Los Fallen Angeles (гет)

Нора.

Лос-Анджелес — город Ангелов. Так говорят. На самом деле — это самый обычный город. Да, конечно, у него есть свои особенности. Но живут здесь самые обычные три миллиона человек. Люди со своими пороками, желаниями, тараканами в голове, со своей обычной, земной жизнью. Никак не Ангелы, уж точно.

Я люблю гулять вот так по ночным улицам этого города. В это время суток он поистине прекрасен. Сейчас он горит всеми своими огнями, показывая свою настоящую сущность, что скрывал в лучах дневного солнца. Ночь накладывает на скучные пейзажи мегаполиса некие магические чары, отчего город становится словно волшебным.

Мне нравится наблюдать за его движением, за его кипящей жизнью. Каждую секунду что-то происходит. Меняются лица, звуки, цвета, запахи. Так много людей. Все куда-то спешат. У каждого своя цель. Каждую секунду здесь начинается чья-то новая история или ставится точка в очередной главе жизни.

Вот молодая пара направляется в дорогой ресторан, возможно, отмечают какую-нибудь годовщину. Она ждет, что он, наконец, сделает ей предложение, скорее всего так и будет и они начнут свою новую главу уже в соавторстве. А у этих двоих, похоже, сегодня закончится целый том. Да уж, букетом роз по лицу — не самый оригинальный эпилог. Группа подростков, идущая с концерта. Подружки, болтающие о какой-то ерунде.

Бизнесмен, кричащий в телефон на своих подчинённых, возвращается в свою пустую квартиру. Когда-нибудь он поймет, сколько всего упустил из-за работы, но тогда уже будет поздно. Останется лишь рыдать в одиночестве об упущенных моментах жизни.

А вот куда-то спешит другой мужчина. Повысили и отпустили с работы пораньше, радостный торопится домой, чтобы обрадовать жену. Нехорошо получится, когда он застанет ее с любовником.

Но тут уж ничего не поделаешь, люди — грешные создания. У каждого за плечами свои пороки. Просто люди. Не Ангелы.

Я одна из них. Я — Нора Джонс, девушка, которой сегодня исполнилось восемнадцать. Это значит, что с этого дня я официально не числюсь как ребенок. А еще это значит, что теперь я могу гулять хоть всю ночь, не опасаясь при этом полиции. Но важнее всего то, что теперь я свободна. Свободна от всего того, что держало меня раньше. Свободна от всяких фостерных семей, временных приютов и школ. Никто больше не будет доставать со всяческими курсами психологический адаптации и нравоучениями. Все! Вот она — свобода. Невероятное чувство окрыленности. Даже воздух сейчас словно другой, и дышится по-особенному.

Я всегда хотела быть кошкой, что бродит сама по себе. Гулять там, где захочу и делать то, что захочу. Захотела — пришла, захотела — ушла. И никому ничего не должна. Бродить по городу и наблюдать за тем, как протекает жизнь вокруг. Не путешественница, не бездомная, просто — бродяга. Я — бродяга. Бродяга по жизни. Из приюта в приют, из семьи в семью. Но теперь это все позади. С этого дня начинается моя новая жизнь.

Погуляв по улицам еще около часа, я решила залезть куда-нибудь повыше, точнее — на крышу одной многоэтажной гостиницы. Проехав этажей тридцать, если не больше, я наконец вышла на свежий воздух.

Ух, как же здесь красиво! Когда я подошла к самому краю, мне открылся просто потрясающий вид на ночной город. Вроде бы ничего не изменилось: тот же город, те же улицы, люди, движение, огни мегаполиса и зазывающие вывески. Но отсюда все это казалось другим, выглядело совершенно иначе. И почему я раньше до этого не додумалась. Стоя здесь и наблюдая за жизнью внизу, я словно открывала совершенно новый, неизведанный мир и, кажется, еще больше почувствовала себя безучастным наблюдателем со стороны.

