Хрустальные бабочки (гет)

В кристально чистом небе возникла неестественно темная фигура. Волшебник в черной маске и плаще пронесся над ржаным полем на метле. Посланник. Каждую неделю в одно и то же время, одной и той же мрачной тенью. Беззвучно.

― Наверное, новую директиву привез. Мало им? ― отметил когда-то рыжий, а теперь почти седой мужчина в мантии цвета безысходности.

― Артур, молчи. Не надо, ― сказала ему женщина в таких же серых одеждах.

― Молли, не понимаю, чего ты боишься? У нас и так ничего не осталось. Из наших детей уцелел только Перси. И тот долго не протянет. Позволь мне хоть тут почувствовать себя свободным.

Окрестности Хогсмида утопали в хлебах, ведь нужно было чем-то кормить волшебников, провинившихся перед Лордом. На полях работали те, кто не мог ходить под землю за таким драгоценным для Лорда хрусталем. Раньше слабаков убивали, и одного заклинания достаточно. Но вдруг правители осознали, что скоро некем будет командовать. Так семейство Уизли и уцелело, перебравшись со многими другими работать в поля.

Вдали, за магическим куполом, будто в тумане маячил Хогвартс как напоминание о самом крупном просчете со времен Гриндевальда. Замок почернел и выглядел как большая куча золы от сожженных надежд. В Хогсмиде было не лучше ― тьма просачивается и уничтожает, создавать она не умеет. Аккуратные домики и магазинчики заменили бараки, едва укрывающие от ветров и почти не спасающие от дождя. Снега бараки еще не видели. Стоял жаркий июнь. Гарри Поттер умер два месяца назад. Надежда волшебного мира...

— Артур, не отвлекайся. Помнишь...

Он снова начал покорно рвать стручки кудрявого горошка. Он помнил и даже чувствовал то жалящее заклинание.

Через полчаса Молли забрала свою и его корзину и отправилась на кухню, оставив Артура одного. Семья, которую ей теперь нужно кормить, стала намного больше.

— Кто мог представить... Кто мог...

* * *

В единственном домике, оставшемся от бывшего Хогсмида, царил приятный полумрак. В дорогих креслах чинно восседали двое волшебников и очень красивая ведьма.

― Никто не знает, что может прийти в голову Повелителю. Что там?

― Сейчас, Долохов. ― Люциус взмахом палочки вскрыл плотный конверт. ― Указания от нашего Лорда. «Увеличить нормы добычи хрусталя». Куда уж больше... Что он с ним делать собирается? «Подготовить поселок для празднования начала третьего месяца правления Великого Лорда, украсить небо черными метками». У Лордов свои причуды. Антонин, а вот это интересно. «Увеличить популяцию рабов. Назначить пару каждому способному к размножению мужчине». Вот только где мы возьмем столько женщин. Не трогай меня, Белла, это только к рабам относится. Не трогай!

Миссис Лестрейндж недовольно надула губы. Как только Лорд запретил убивать провинившихся, она заметно загрустила, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Пытки приносили ей и близко не столько удовольствия. Хотя, был еще один вариант. Возможно...

― Но разве ему не нужны еще приспешники, Люциус? Ты последний видел нашего Лорда. Он ничего не говорил об этом?

Заметно постаревший Малфой еще раз снял со своего колена нежную ручку настойчивой Беллы. Он не собирался говорить, что той безлунной ночью, во время единственной аудиенции в полуразрушенном Хогвартсе, не видел, а только слышал голос. Голос, еще больше леденящий кровь, чем раньше. Как будто голос смерти, исходящий из ада. От одного воспоминания становилось не по себе, но Люциус прогнал наваждение:

― Ничего. Но, знаешь, думаю, ты можешь заняться этими браками, дорогая. Развлечешься. И позовите мне стражей через час.

* * *

Когда Белла с Антонином ушли, Люциус взмахнул палочкой над пергаментом с письмом Лорда. Он всегда был очень чувствителен к скрытой магии. На листе медленно начали проступать мелкие готические буквы:

«Мы должны им отплатить. Отбери у них все. Отними магию, уничтожь волю, заставь забыть собственные имена. Не оставь ничего постоянного. Взорви их маленькие мирки. Пусть у них не будет ничего своего. Даже самого малого. Сожги последние мосты с прошлым. Нельзя, чтобы феникс возродился из пепла.

Не бойся карать их. Пусть тебя ничто не пугает, кроме меня. Уничтожив личность, ты обретешь свободу, и, возможно, я забуду, как однажды ты...

Надеюсь, Люциус, ты меня понял».

Малфой вздрогнул и быстро спрятал адресованный только ему текст. Что ж, нужно готовиться к празднику победы, а там всемирный день сжигания палочек неверных близко. Он нервно вскочил и подошел к окну.

* * *

― Смотри, Снейп идет. Уже свое отработал.

― На него и взглянуть жалко. Изменился больше всех.

От бывшего Снейпа осталось немного: все та же худоба, нездоровый цвет лица и крупный нос. Пожалуй, все. В когда-то живых умных глазах больше не было ни жизни, ни ума. Сразу после битвы Северус пропал на целый месяц. Думали, бежал. Ведь он предал Великого Лорда, теперь было глупо что-то отрицать. Поговаривали, что все это время его пытали, но никто не знал, так ли это. Сам Снейп не рассказывал, от него вообще трудно было что-то услышать.

― Северус!

Ничего, никакого ответа, ни единого проблеска сознания. Сколько надо мучить человека, чтобы он перестал воспринимать свое имя.

― Снейп!

Встрепенулся и обернулся.

― Смена уже закончилась?

― Да. ― Только это слово иногда слышали от обычно безмолвного бывшего профессора. Он никогда не говорил «нет». Похоже, и забыл, что можно сопротивляться, быть с чем-то несогласным. Что же с ним делали весь этот месяц?

Снейп устало зашагал дальше. Он терялся в такой несвойственной ему серой мантии, но черный теперь был признаком власти правителей и смотрителей. Харизматичного хогвартского профессора больше не было. А если и был, то прятался где-то глубоко в закоулках разума.

Артур посмотрел с сочувствием. Он боготворил этого блестящего ученого с сильной волей, но очень несчастливой судьбой. Когда Северус пропал, Артур верил, что он вернется и спасет их. Снейп всегда находил выход. Только теперь, похоже, выхода, не осталось. Еще одна надежда, которой суждено умереть, так и не окрепнув.

На горизонте показался Перси. Даже в лохмотьях он походил на министерского чиновника. Он подошел к Артуру, который все еще наблюдал за Снейпом.

― Папа, скоро ужин и отбой, поторопись.

Когда Снейп поворачивал за угол, в лучах уходящего солнца блеснуло что-то переливающееся всеми цветами радуги...