По долгу крови (джен)

Со слов Джо выяснилось, что вот уже два месяца на Кречетовом перевале, пролегающем между склонами Велтисты и Юлианнового холма, происходило нечто странное. Стоило хоть кому-то приблизиться к этому зловещему месту с намерением покинуть Кречетову долину, как на голову ничего не подозревающему путешественнику сходила лавина. Это противоречило всем законам природы. Одна гора была слишком крутой, чтобы на ее склонах скапливался снег, а другая — слишком пологой, чтобы у этого снега появилась даже призрачная возможность упасть. Оттого лавин здесь отродясь не помнили. Единственные, кто насмерть замерз под слоем снега, были Харви Блекнет с сынишкой, возвращавшиеся поздним вечером в деревеньку по соседству. Всех остальных бдительные поселяне успевали откопать вовремя.

После гибели этих двоих и начались странности, грозившие голодной смертью четырем деревням по эту сторону перевала. Страшно расплодившиеся крысы уничтожили купленный осенью хлеб. Прочие запасы были на исходе, а пополнить их мешала безжалостная стихия. Дом вдовы Блекнета едва не подожгли в ночь после очередной безуспешной попытки прорваться в Вилларейдж. Люди думали, что виной всему проклятие, и жаждали смерти ведьмы, но отец Альберт спас несчастную женщину от расправы. Молодой Грэм Винслоу с парой приятелей попытались пройти звериной тропой по склону Велтисты, но один из них упал со скользкого уступа, превратившись из кормильца семьи в лежачего калеку. С той поры люди уверились, что злобу на них затаили сами горы. Всеобщее безумие нарастало, и не долог был тот час, когда поселяне, перебив всех овец, примутся в поисках самого виноватого уничтожать друг друга. Так что Ночной Хозяин — а именно так упрямо называл Джо старшего из своих гостей — прибыл как раз вовремя, чтобы остановить братоубийство.

Оставив Джо и Линду один на один с надеждами на скорый конец их снежного плена, Дик с отцом направили своих коней к перевалу. Пожалуй, именно вера в могущество людей, которых эти крестьяне впервые видели, и стала для Дика ключом к загадке их поведения. Внезапная перемена от хамства к благоговению, страх во взгляде и Ночной Хозяин — Дик в конце концов вспомнил, чье это прозвище, и как оно связано с изломом эпох — со щелчком сложились в одну картину. У Дика все внутри буквально заклокотало от возмущения. И отец еще любезничал с этими дикарями!

— Вас приняли за Лита! — воскликнул он. В душе плескалась обида. Почему отец не остановил их? Почему не уличил в грехе? Почему воспользовался личиной демона? Почему?!

— Да, Дикон, — мягко сказал отец. — Я знаю, что тебе не по нутру такой маскарад, но поверь мне, нам нельзя было говорить, что они заблуждаются.

— Это же ложь! — взорвался негодованием Дик. — А те люди — демонопоклонники!

— Успокойся, сын. Те люди просто растеряны и напуганы. Я уверен, что поначалу они молили о спасении Создателя. И только в страхе перед лицом надвигающегося голода, кое-кто вспомнил о старых богах. Тем более, олларианский священник среди них до сих пор в чести, ты ведь сам слышал. Будь снисходителен, это ведь не воины, которым надлежит принимать смерть с мужеством, а простые крестьяне.

— Предать веру в Создателя ради мешка муки?! -Дик сжал кулаки. — Неудивительно, что он им не помог! Их вера не выдержала испытаний!

— Предать веру в Создателя ради спасения своих детей! — повысил голос отец. — Принести себя в жертву ради других! Не смей судить их, Дикон, ты еще слишком юн и ни кошки не смыслишь в таких материях.

Дик прикусил язык. Он действительно не рассматривал вероотступничество поселян с этой стороны. Пожалуй, в том, чтобы осквернить свою душу ради невинных детей или слабых женщин, были свои благородство и смелость. Но будь на их месте Дик, он бы никогда не принял избавления, за которое уплачено такую цену! Потому что, как клинок в левой руке, так и спасение от голода благодаря языческим обрядам — это уступка слабой натуре, шаг по скользкой дорожке, ведущей в Закат.

— Но ведь нас привели сюда не их молитвы, — уже спокойнее возразил Дик, в душе удивляясь, что ему приходится произносить столь очевидные вещи. — Это предательство было напрасным. Вера в демонов — ложная!

— Кто знает, Дикон, кто знает, — сказал отец. — Я говорил тебе, что вижу во снах, если на моей земле нечисть чувствует себя слишком вольготно. Но как это работает — мне неизвестно. Беда нависла над этим местом уже давно, а зов помощи я услышал только прошлой ночью. Почему? Тут есть повод задуматься. Нас все-таки не зря называют Повелителями Скал и потомками Лита.

