Вернуть Джека (джен)

Темнота шепчет глупости: что никогда Софи не вернётся домой, что не нужна она ни брату, ни маме, ни тем более Хранителям. Девочка не сидит сложа руки, слушая такую ерунду — она не видит ничего, но, выставив перед собой руки, ищет выход, но всё натыкается на препятствия. Злой шёпот становится назойливее, и девочка слышит его, даже закрыв уши. Слёзы бегут по её лицу, и Софи, совсем сдавшись, громко плачет. Эхо рыданий наводит на неё больше тоски, и девочка прижимается к стене, обняв себя за плечи.

— Ну как он мог додуматься оставить девочку замерзать? Ну почему он такой дурак?!

Слышится хлопок, и тьму разгоняет свет. Девочка вздрагивает, когда видит перед собой Светлану, которая с недовольным видом протягивает ей через прутья маленькое солнце:

— Не умирать же тебе от холода!

Софи с опаской принимает подарок и почти сразу с облегчением вздыхает. Лишь сейчас она может объяснить себе, почему ей было жутко холодно — место, в котором она очутилась в пижаме, покрывают льды и снега. Только в её странной клетке из чёрного песка их нет. Сейчас ей так тепло, будто Софи укутали в ватное одеяло.

— Выпустите меня. Мне не хочется здесь быть, — вяло мямлит Софи, и когда Светлана глядит на неё, как сова на мышь, тут же опускает взгляд.

— Это всё зависит от твоих друзей, — снисходительно отвечает Светлана и бурчит под нос: — Где же его носит?!

Как по команде, в пещеру врывается табун кошмаров, и шум сбивает сосульки — они летят прямо на сжавшуюся в клубочек Софи. Светлана метает в них солнечные лучи и едва успевает спасти девочку. С таким видом, будто её вот-вот разнесёт, дочь Солнца скрещивает руки и даже не оборачивается на зов.

— О, нашла себе подружку? — усмехается Кромешник, слезая с кошмара. Она хмыкает и гордо выпрямляет спину, отчего его помощники дружно прыскают. Они глядят ненавидящим жёлтым взглядом, а она закрывает глаза. Даже Софи от такого зрелища вытирает слёзы и в оба следит за тем, как волей-неволей Светлана съёживается, а Кромешник ходит вокруг неё, стуча посохом Ледяного Джека, и цокает:

— Ты меня боишься, светик-семицветик? Боишься? Как жаль… Значит, мы больше не друзья? Я разочарован.

Дрожащим голосом Светлана отвечает:

— Ты не привёз девчонку.

Кромешник оскаляет зубы:

— Думаю, я сам справлюсь с тем, чтобы решить, что мне делать. Не указывай мне, семицветик. Иначе что такое настоящий страх узнаешь и ты.

— Идиот.

Софи едва сдерживает крик, когда Светлана открывает глаза, а в них горит пламя. Она медленно поворачивается к Кромешнику, и по ней скачут искры. Ему не защищает ледяной барьер и мощная метель, стоит Светлане лишь взглянуть на него — и вместо колдовства у Кромешника лишь лужи под ногами. Кошмары мчатся на помощь хозяину, но Светлана отделяет их огненным кольцом, и Кромешник оказывается в ловушке.

— Ты не понял, с кем связался, — неумело сдерживая гнев, мурчит дочь Солнца. — Я тебе сказала принести девчонку — и ты должен был послушаться. Я тебе почти в руки вложила те чёртовы воспоминания — ты должен был досмотреть их до конца, — и она срывается на отчаянный крик: — Я тебя почти воскресила в обмен на твою преданность — и ты должен быть предан мне, чёрт тебя возьми! Что я тебе говорила про то, что сделаю с тобой, если ты будешь делать глупости?! Ты мне всё испортил! Опять!

Кромешник стоит ни живой, ни мёртвый. Кошмары отчаянно пытаются прорваться к нему, искры летят во все стороны, а Софи, сжавшись в дальнем углу песчаной клетки, и вздохнуть боится.

— Если это ты мне принесла… — Кромешник достаёт из-за пазухи золотистый коробок, и он блестит в глазах Светланы: — То это твои воспоминания, дочечка солнца. На что они мне? Забирай своё барахло.

Со звуком рухнувших надежд коробок с воспоминаниями катится к ногам Светланы.

Затухает пламя. Гаснут искры.

И даже сама Светлана немного меркнет, уступая тьме большую часть логова. Злые кошмары несутся к Кромешнику, растаптывая воспоминания, как жестяную банку. Светлана дрожащими руками подбирает то, что осталось от коробка, прижимает к груди, а на неё устремляются сотни злых жёлтых глаз.