Залезла на широкий и достаточно высокий парапет и уселась на нем, свесив ноги. И плевать мне, что здесь, мягко говоря, высоковато. Не боюсь высоты. И надеюсь, что я все же не такая невезучая, чтобы свалиться навстречу асфальту.

Нацепив старые наушники, отрабатывающие, наверное, свои последние часы, я просто провалилась во времени. Остались только я, ночной город и музыка. И черт возьми, как же это потрясающе. Отключиться ненадолго от мира сего и просто наблюдать со стороны, вслушиваясь в мотивы любимых песен. Так незаметно уже начало светлеть, и я поняла, что дело идет к рассвету. Надо же — почти всю ночь здесь просидела.

Когда я уже начала думать о том, как прекрасна жизнь, наушники решили со мной в этом поспорить. На середине неизвестно какой по счету песни они сначала закряхтели, ломая идеальный голос вокалиста, а после и вовсе вырубились, возвращая мне звуки окружающего мира, в основном проезжающих мимо машин, вместе с тем напоминая мне о такой чудной вещи, как закон подлости. Проклиная в мыслях всех производителей китайской, недолговечной техники, я выдернула шнур из плеера и со злости швырнула незадачливые наушники в недолгое путешествие по этажам.

— Мило.

Услышав незнакомый голос, явно принадлежащий парню, я, подпрыгнув на месте, резко развернулась, желая разглядеть наглого нарушителя моего одиночества. При этом я, похоже, забыла, что сижу на краю крыши, на совсем небезопасной высоте. Но мой скорейший поцелуй с асфальтом был предотвращен руками того самого незнакомца. Увидев, что я теряю равновесие, парень быстро среагировал (даже слишком быстро): сначала схватил меня за запястье и притянул обратно, а потом и вовсе перехватил за талию и снял с злополучного парапета.

А было страшно. Даже очень. На секунду мне показалось, что я действительно упаду, и все, конец… А еще храбрилась, что не боюсь упасть. Сердце-то вон как стучит — отдышаться сложно. Похоже, страх смерти — естественный инстинкт. От него никуда не денешься. И вообще, я сама себе противоречу: собираюсь начать новую жизнь и тут же рискую ей вовсе.

— Ты в порядке? — спросил виновник сего происшествия, придерживая меня за плечи.

Я лишь кивнула, наконец отдышавшись, и он отпустил меня, вернулся к парапету и, положив на него руки, слегка свесился вперед, словно это балконное ограждение. Возле него мною обнаружился картонный стаканчик с кофе. И долго он тут попивает кофеек и нарушает мое личное пространство?

— Прости, не хотел напугать, — обернувшись, он обворожительно улыбнулся.

— Я и не испугалась, — немного соврала и последовала его примеру, встав рядом, почти повторяя его позу, я вновь устремила взгляд на встречающий рассвет город. — Просто… не ожидала, что здесь будет кто-то еще.

Теперь, уже отойдя от шока, я начала рассматривать незнакомого парня, чей приход совсем не заметила.

Если описывать его, как описывают героев книги, то надо бы говорить о его одежде и внешности, но более интересной мне кажется его улыбка. Это даже не совсем улыбка, скорее ухмылка, но и ухмыляющимся его выражение лица сложно назвать. Что-то среднее между дружелюбной улыбкой и самоуверенной ухмылкой. Если такой синтез вообще возможен. Никогда не думала, что эти понятия могут быть совместимы. До сегодняшнего дня. Сам термин «ухмылка» ассоциируется у меня с выражением лица самодовольного «Мачо» с большой М, клеящего какую-нибудь девицу. Такое представление разбрасывающегося во все стороны пафосом придурка вызывает у меня рвотный рефлекс и напоминает одного знакомого, о котором я мечтаю забыть больше, чем о самом страшном кошмаре, хотя он присутствует во многих из них.

