Помнить всё (гет)

Лёгкое прикосновение палочки. Мягкий сиреневый свет на несколько мгновений озаряет лицо немолодой женщины и тускнеет. Она расслабляется и оседает на землю, погружаясь в лечебный сон, в котором забудутся недавние ужасы.

Теперь можно перейти к следующему свидетелю — мальчику девяти лет, который баюкает покалеченную руку. Его глаза смотрят сначала с дружелюбием и надеждой на молодого парня с непонятной палочкой, но вскоре они тускнеют и становятся бессмысленными.

Я кивнул своим мыслям и вышел из тесного закутка на освещённую улицу. Этим магглам вообще повезло, они видели всё лишь краем глаза. А вот что делать с другими пострадавшими...

Обычная улица Тотенхилла сегодня напоминает картину спятившего художника — повсюду лежащие люди с ранами различной степени тяжести, продукты жизнедеятельности лошадиного происхождения, перья, побитое стекло, разбросанная земля... и это только малая доля всего безобразия. Хорошо хоть жутких тварей успели увести. И трупы убрать. А так нормально.

Обливиаторам не привыкать.

Мягкий сиреневый свет помогает забыть людям ужасы и чудеса, волшебников и чудовищ. Вот только за последние несколько лет я успел возненавидеть его. Глаза моих «пациентов» утрачивают всякую осмысленность и становятся похожими на блестящие стекляшки. Тошно даже вспоминать о том, что когда-то я мог наслаждаться этой беспомощностью и своей мнимой властью над чужими душами, личностями.

Вот Джек склоняется над очередным пострадавшим, поднимает палочку... и внезапно отводит её в сторону. Поворачивается к курящему у дерева колдомедику и подает ему знак. Ясно, значит, ещё один не жилец.

Его родные будут думать, что он погиб по вине пьяного водителя машины, как и ещё три человека. Их похоронят в закрытых гробах, и близких не заинтересуют необычные раны, нанесённые острым клювом и когтями.

Но не это ещё самое страшное.

На обочине через дорогу сидит молодой парень. Я уже подходил к нему, но едва услышал, о чём он бормочет — отскочил, с трудом скрывая отвращение.

— Что со мной будет... что со мной будет... чёртовы магглы... Я... Меня убьют за Живчика... из-за чёртовых магглов... Что со мной будет...

Стадо гиппогрифов, которое содержали нелегально, переводили из одного питомника в другой. Но так получилось, что в руках молодого волшебника, почувствовавшего себя настоящим профессионалом, звери вырвались из магических ошейников и разлетелись кто куда. А пятеро молодых самцов под предводительством вожака прельстились мясной лавкой на одной из маггловских улиц. Результат — четверо погибших магглов, море свидетелей, которые видели жутких чудовищ — помесь орла с лошадью, — растерзывающих хозяина лавки, перепуганный водитель машины, сбивший одного из гиппогрифов и врезавшийся в фонарный столб. Прежде чем зверей удалось переловить, они покалечили кучу магглов. А молодой волшебник, недавний выпускник Хогвартса, не сможет выкрутиться из ситуации. Это радовало, хоть кто-то из виновников понесёт наказание.

Кто бы мог подумать, что Ли Джордан будет работать обливиатором? Никто, даже мои лучшие друзья, близнецы Уизли. Бывшие лучшие друзья.

Сразу после окончания школы я столкнулся с проблемой — не знал, кем хочу работать. У меня не было особых талантов, кроме как трещать без умолку в комментаторской кабинке, но к тому моменту я окончательно решил, что не хочу связывать свою жизнь с квиддичем. Это была интересная игра, не более. Полгода я перебивался случайными заработками, пока судьба не столкнула с Перси Уизли в Косом переулке.

— Как бы мне не хотелось, но я признаю, что ты идеально подходишь на эту должность, — занудным тоном заявил этот неприятный очкарик.

— Прости, что? — честно признаться, я прослушал первую часть его речи. Он просто схватил меня под руку, бурча «тебя-то я и искал», и посадил за стол в «Дырявом котле».

— Я хочу помочь тебе найти работу, — непривычно терпеливо повторил Перси.

— Прости, но...

— В Министерстве.

Вот тут-то я и попался. Деньги были нужны как воздух, квартплата съедала почти весь месячный заработок. К тому же, возможность подняться по карьерной лестнице не где-нибудь, а в самом Министерстве приятно грела душу и пробуждала забытое честолюбие.

Зачем это было нужно Перси, я так и не узнал, да и не интересно это было. Я получил стабильный заработок, возможность продвижения по службе. А еще работа не требовала особых магических талантов — каких я в себе не наблюдал, — за исключением знания заклинания забвения и некоторых основ легиллименции. Со вторым оказалось сложнее, но всё решила брошюрка, выданная старшим волшебником на правильно заданный вопрос.

Вначале всё казалось таким... крутым. Все чувства, знания, воспоминания магглов проносились перед мысленным взором, и только я решал, что этому человеку надо было помнить, а что нет. Я буквально держал в руках саму суть незнакомцев, их душу... и мог распоряжаться, как считал нужным. Власть, пусть даже такая ничтожная и незаметная, пьянила.