— А ведь моё сердце сжигает твой уголёк обиды, — сипло проговаривает она. — И ты даже не досмотрел мои воспоминания… Неужели это было так сложно? Почему мне так не повезло с родителями?..

У Светланы катятся красные слёзы.

Кошмары роют копытами, вот-вот нападут, а она не отводит от Кромешника заплаканных глаз.

— Ты ошиблась, дочечка Солнца. Я не твой отец. У меня никогда не было детей, уходи отсюда. Ну, ну, — Кромешник обращается с кошмарам, — не обращайте на неё никакого внимания. Она уже поняла, что здесь лишняя и никому не нужна.

Светлана опускает голову и не отвечает. Кошмары фыркают и расходятся, кто — полежать, кто — попугать маленькую пленницу. Кромешник хлопает прямо перед лицом Светланы и напоминает, чтобы она освободила его логово от своего присутствия.

Но хлопок как будто прогоняет её потерянность, и, почти погаснув, Светлана хватается за посох Ледяного Джека. Даже кошмары не успевают прийти к хозяину на помощь, как Кромешник сваливается на колени и с ужасом глядит на руки, которые обращаются в пыль. А Светлана, держась за грудь и проглатывая плач, наклоняется к нему и шепчет:

— А ты ведь не понял, что даже тобой Луноликий дорожил. Ты существовал, пока существовал он. Вы были связаны. Ха… не знаю, для чего он тебя оставил, ты же его презирал. Он прощал. Он проща-а-ал…

Убежище Кромешника превращается в зыбучие пески. Кошмары рассыпаются, и сквозняк играет с напоминанием о них. Пещера напевает о грустном, а Светлана слабо улыбается, сжимая остатки воспоминаний.

— Неудачница, — процеживает сквозь зубы Кромешник, падая на колени. — Ты всегда будешь одна. Никому ненужная белая ворона. У тебя ничего никогда не будет получаться, потому что ты — самое ужасное и тошнотворное, что может быть на свете. И мои слова, дорогая Светлана, всегда будут с тобой.

Ярко вспыхнув, Светлана стучит ногами и кричит прекратить. Камни рушатся, осыпается земля.

Кромешник, не отводя от неё ненавидящий взгляд, смешивается с пылью. А она, словно бы на миг придя в себя, черпает чёрный песок и нависает над ним в слезах.

Софи больше не удерживает странная клетка, но это подвергает её большей опасности: камни, огромные, страшные летят прямо на неё. Она едва успевает увернуться, как её нога застревает в руинах. Софи не зовёт на помощь, не плачет, а бьёт себя по ноге и жутко злится. Она с округлёнными от ужаса глазами готовится, что сейчас её накроет вечный мрак, но вдруг становится очень светло и тепло.

Когда девочка размыкает веки, то видит вокруг не мир, утекающий в бездну, а перистые облака, бесконечное цветочное поле и девушку, сжавшуюся в клубочек, которая плачет, как брошенный котёнок. Софи хочет с ней поговорить и успокоить, но девушка только кричит на неё и бьёт о землю золотистый коробок.

— Я всё доведу до конца… Я успею… — разбирает Софи среди воплей и плача. И пока девочка раздумывает, как ей помочь успокоиться, Светлана замирает. Софи, дрожа от страха, поворачивает её на спину и вскрикивает — по шее дочери Солнца ползут чёрные вены, а она, зажмурившись, кусает губы.

— Помоги… Помоги же мне… — бормочет она, и Софи наклоняется к ней. — Если ты меня не послушаешь, я уничто… жу тебя… Расскажи обо мне моей кукле… и быстрее…

Девочка кивает, совсем не понимая, о чём ей говорят. И Светлана, вздохнув, еле взмахивает рукой — перед Софи пляшет солнечный лучик и манит за собой. Девочка мчится со всех ног, задыхается и иногда проверяет, как там Светлана, но она всё лежит. Когда вдали показывается домик, Софи даже тянет к нему ладони — так ей кажется, что она быстрее до него доберётся. Но дорога длинная, травы царапают, пчёлы жалят, и девочка, как бы ни хотела иного, то и дело падает .

А Солнце, как ни в чём ни бывало, поддаёт жару.

* * *

— …Никогда, никогда не сдавайся. Ветер ещё вернётся, сдует с родных краёв мрак, найдётся тот, кто прогонит с небес тучи. Ещё засияет луна, ещё успокоится солнце. Исчезнут кошмары, уступят дорогу прекрасным грёзам. Всё всегда возвращается. И те, кто потерялся, тоже вернутся. Ты постараешься ведь, Джек?

