Потанцуем? (джен)

Во дворце царил привычного вида хаос — к вечеру ожидались гости. Правда, сегодняшний хаос, в отличие от предыдущих, был особенно нервным и суетливым — высокородные господа из самых дальних краев, где лишь вереск цветет да мрачные замки подпирают своими высокими башнями край неба, были последней надеждой вдовствующего короля на тихую спокойную старость. Его единственное чадо, юная принцесса, уродилась явно на горе отцовским сединам и на смерть отцовской же нервной системе. Пока король свое родимое королевство укреплял, ей же, паршивке, на пользу, дочка училась в одном из самых модных заморских пансионов, для девиц королевских и не очень королевских кровей. И если бы вечно занятой король не понадеялся на старую бонну, а самолично ознакомился с рекламными свитками, и желательно еще до отъезда дочери… Эх, да что уж теперь…

В общем, к моменту возвращения домой дипломированная юная принцесса не приобрела ничего из набора приличных девушек: ни папенькин портрет на гобелене выткать не умела, ни песенку про шмеля на флейте сыграть, ни глазками по синусоиде стрельнуть, ни кавалера хоть завалящего окрутить. А вот старшим перечить да нос свой ни разу не напудренный, позорище-то какое, в каждый механизм да каждую книжку совать ее научили. Его величеству после пары инцидентов даже пришлось отдать особое распоряжение насчет изъятия у придворных дам и кавалеров непотребных книг, которые те имели неосторожность оставить в доступных королевскому дитяте местах, а по результатам выполнения устроить небольшое аутодафе на заднем дворе королевского замка. Но самое страшное — переболевшая каким-то непроизносимым «…измом» (куда только лекари смотрели, спрашивается), дочка совсем от рук отбилась. Только отец речь заведет о поиске для нее подходящего супруга (сколько ж можно одному от ее выходок страдать), как она глазюки свои ореховые, материнские, как выпучит, кудрями своими (а это уж отцо-овское, фамильное, да-да) как тряхнет — чистая ведьма! Нос задерет — и давай вещать как герольд на турнире, о свободе личности и потерях для общества.

Да разве ж замужество — это потеря? Это только приобретение: пара балов, десяток визитов, небольшой прием, слово тому, улыбка другому — и это самое общество у тебя в кармане…

Но, видать, не суждено старику обрести мир и покой в собственном дворце — вон с утра уже что-то где-то (впрочем, известно где — в покоях принцессы, где же еще) взорвалось и придворные дамы с ног сбились, бегая туда-сюда с мылом и щеткой, оттирая принцессу и окружающую ее среду от последствий. Пойти, что ли, узнать, кого на этот раз отмывать пришлось — дочку ли ненаглядную или кошку заморскую, хе-хе. А неплохо так в прошлый раз получилось — на руки взял, за ушком почесал, сидит, мурлычет, смирная такая, никаких тебе речей вольнодумных, никаких шалостей…

Вот осел старый, не додумался раньше, надо было ее в таком вот кошачьем виде и отдавать принцу какому-нибудь, их тогда много еще по замку шаталось. Пусть увозил бы к себе во дворец, а там уж и расколдовывал бы, и приручал, и прочее, что после свадьбы полагается.

— Эх, прошляпили вы свой шанс, Ваше Величество, — попенял сам себе король и серебряные колокольчики, вплетенные в длинную бороду, огорченно зазвенели, соглашаясь с каждым сказанным в печали словом. — Тоже пострадавшие, — сочувствующе подумал король, вспоминая, как дочка пыталась втихаря срезать парочку, мотивируя свои посягательства каким-то особым составом сплава, присутствующим только в них. Еле отбился…

И что мы в результате имеем на сегодняшний день? Десяток обиженных королей, куча оскорбленных принцев. Всякие халифы-раджи-падишахи не в счет — младшей, пусть и любимой женой, принцесса никак не пошла бы, да он и сам бы не отдал, а вакансии старших давно и безнадежно были заняты. Правда, у восточных соседей наблюдалась в этом вопросе нездоровая текучка, но… нет, такое положение вещей — еще один аргумент в пользу Запада. Жаль только, что западные соседи, как, впрочем, и южные, и северные, больше не стремились к родственным объятиям, скорее наоборот…

«Только б не было войны», — обеспокоенно думал король, подбирая бороду с пола и выпутывая из нее золотые пряжки на тапочках.

А все благодаря любимой дочурке. Один ей с картиной не угодил — видите ли, предложил написать с нее не репрезентативный, а ретроспективный портрет. Да какая ей разница то, лишь бы в парадном платье была да при фамильных драгоценностях. У второго в приветственной речи какие-то паразиты обнаружились, не мог, болван такой, свиток вытрясти перед прочтением. Третьему вообще какая-то кривая Гаусса все испортила — ну, правда, тут он сам виноват оказался: грех родственников забывать, будь они у тебя хоть кривые, хоть косые, хоть дважды горбатые.

И вот так всех женихов, поганка лохматая, разогнала. А все от наук этих заморских. Говорил же когда-то славный прародитель не менее славного (пока еще, эх) королевского рода: «Женщина должна уметь варить кашу». А все остальное — от мужа, что позволить соизволит. У хорошей жены каша должна быть в котле, в крайнем случае, на голове, если не удалась, но никак не в ней.