Все эти негативные эмоции и не менее негативные воспоминания вызывало это слово. Я и подумать не могла, что оно может нести в себе что-то хорошее. Но теперь знаю, что может. Ведь «улыбка-ухмылка» этого парня и близко не могла вызвать каких-то противных ассоциаций и мыслей. Все, что она вызывала — так это невероятное желание улыбнуться в ответ. Никогда еще не встречала людей, которые могут так гармонично сочетать в себе такие разные (по крайней мере, для меня) вещи, людей, которые бы могли так улыбаться. К этой харизматичной улыбке подавай дорогой костюм какого-нибудь известного бренда, золотые часы и лаковые туфли — и все, идеально. Но на парне одеты обычные джинсы, кеды и зеленая ветровка. Хотя это мне определенно больше по душе.

По выбивающимся из-под зеленой шапки прядям я определила, что он шатен. А необычного, бледно-голубого, практически серого цвета глаза искрятся весельем.

Мысли о том, кто он такой, и что его сюда привело как-то быстро ушли от маньяков и прочей чуши до вполне логичного вывода, что это просто парень, решивший, как и я, насладиться прекрасным видом на не менее прекрасный город. Это подпитывалось еще и тем, что он фактически спас мне жизнь. И даже то, что без него такой необходимости бы не возникло, сути не меняет.

— Ага, сделаю вид, что поверил, — прищурился он, прекрасно раскусив мою деланную невозмутимость.

Естественно, я испугалась, но он не заставит меня сказать. Не-а, я буду не я, если признаю это. Это как игра. Это все больше напоминает ее. А значит, держаться до победного и не сдавать обороты.

— И как давно моя вечеринка перестала быть частной? — попыталась скопировать я его улыбку, что у меня, естественно, не получилось.

Очень странно. Что-то не так. Нет никакого напряжения, неловкости или скованности, ничего, что присутствует при нахождении с незнакомым человеком. Кажется, будто я встретила хорошего знакомого, но я вижу его впервые. Чувство легкости и непринуждённости, но есть и что-то еще.

Преследует какое-то ощущение дежавю. Это даже несколько другое, что-то большее, чем обычное дежавю. Словно не только этого парня я уже видела, но и это место, сама ситуация, время и все, что вокруг, будто со мной уже такое случалось, но я не могу вспомнить этого. Не просто странно, это даже немного жутко.

— Кажется, когда я пришел, была Deathbeds (песня группы Bring Me The Horizon), — дал он понять, что прекрасно слышал музыку в наушниках, не удивительно, китайское барахло, но продержавшееся аж целых три года.

— Слушаешь брингов? — как настоящий фанат, я не удержалась от вопроса.

Он от чего-то усмехнулся и, поймав мой непонимающий взгляд, сказал:

— Я ожидал что-то вроде: Ты кто такой? Какого черта ты здесь делаешь?

Точно. Ну это вполне в моем духе, расспрашивать человека, даже не удосужившись спросить его имя.

— Нора, — подала я ему руку.

Общение с парнями для меня никогда не было проблемой. Все мои друзья, коих не мало, — парни. С ними мне намного проще, чем с представительницами своего пола. И это все было понятно еще с самого детства, когда все девочки в садике играли в дочки-матери, а я лазала с мальчишками по деревьям и играла в войнушку. Правда, есть одно исключение. И зовут это исключение Айлин. Наимилейшие создание, полная моя противоположность, с которой нас судьба повенчала как лучших подруг.

— Алекс, — пожал он мою руку.

— И что же ты здесь делаешь, Алекс? — той явной наигранности, с которой я это сказала, позавидовала бы самая «лучшая» из худших актрис.

— Стою, — хм, значит, продолжаем играть.

— И что же привело тебя сюда, о мастер логично-саркастических ответов, подразумевающих прямо смысловое понимание заданного вопроса? Что же заставило принять это положение пафосного, беззаботного юноши, попивающего кофеек в четыре часа утра на крыше многоэтажного здания, находящегося в центре города? — эту тираду я выдала монотонно и спокойно, как нечто совершено обычное, при этом еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Но, при всех стараниях, растянувшуюся улыбку сдержать не удалось.