Постепенно я всё больше погружался в чувства своих пациентов, и стал невольно переживать их воспоминания. Во мне начала накапливаться злость на тех, кто умел держать в руках волшебную палочку, но пользовался ей явно не тем концом. Ещё на испытательном сроке меня предупреждали об излишнем старании — за год они отсеивали двух-трёх человек, лишь только замечали неадекватное поведение: не слишком опытный легиллимент мог «застрять» в воспоминаниях своих клиентов, а когда их становилось очень много, у некоторых просто срывало крышу. Я старался не думать об этом, но чем больше я видел отрицательные стороны магов, тем больше начинал ненавидеть их. Это презрение к магглам, слепое пренебрежение, глупое убеждение в том, что магия делает их выше других. Я стал замечать, что смотрю на своих знакомых сквозь ту же призму настороженности. Что он думает обо мне? Что он думает вообще?

А потом началась война, и о работе обливиатора пришлось временно забыть. Колёса Министерства крутили сторонники Волдеморта. Незадолго до ключевых событий я ушёл в неоплачиваемый отпуск, и за счёт этого удалось избежать стычек с Пожирателями. К сожалению, мои знания о защите и нападении ограничивались только занятиями тех смешных пятикурсников, которые когда-то помогли мне сдать ЖАБА на приемлемые баллы...

Началась подпольная война. Я, как мог, старался защитить своих маггловских соседей, накладывая на дома заклинания и рисуя руны, по возможности уговаривал их уехать из страны. Однажды на квартал напали дементоры вместе с Пожирателями и мой дом оказался разрушен. Ослепленный яростью, в тот раз я провёл очень успешную атаку и ушёл от преследования. Фред с Джорджем помогли мне, узнав, что мне негде жить, и рассказали о своей новой задумке — магическом радио. Я соскучился по былым авантюрам и планам друзей, а потому с радостью присоединился к этому мероприятию.

Почти год я сидел на одном месте, собирая новости от осведомителей и сортируя их, чтобы получить максимально правдивую информацию. Параллельно отыскивал следы Поттера и его друзей — они появлялись то тут, то там. Не сказать, что это была плохая работа. Но признаться честно, когда кончилась война я с удовольствием закрыл дверь нашей тайной радиостанции. Паранойя помогла мне выжить — я не мог доверять ни кому, дважды, трижды проверял информаторов и знакомых, опасаясь подвоха, иногда не безрезультатно. За нами охотились едва ли не так же, как за Поттером.

Улучшив момент, я вернулся на старую должность. Меня встретили как героя, но весьма настороженно — мои выкрутасы перед вторым пришествием Волдеморта сильно потеребили нервы сослуживцам. Я старался вести себя нормально, как все... но внимательно следил за каждым движением приятелей и тревожно сжимал в руке палочку, когда ко мне подходили со спины. Впрочем, такое поведение было характерно для всех, кто участвовал в войне, и его было принято не замечать. Только я начал втягиваться в старый ритм жизни, как неожиданно меня повысили.

С того момента я по уши влип в бумажную работу. Раньше я даже представить не мог, чем занимался наш мастер рейда. Приходилось заполнять кучу макулатуры — отчёты обливиаторов и колдомедиков, составлять собственные заметки, подписывать заявления, служебные записки, медосмотры подчинённых, заключения, разрешения на использования некоторых «особых» заклинаний и еще тонну другой писанины. Каждый вечер я закрывался в кабинете (да-да, у меня появился свой кабинет!) и тихо зверел с этой бюрократии. Впечатления с немногочисленных рейдов стирались, растворялись в этой бумажной рутине, и в какой-то степени, мне начало это нравиться. Я получал удовольствие и немалые деньги за любимое дело, под моим началом работала одна из сильнейших команд обливиаторов, стало меньше вызовов, где я погружался в чужие воспоминания о самых худших моментах жизни.

Тогда же я и встретился с Анжелиной и Фредди. Абсолютно случайно пересёкся с ними на одной из улиц маггловского Лондона.

Она ушла от Уизли, когда поняла, что тот сломался. Потерявши брата, Джордж какое-то время держался. Сделал предложение Джонсон, руководил магазином, даже пытался улыбаться. Но после рождения сына, — которого, кстати, вписал в историю рода как Фреда вопреки желанию жены, — он отдалился от «мирской суеты». Нескольких провальных сделок, и близнец передал дело всей своей жизни Рону, а один крупный скандал лишил его семьи — Анжелина уехала от него к матери, и через неделю они развелись. Однако Джордж не отобрал у своего сына статус наследника. Скорее всего, он просто не смог совсем стереть Фреда с родового древа.

В прессе ещё не трепались об их размолвке с рыжим, но тёмные переулки полнились слухами. К остальным Уизли она не пошла — слишком уж счастливыми они ей казались. Я без всякой задней мысли пригласил её к себе на рождественские каникулы, и после не пожалел — с довоенного времени так не отдыхал. Не слушая возражений, вытащил нас всех на южное побережье, организовал барбекю на природе — с кучей согревающих чар под куполом отвлечения внимания. Сын Анжелины, совсем недавно разменявший первый год жизни, заливисто хохотал, пытаясь поймать наколдованных бабочек, мы же обсуждали школьные годы, смеялись над Филчем, припоминали шутки и приколы близнецов, пародировали стрекозоподобную Трелони...

Потом я и вовсе предложил им остаться. До войны мы были отличными друзьями, сейчас я буквально горел на работе и почти не бывал дома — квартира простаивала, а платежи капали каждый месяц. После некоторых споров мы сошлись на том, что до конца декретного отпуска она живет у меня, готовит на двоих и превращает моё холостяцкое пристанище в некое подобие жилья. Малыш Фредди с уверенностью хозяина ползал по комнатам и одобрительно гукал, заставляя умиляться нас обоих. Казалось, всё было прекрасно.