— Было бы в этой кудрявой голове что-то путное, говорила бы с потенциальными мужьями о погоде, о танцах, о стихах-цветочках, о подвигах бы расспросила, — продолжил уже вслух развивать мысль его величество, увидев в коридоре выплывающую наперерез своему монарху запыхавшуюся мадмуазель Минни.

— Так ведь спрашивала о подвигах, Ваше Величество, — заступилась за любимицу старая бонна и, четко выполнив полицейский разворот, двинулась в фарватере, робко надеясь по дороге умаслить разгневанного монарха.

— Да? — взвился король. — И это ты называешь «спрашивала»? «Дорогой принц, а вы знаете, что по случаю вашего последнего героического похода сборщики податей обобрали ваших крестьян…» и называет ему астрономическую сумму, и откуда только вызнала, проныра, — «но по результатам похода вместо получения прибыли вы потерпели убытки в размере…» и опять цифрами его, цифрами. И еще, ехидина, пальчиком так, ненаманикюренным, кстати, ваше упущение…

Минни привычно-пристыженно кивнула. Король понесся дальше:

— … нолики у него в воздухе перед глазами рисует. Мно-ого ноликов. У бедолаги глаза уже как нолики сделались, пятится от нее, а она наступает и голосом королевского дознавателя: «А давайте поговорим о смете на реконструкцию вашего дворца. О посадочной площадке для ездового дракона на крыше, и это при том, что последних представителей этих реликтовых животных преступно истребил еще ваш прадед, тот самый, который скончался от драконьей оспы…» Ну никакого такта. Разве же так с женихами можно?

И вот теперь, когда ко двору прибывают последние претенденты, заметь, Минни, чуть ли не с края земли, куда новости о смотринах уже дошли, а слухи о предварительных результатах — еще нет, эта несносная девица осмеливается поставить под угрозу всю мою большую… впрочем, ты поняла. Этот шанс, вернее, этих женихов, упустить никак нельзя.

— Всех впускать, никого не выпускать! — грозно потрясая бородой, заявил его величество стражнику, так вовремя подвернувшемуся с докладом о прибытии высоких гостей.

На поднявшийся шум из покоев принцессы выглянула молоденькая фрейлина и тоже, как оказалось, невовремя.

— А подать сюда… ее высочество! — рявкнул король.

Девушка испуганно пискнула и исчезла за дверью.

С полпинка распахнув нагло закрывшуюся перед его носом дверь и стараясь не растерять вовремя подоспевший боевой дух (зря, что ли, с утра себя накручивал), грозный монарх величественно вплыл в район боевых действий, по недоразумению называющийся девичьим будуаром.

— Слушай, дочь моя единственная, чадо мое неразумное! — провозгласил король свежеотмытому чаду, которое, откашливаясь, протирало слезящиеся глаза. — Сегодня у нас в гостях особые, особо почетные гости! И ты, как наследница древнего рода и единственная юная поросль на дубе том, в смысле, на древнем древе…

Юная поросль, напрочь игнорируя монолог старого дуба… в смысле, разгневанного отца, наконец проморгалась и неаристократично полезла под стол.

— Это твой последний шанс! — завопил его величество, в сердцах сбиваясь с высокого штиля на банальную прозу жизни и топая ногами. — Больше приличных женихов для тебя нет! Скажи спасибо, что хоть эти приехали! А не по нраву короли да принцы — отдам замуж за нищего! Да, за нищего! За первого, кто заявится утром во дворец! Или в монастырь заточу!

Принцесса шустро вынырнула из-под вышитой скатерти, нежно прижимая к груди какие-то склянки, чудом уцелевшие после неудавшегося теракта.

— Дочь моя, не опозорь вконец мои седины, будь человеком хоть раз! — решил в очередной раз сменить тактику король. — Я ведь не так много у тебя прошу — всего три вещи, — он по очереди загнул пальцы перед носом у дочери: — бал, свадьба, наследник. А там сваришь мужу что-нибудь вкусное и полезное, чтобы оставил тебя в покое, и занимайся своей наукой сколько хочешь. Неужели я прошу невозможного?

Принцесса нахмурилась, видимо, перебирая в голове рецепты вкусных и полезных зелий, ну, и не очень полезных, на всякий случай. Через пару минут ее глаза блеснули, видать, вспомнила что-то эдакое экзотическое без вкуса, без цвета, без запаха, и согласно кивнула.

Колокольчики в бороде одобрительно зазвенели в унисон с довольным выдохом короля. Не обратив внимания на странную сговорчивость дочери, не проронившей ни слова на протяжении всего разговора, его величество отбыл к заслуженному отдыху. А принцесса, жестом отпустив своих фрейлин, спрятала в шкаф уцелевшие пузырьки, и, перекатывая во рту камешек размером с лесной орех, глубоко задумалась.

Примечания.

Кривая Гаусса — это не тетка и не бабка, а «симметричная параболическая кривая, иногда возникающая при изображении серии результатов на частотном графике».