— А по каким же причинам здесь находитесь вы, о великая составительница архисложных, саркастических вывертов на ответы, подразумевающие прямо смысловое понимание заданного вопроса? Что побудило вас на это состояние некого транса, во время которого вы, возможно, в мыслях рассуждали о смысле бытия, но физически все-таки находились на неблагоприятной для вашей жизни высоте, слушая творения современных, и не только, музыкантов, при помощи техники, с которой так жестоко после обошлись, при всем этом находясь здесь всю эту ночь?

Пару секунду мы прожигали друг друга взглядами. Но потом, не выдержав, рассмеялись. Надо признать, что он первый, кто выдержал мою литературную пикировку. Да еще и ответил.

Моя речь должная была стать завершающим ударом, сделав меня победителем в этой странной, негласной игре, но он сокрушил всю мою стратегию и смог контратаковать. В итоге, ничья была ознаменована нашим смехом. Игра окончена. Причина: отступление обоих игроков.

Отсмеявшись, мы устремили взгляды на город.

— Что ты видишь?

Я было подумала, что он прикалывается, но его голос и выражение лица были абсолютно серьезными, от недавнего веселья не осталось и следа.

— Город, — не задумываясь, высказала я. — А ты что, видишь что-то другое?

— Все мы видим мир по-разному. Каждый по-своему, даже если смотрим на одно и тоже.

Он сделал пару глотков кофе, все так же смотря вперед задумчивым взглядом. У обладателя этого взгляда в голове сейчас роятся самые что ни на есть философские мысли. И я весьма удивлена такой быстрой сменой настроения.

Немного подумав над этим вопросом уже под другим углом, я ответила:

— Я вижу город. Живой город. Люди — его кровь. Они снуют по его дорогам, как по венам. Поддерживают его жизнь, проживая свою. Слоняются по зданиям, как по органам. Уходят одни, приходят новые. Так этот город дышит собственным кислородом, что состоит из энергии его обитателей. Я вижу множество жизней, связанных между собой. Множество историй. Кто-то сейчас мирно спит, кто-то спешит на работу, а у кого-то в это время только заканчивается ночная смена. В одной из проезжающих машин дружная семья едет на пикник за город, а в другой может сидеть какая-нибудь знаменитость, пытающаяся не попасться под камеры назойливых папарацци. Подростки собираются в школу, проклиная необходимость вылезти из-под теплого одеяла, а некоторые студенты отсыпаются после веселой вечеринки. Кто-то несется по шоссе на байке, забыв о скоростных ограничениях, другие гоняют с друзьями на скейтбордах. Политики обсуждают важные дела страны, а кто-то сейчас стоит у магазинной полки и выбирает, какие лучше купить хлопья. Одни рождаются на свет, другие его покидают. Дети, подростки, взрослые и пожилые. Мужчины и женщины. У всех свои чувства. Любовь, боль, горе, разочарование, надежда, радость, злость, спокойствие, счастье. И своя жизнь. Разнообразная и уникальная. Я вижу ее. Эту кипящую жизнь. Множество судеб, сходящихся и расстающихся каждую минуту, нет — секунду. Неимоверное количество жизней, соединённых тонкими нитями, переплетающимися между собой и образующими одно целое…

— Ого, вот это речь! — он усмехнулся, и мне сделалось неловко от того, что я, возможно, неправильно его поняла и выдала такую философскую тираду.

— Ах так, значит! И что же видится тебе?! — саркастично выдала я.

— Рассвет. Просто красивый, утренний рассвет.

Солнце уже почти взяло бразды правления небом в свои руки, сменяя звездную ночь с ее волшебной луной. Красный и синий смешались, придавая небу фиолетовые и сиреневые оттенки. Облака перестали быть белыми, перенимая на себя все цвета, что могло создать восходящее солнце. Первые яркие лучики поползли по окнам высокоэтажных сооружений, создавая еще более необычную игру света, и оповещая город о наступлении утра. Свет слепил глаза, но я не смогла оторвать взгляда от прекрасной картины утреннего рассвета.

Он был прав. Мы смотрели на одно и тоже, но я даже не обратила внимание на это восхитительное небо.

