — шума от них, что от нюхлеров в сокровищнице. Они идут ужасно долго, Гарри уже надоедает монотонность леса вокруг, она же спокойна и безучастна, просто быстро движется за Хагридом со спутницей. Он напряженно вслушивается, пытаясь уловить знакомый рык драконов и голоса магов. Она останавливается, прижимаясь к толстому стволу старого дуба. Гарри хочется пройти дальше, но обзор ограничивается деревьями и путем по которому они сюда пришли. Она же стоит и скучает, просто рассматривая силуэт старой липы. Отсюда слышны умиленные возгласы Хагрида и сдавленные голоса загонщиков. Один раз кто-то даже кричит и изрыгает нецензурные выражения — дракон похоже решил немного согреть колдуна. Шорох и треск неожиданно приближается, и его окутывает двойное облегчение, его собственное и её. Она ждёт пока шаги парочки не стихают совсем и быстро направляется к загону, наконец открывая ему новые просторы для обзора. Радуется он преждевременно — она медленно садится под деревом, прижимаясь к стволу спиной и вновь застывает. Отсюда как компенсация Гарри прекрасно видны драконы и маги, пытающиеся их привязать.

— Хватит, проще оставить их так. Что "ну", мы больше чар тратим на попытку их усыпить и привязать. Лучше укрепим загон, и пусть сидят, — резкий женский голос полон командных ноток.

Маги шумят всё ближе, вспыхивают огнями заклятие, которыми они, судя по всему укрепляют ограду загона.

Проходит невесть сколько времени, когда они наконец уходят, шум голосов растворяется в ночной тишине. Она встаёт, уверенно двигаясь к загону. Гарри видит спины драконов, гигантские крылья выступают над ними острыми краями зазубрин и шипов.

Неожиданно хвосторога поворачивает голову в сторону их нахождения. Янтарные глаза щурятся — Гарри сжимается от ужаса — по их выражению видно, что дракон их видит, её видит то есть.

— Приветствую, — спокойно и неожиданно четко произносит она, её голос странно свистит и прерывается, что-то знакомое в произношении. Серпентарго!

Он впадает в прострацию от этого понимания. Она что пытается с ним говорить?! Она немного напряжена, но достаточно уверена — Гарри чувствует её эмоции даже из-за стены из своих.

— Я хочу поговорить с тобой, впусти меня, — шипит она, не отрываясь глядя в глаза дракону — он знает это, так как вместо обзора видит лишь глаза мерцающие в темноте.

Её восторг накатывает на него, когда они оказываются в каком-то странном мареве, марево то качается, то застывает, скрывая окружающую реальность. Марево ни на что не похоже, а потом в глухой пустоте он слышит такой же ни на что не похожий голос.

— Говорящая… Ты не такая, как они. В тебя огонь, — лишь сейчас он понимает, что голоса нет, лишь чужое сознание, формирующие туманные обрывки в связные мысли. Мысли звучат не так как у людей, дракон так странно…. думает. Словно из огромной глубины всплывают осмысленные эмоции. Он через Гвен ощущает заинтересованность дракона. Он давно такого не встречал, что-то древнее и странное, что-то удивительным образом родственное пульсирует в существе с магией и разумом. У них одна природа. Ему интересен этот маг, интересен. Он будет слушать мага.

Она очень довольна, торопливо, но четко излагает свои мысли. Описывает завтрашний день, испытание, золотое яйцо среди кладки…

Гарри вздрагивает — он ощущает каждую эмоцию Гвен, а она каким-то образом ощущает эмоции драконихи — ярость, дикая ярость заполняет его. Как они смеют рисковать её детьми? Она настолько злиться, что почти обрывается их странная мысленная связь.

Гвен снова торопливо строит мысли, обещает, что она сохранит её кладку, любой ценой сохранит. Дракониха сомневается. Откуда она знает, что будет сражаться с ней, черной грозой?

Гвен заверяет со всей страстностью, что знает наверняка, несомненно. Она просит подыграть. Зачем? Другие маги уничтожат её, прояви она свою истинную природу.

Она описывает как пройдёт испытание, говорит что применит чары особой ловкости и скорости. Когда она просит задеть её огнём, Гарри потрясённо чувствует, что дракон веселится — Огонь? Будет тебе огонь маг, будет. Ему тебе не навредить, ты его слуга, маг, вечная слуга.

Воспоминание стремительно меркнет, выталкивая его прочь.