Дик не представлял себе, как уложить в голове все услышанное. Получалось, что отец сомневается в эсператистской вере, но мыслимо ли это?! Если вспомнить его предыдущие рассуждения, то в этом нет ничего удивительного. Дик предчувствовал нечто подобное, но не позволял смутным догадкам превратиться в жестокие слова обвинений. Не в силах больше об этом думать, Дик отвлекся на первое, что пришло в голову, лишь бы хоть немного прийти в себя.

— Но ведь это земля Манриков, почему мы перенеслись сюда? — спросил он.

— Наша земля — все, что севернее Кольца Эрнани, южнее Разрубленного Змея и восточнее Придды, — как по писаному ответил отец. — Неважно, кто на ней заправляет, главное, кого она помнит своим хозяином. Есть кое-что поважнее повелевания лесопилками и медными копями. И оно уж точно не зависит от того, как Оллары перерисовали карту в угоду своим ставленникам.

Дик вполне мог и сам это сказать. Речи о том, что настоящие владения Окделлов значительно больше огрызка, «пожалованного» марагонской династией, в их замке велись нечасто, но правда, пусть и сказанная единожды, запоминается навсегда. Сейчас важнее было другое. Вопрос, от которого Дик ранее отмахнулся, грыз его душу закатной кошкой. Пока он не услышал прямого признания, надежда, хоть и смутная, сохранялась в его душе. Молчать дальше было невозможно. Дик посмотрит правде в лицо, какой бы горькой она ни была.

— Отец, — Дик огляделся, желая подчерпнуть смелости из окружающих пейзажей. Но укрытые черно-белой мозаикой склоны холмов совершенно не помогали собраться с мыслями.

-Что, Дикон? — отец пустил Рению шагом и повернул голову к нему.

— Вы тоже... тоже отвергли веру в Создателя, чтобы спасать жизни этих... людей? — Дик запинался через слово, голос его дрожал. Он приготовился получить оплеуху и даже розог за свою дерзость. Пожалуй, он даже желал такого исхода.

— Да, — коротко сказал отец после паузы, и это было в тысячу раз страшнее любого наказания. Краешком сознания Дик отметил, что лицо его ожесточилось, будто обросло ледяной коркой.

— Но вы ведь посещаете мессы! — закричал Дик. Неверие и чувство невосполнимой утраты ширилось в его сердце, причиняя острую боль. Переносицу сдавило от подступающих слез, но он немыслимым усилием сдержал их. Несмотря на все подозрения, он не был готов к такому ответу, и теперь застыл оглушенный, без почвы под ногами, без всякой мысленной опоры , совершенно один в холодной ночи. Отец, хоть и находился на расстоянии вытянутой руки, в этот миг отдалился от него так, словно между ними пролегла бездна.

— Дикон, мне тяжело объяснить тебе это, — в свете факела было видно, что губы отца изогнулись горькой складкой. — Я люблю читать Эсператию и жития святых, в них можно найти много поучительного, способного помочь и подсказать правильный путь, когда твоя душа в смятении. Я глубоко уважаю госпожу герцогиню, и потому каждое утро сопровождаю ее на проповеди отца Матео. Но я сам не могу с чистым сердцем преклонить колени перед святыми ликами. Потому что мой долг, моя честь и моя совесть говорят мне: «В Надоре живут многие тысячи людей, их не защитить, выстаивая мессы в замковой часовне». Чтобы побороть тварей, я почти всегда использую языческие обряды, а от них, Дикон, просто так не отмахнешься.

— Но вы можете покаяться, Создатель милостив, — пролепетал Дик, цепляясь за каждую соломинку, чтобы не ухнуть в темную пучину.

— Не могу, — отрезал отец. — И не хочу. Потому что это будет бесчестно.

На какие-то мгновения Дику показалось, что он ослышался, но нет. Его голова судорожно заработала, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Святой Адриан говорил, что любой грешник, искупив содеянное, станет вровень с праведниками, только вот отец не хотел каяться. Но почему?! Что означало его «бесчестно»?

— Высшие силы, как и низшие, не терпят лжи и лукавства, Дикон, — с непонятным чувством продолжил отец, словно отвечая на его немой вопрос. — Нельзя сегодня призывать на помощь Скалы, а завтра читать молитвы святому Алану. Пусть расплата будет жестокой, но я сам так решил, хотя особого выбора у меня не было. Но я не ищу себе оправданий и не стремлюсь смягчить свою участь.