— Так красиво, — созерцание такого вида не могло не вызвать улыбки, и я даже на какое-то время забыла, что нахожусь здесь не одна.

— Ты улыбнулась, — вернул меня в реальность голос Алекса.

— Ну и что? Я и до этого улыбалась…

— Нет. Сейчас это было искренне.

Я не знала, что на это ответить. Все мои речевые выверты, приправленные толикой сарказма, куда-то испарились. И я подозревала, что это связано с внезапно появившейся усталостью и желанием уснуть на месте.

Пока я пыталась бороться с дремотой, Алекс снова сделал глоток из стакана. Мой взгляд тут же застыл на картонном стаканчике. Кофе. Кажется, я полмира сейчас готова отдать за глоток этого терпкого напитка.

— Хватит жечь взглядом картон, — Алекс демонстративно снял пластмассовую крышку и перевернул стаканчик, с которого впоследствии упали лишь жалкие несколько капель.

— Ну и ладно, не очень-то и хотелось, — вру, до ужаса хотелось и до сих пор хочется этого бодрящего напитка. Хоть я и не фанат кофе, но случаются такие нападки, особенно когда до жути слипаются глаза.

— Кажется, у меня есть безумно заманчивое предложение для вас, мисс врушка, — загадочно протянул парень.

— И какое же, мистер интриган? — в тон ему сказала я.

— Как насчет того, чтобы прогуляться до ближайшего кафе, дабы предотвратить потоп из твоих слюней, вызванный мечтаниями о дозе кофеина?

— У меня нет с собой денег, — да и не с собой тоже нет. Все кое-как накопившиеся сбережения ушли на снятие квартиры и ее обустройство. Деньги на еду, конечно, имеются, но лишь на самое необходимое, и в этот список точно не входит мизерная порция кофе в каком-нибудь кафе, где цены на него завышают в несколько раз. Серьезно, в некоторых заведениях малюсенькая чашечка кофе стоит чуть ли не как бутылка шампанского. Единственный вариант — дешевый растворимый три в одном, но лучше уж никакого кофе, чем эта дрянь. Безвкусная, химическая отрава. Нет уж, извините, воздержусь.

— Не проблема, я угощаю.

— Нет, — с большей резкостью, чем полагалось, ответила я. — Я не позволю кому-то платить за себя. Тем более малознакомому парню.

— Даже за кружку кофе?

— Даже за кружку кофе.

— Высокомерие или …

— Принципы, — закончила я за него, одновременно отвечая на вопрос. Это действительно они — принципы. Такие «угощаю» я воспринимаю как подачки, вызванные у людей жалостью ко мне — «бедной сиротке». Ненавижу эту принижающую жалость. Словно акт доброй воли короля к жалкому рабу. В большинстве своем, люди идут на такую благотворительность дабы потешить свое эго, исходя из такой логики: «Я подал этому грязному бродяге мелочь, сделал такой достойный поступок, я такой хороший и добрый!». Есть также индивидуумы и похуже, так называемые «публичные благодетели» — это те, кто совершают пожертвования, помогают нуждающимся, ради общественного мнения. В этом случае человеком движет лишь намерение создать себе репутацию доброго самаритянина, своего рода самореклама, игра на публику и не более.

А где же бескорыстное желание помочь, где добрые и сочувствующие сердца? Они есть, но таких ничтожно мало. В основном это дети. И, в действительности, дети — самые искренние существа.

Конечно, предложение Алекса не относилось ни к одному из пунктов. Никакая жалость здесь не замешана, он не знает обо мне ничего, следовательно, и жалости никакой быть не может. Это лишь привычный для него жест дружелюбия, ничего не значащий и не несущий в себе никакой корысти и скрытого подтекста. Тем не менее, по устоявшимся с детства моралям, что и составляют мои принципы, — ничего задаром не бывает, все нужно заслужить. Никто не одарит тебя счастьем за просто так.

— Хм-м, — протянул он, ненадолго задумавшись, — тогда у меня есть другое, не менее заманчивое предложение.

— Я вся во внимании.

— Предлагаю обмен: с меня поход в кафе в обмен на один твой день разговоров со мной.

— Что, прости?

— Все просто: я тебя угощаю, а ты, взамен, побудешь на сегодня моим собеседником. Ну что, согласна?

— Разговор, взамен на кофе?

— Именно.

— А ты тот еще хитрец.

— Не отрицаю, но еще я до жути упертый, так что так просто ты от меня не отделаешься.

— Неужели сейчас так сложно найти хорошего собеседника?

— Слишком редкое везение. Ну, так каков твой ответ?

А почему бы и нет? Я, конечно, понимаю, что его так называемая «цена» — лишь ухищрение, но с другой стороны, то мой день — мое время, а как говорится: «Время — деньги». Ха, вот так вот! Конечно, это лишь шуточная формальность, но я ведь не принципиальна до маразма.

К тому же такой решительности и заражающему позитиву сложно уступить. Ну и если совсем честно, то все внутри меня просто вопит: «Соглашайся!». Может, всему виной это странное чувство дежавю.

— Да, я согласна.

— Вот и отлично, пошли.

О том, куда именно мы идем, он решил умолчать, бросив лишь, что это его любимое заведение, где подают отличный кофе.

Оказалось, что насчет разговора в качестве цены он не совсем схитрил. Всю дорогу Алекс просто заваливал меня вопросами. Вопросы эти никак не касались моей жизни, моих интересов и вообще меня самой. Лишь мое мнение касательно чего-то. Такие же, как и тот, что он спросил на крыше. Они вроде были и совсем простые, ответы на которые, казалось, были очевидны, и в то же время, если копнуть в саму их суть (что он и заставлял делать, так как простые ответы не засчитывались) они заставляли задуматься совсем не об обыденном и повседневном. Ответ не лежал на поверхности и был вовсе не очевиден, как казалось сначала, все куда более возвышено, и в тоже время очень жизненно. Как бы парадоксально это не было.

Вообще все наши диалоги — сплошной парадокс. Я говорю что-то, в чем абсолютно уверена, те истины, что естественны так же, как и потребность дышать. В них я абсолютно уверена, и даже мысли о том, что все может быть иначе — невозможны. И все же Алексу каким-то неведомым для меня образом удается взглянуть на все под совершено иным углом, о существовании которого я не могла и подумать. Он говорил то, что переворачивало мое понимание, заставляя совсем по-иному взглянуть на обычные явления. При этом светя своей «улыбкой — ухмылкой», что шло в полный разрез с тем, что он говорил. Парадокс. Наши реплики вместе составляли один сплошной парадокс.

Так прошла вся дорога до так называемого «кафе». Перед нами предстало трехэтажное, невероятно красиво оформленное здание, которое я считала кощунством называть простым кафе. Да это больше похоже на французский ресторан, чем на какое-то простое заведение.

Я даже не успела ничего сказать, как Алекс, воспользовавшись моей временной растерянностью, затащил меня внутрь, быстро поздоровавшись с охранником на входе.

Внутри все было еще шикарней. Кожаные красные диванчики, столы, застеленные белыми и красными скатертями, картины и разного рода украшения, дополняющие интерьер. Народу почти не было, но из тех нескольких человек, что смерили нас странными взглядами, я поняла, что это заведение далеко не для обычных подростков, скорее для «золотой молодежи» и солидных бизнесменов. Сейчас здесь завтракали мужчины в дорогих костюмах, и женщины, в не менее дорогих платьях и деловых нарядах. У меня тут же появилось безумное желание выбежать вон. Мой внешний вид совсем не соответствовал здешним стандартам. Одежда, состоящая из рваных джинсов и мешковатой белой майки, в придачу к растрепанным, распущенным волосам, без намека на хоть какое-то подобие прически, уж совсем не вписывались в здешнюю атмосферу. Я попыталась шагнуть назад, но рука Алекса еще сильнее сжала мое запястье.

— Куда это ты меня притащил! — тихонько зашипела я.

— Как куда? В кафе, как и договаривались, — невозмутимо отозвался он, направляясь к барной стойке.

— Кафе!? Да это самый настоящий ресторан.

— Ресторан?! — в тон мне, негромко воскликнул он. — Какой же это ресторан, так, обычное кафе.

Я была, мягко говоря, в шоке. И вместе с тем, до моего сонного сознания достучалась одна мысль. Если этот парень серьезно привел меня в это роскошное заведение, чтобы просто угостить чашкой кофе, при том еще и так говоря о нем, будто об обычной забегаловке, не значит ли это, что у Алекса никаких проблем с деньгами нет. На вид он ненамного старше меня, возможно, ему где-то около двадцати двух, плюс-минус год. И откуда же у него могут быть такие финансы, что он в состоянии угостить первого встречного в таком заведении, будто это — обычное дело. Богатые родители или хорошая работа? Я больше склоняюсь к первому, так как в этом возрасте карьера только начинается и зарабатывать реально хорошие деньги, да такие, чтоб разбрасываться ими направо и налево — маловероятно, и скорее даже практически невозможно. Хотя все может быть.

Пока я размышляла, Алекс уже поговорил с барменом, и они явно были хорошо знакомы, значит, он здесь действительно частенько бывает, что еще раз подтверждает мои догадки.

В сам разговор я особо не вслушивалась, слишком увлеченная взглядом одной дамочки. Взглядом, пробивающим меня своим презрением. Очнулась я от того, что Алекс потянул меня к лестнице, ведущей на верхние этажи, кинув через плечо короткое: «Идем».

Мы поднялись на застекленную крышу. Оказывается, она была обустроена как четвертый этаж, но не так шикарно, как остальные. Здесь не чувствовалась изысканная роскошь, скорее теплый уют. Все было оформлено в приятных пастельных тонах, что очень резонировало с яркими красками первого этажа.

Всего было четыре столика, рассчитанных на двоих человек, небольшая барная стойка и много разных цветов для украшения, что напомнило мне оранжерею. А самое главное — ни души вокруг, кроме барменши и Алекса. Накатившее напряжение вмиг развеялось, уступая место спокойствию. Что ж, мне здесь определенно нравится больше, чем внизу. Да чего уж душой кривить, мне здесь очень нравится.

— Здорово, да? — отвлек меня от созерцания здешней атмосферы Алекс. — Именно поэтому это мое любимое заведение в городе.

— Намного лучше, чем внизу.

— Правда? Значит, тебе не нравятся такие места.

— Чувствую себя не в своей тарелке.

— Ты про тех, что сверлили нас оценивающими взглядами? Да ладно, не стоит обращать на них внимание.

— Мнение других людей тебя не особо заботит?

— Если бы это было так, я бы не расспрашивал тебя всю дорогу.

— Мое мнение было тебе интересно, это другое.

— И то верно, но мнение человека и мнение общества — разные понятия. Общественное мнение не стоит внимания.

— Почему же?

— Гений может быть среди стада, но стадо не может быть гениальным.

Мы прошли за самый дальний столик, что стоял ближе всего к окнам, чтобы была возможность любоваться пейзажем. Пока я размышляла о смысле сказанного Алексом утверждения, к нам подошла барменша, видимо по совместительству и официантка. Небольшого роста девушка, с ничем непримечательной внешность, но очень милой и дружелюбной улыбкой, вежливо поприветствовала нас и подала каждому меню в красном бархатном переплете.

Я уж хотела сказать, что буду лишь чашку кофе, но любопытство пересилило, и я, только ради интереса, открыла предложенное меню.

Кажется, мои глаза сейчас вывалятся, просто не помню, чтобы когда-нибудь так сильно их выпучивала. И не только от разнообразия и вида здешних блюд, но и от их цены.

Махом перелистнув добрую половину меню, я нашла целый раздел, посвященный кофе. И какого только кофе там не было, причем с самыми навороченными и неизвестными мне доселе названиями. А сумма рядом с каждым из них была чуть ли не как моя квартплата, а то и больше нее. А когда я наткнулась на страницу с десертами, то разве что рот не раскрыла.

Я не могу ничего из этого заказать. Моя совесть не позволит. Это слишком дорого, и никакой шуточный уговор силы не играет. Это слишком большие деньги.

Алекс же в это время спокойно делал свой заказ и, закончив, наконец заметил, как я таращилась в меню.

— А что желаете вы, мисс? — обратилась ко мне девушка, записав его заказ.

— А!? Я… — собралась я уже сказать, что ничего не буду.

Но увы, Алекс сразу все просек по моему взгляду и, быстро забрав мое меню, сам сделал за меня заказ, состоящий из кофе Фраппе и какого-то десерта с французским названием. Я не успела и возразить.

Скорость его реакции все же поражает. Записав все, официантка удалилась, и я тут же уперлась недовольным взглядом в Алекса.

— И что это такое сейчас было? Почему ты решаешь за меня?

— Потому что ты собиралась отказаться от заказа, увидев его стоимость. Я ведь прав?

— Да. Я не могу, это слишком дорого и…

— Так! — снова перебил меня он. — Я знаю, что ты сейчас скажешь: «Мы с тобой почти незнакомы», «Это слишком», «Я не могу позволить, чтобы ты заплатит за меня столько» и так далее и тому подобное. Давай опустим эти скучные препирания и вспомним про наш договор: я угощаю, ты отвечаешь. А если откажешься, значит, не сдержишь свое слово.

— Ладно, допустим, что все так просто и моя совесть должна быть чиста, но мы вроде как договаривались только на кофе? — хитрить тут может не только он.

— А-а, я сказал, цитирую: «я тебя угощаю, а ты, взамен, побудешь на сегодня моим собеседником». Угощаю — не ограничивается только кофе.

— Сколько бы я не приводила аргументов, ты всегда найдешь, что ответить?

— Вот именно.

Тем временем наши заказы были уже готовы. Оказалось, он заказал себе почти тоже самое, что и мне, наши десерты лишь немного отличались друг от друга.

— Ты думаешь, что я все это съем? — мне было весьма интересно, почему мне он сладостей заказал намного больше, чем себе. Неужели думает, что я так много ем?

— Я не определился, что из этого вкуснее. Можешь не есть все полностью, но попробовать каждое из них — просто обязана. Это настоящие объедение.

И он был прав. Такой вкуснятины я еще никогда не пробовала. Словно ешь счастье чайными ложками. И я действительно почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Даже не знала, что еда может вызывать такие эмоции. Может, от того, что никогда не ела ничего подобного.

Как только мы расправились каждый со своей порцией, Алекс вернулся к своим многосмысловым вопросам.

Я сложила руки на столе и положила на них голову, смотря в окно на медленно плывущие облака. Как ни странно, чувство сонливости после выпитого кофе никуда не делось. А может, кофеин еще не успел подействовать.

Алекс же откинулся на спинку кресла, также смотря в окно, только вот за чем он наблюдал сейчас — я не знала. Зато точно знала, что мы с ним станем друзьями.

Начиная общаться с человеком, я всегда наперед знаю, станем ли мы друзьями или останемся просто знакомыми. Чутье или интуиция, называй как хочешь, но они подсказывали мне, что этот человек будет частью моей жизни.

Так мы и сидели, переходя из темы в тему, пока он не дошел до такой заезженной, как "любовь":

— Как думаешь, почему говорят, что первая любовь не забывается?

— Потому что первую боль сложно забыть, — сухо ответила я, совсем не желая говорить об этом. Веки слипались, и в сон клонило все больше.

— Из-за того ли, что чаще всего трагедия первой любви — ее безответность? — продолжал он.

— Нет, из-за того, что сама любовь есть синоним боли.

Он что-то сказал, но слова слышались словно сквозь толщу воды. Не в силах больше бороться с чувством дремы, я отключилась.

Тогда я еще не знала, что наша встреча действительно станет началом новой жизни, но совсем не такой, какой я ее себе представляла.