Он с беспокойством обыскивает кладовые Северянина, пока Эмма тренируется насылать метель. Непослушные снежинки не собираются в злые стаи, а плавно вальсируют. Эмма вздыхает и опускает руки:

— Я не могу… Нам не вернуть ту девочку, да? Джек, почему ты со мной не разговариваешь? Ты злишься, что я теперь совсем как твоя настоящая сестрёнка? Прости…

Куча хлама вываливается у него из рук. Жутко нервничая, Джек даже пинает его. Он надеется найти хоть один снежный шар, который откроет им портал в логово Кромешника, но в закромах исчезнувшего Хранителя Детства есть всё, кроме того, что нужно для спасения Софи. Он громко захлопывает крышку сундука, садится на него и медленно, не глядя Эмме в глаза, отвечает:

— Это не твоя вина. Но, пожалуйста, давай пока об этом не говорить, у нас есть дела серьёзнее.

— Ты бы хотел, чтобы меня не было.

Джеку кажется, что мысли роются в его голове очень шумно, и он даже закрывает уши и садится на корточки. На пол, как слёзы, капают талые снежинки. Эмма бормочет что-то и гладит его по голове, а Джек только и глядит, как лужица растёт и отражает его грустное лицо.

— Если бы не я, то, может быть, твои друзья были бы всё ещё с тобой, — тихим голосом говорит Эмма. — Мне жаль, что всё получилось вот так. Если бы я могла помочь…

— Ты гораздо лучше, чем я.

И больше Джек ничего не говорит. Он всё ещё избегает тоскливого взгляда девочки и делает вид, что что-то ищет. Когда она осторожно касается его плеча, Джек вздрагивает. А девочка с виноватым видом протягивает снежный шар:

— Ты только не злись… Я ведь один шар оставила у себя, на всякий случай. Так что, если бы меня забрал Кромешник, я бы вернулась. Прости… Я так боялась тебе рассказать…

Джек закрывает лицо и глубоко вздыхает:

— Ну почему я должен на тебя злиться? Ты всё сделала правильно.

Когда Эмма отдаёт ему портал, то не сдерживает слёз. Она обводит руками каморку, в которой когда-то йети сортировали подарки, а эльфы помогали раскладывать всё по местам. Эмма тыкает в истерзанную одежду Джека и показывает на свой наряд — тот, что ей подарила Зубная Фея, — и мотает головой:

— Ты же меня теперь ненавидишь. Всё из-за меня, и под лёд упал ты тоже из-за меня. И… Рождество, Пасха… они будут теперь ненастоящими, а ведь детей, которые в них верят, и так было мало, а сейчас… Эти подарки, которые никогда не попадут к тем, кто их заслуживают... Избавь меня от своей ненависти, пожалуйста. Сделай из меня обратно сонный песок. Не мучайся, пожалуйста.

Джек берёт её за руку, как игрушку, кидает снежный шар, но он не открывается — ни после третьей, ни после десятой попытки. Волей-неволей, он бросает на Эмму сердитый взгляд, а она уверяет, что тут точно не её вина.

— Хватит, прекрати, — проговаривает сквозь зубы Джек, пока трясёт шар — в нём снежинки медленно кружат вокруг малюсенькой ёлки. — Я только что потерял всех своих друзей, не могу спасти сестру лучшего друга и слушаю, как собственная сестра рисует из меня монстра. Ты и есть моя настоящая Эмма — и ты не виновата в моих ошибках. Но я обещал, что со всем разберусь — только мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, давай ты будешь говорить только о хорошем и хоть чуточку улыбаться — мне так, правда, легче.

Эмма с самым счастливым видом кивает, и полумрак кладовой рассеивается. Джек вскакивает с места, задевает мизинцем ноги угол сундука и с гримасой боли говорит:

— Я не смогу показаться Джейми на глаза, пока не вытащу из лап Кромешника Софи. Все, кто мог помочь, исчезли. Но есть ещё кое-кто. Не думаю, что они помогут — но мы хотя бы попытаемся. Хотя тут же речь о ребёнке — не могут же даже куклы быть настолько чёрствыми, чтобы бросить его?

И на этот раз портал срабатывает.

* * *

Меньше всего на свете он хотел бы оказаться здесь — среди разодранных книг, разбитых кружек и уснувших чудес. Джек, с горем пополам, спросил после восхода солнца у ветра, как там дети. С ними было всё хорошо. Они не сошли с ума от горя, не потеряли смысл жизни, всё было, как и раньше — даже лучше. Ведь тоска, окутывавшая мир в последнее время, улетучилась. Пока не совсем понятно, как они будут вести себя дальше, но Джек понимает, что ничего страшного не произойдёт — они просто привыкнут, что больше не будет волшебства. Они — те, за кого Хранители бились веками — забудут о них.

Под его ногами хрустят осколки — не кружек, не тарелок, и Джек вспоминает, каким ужасом всё закончилось в прошлый раз. Он с сожалением смотрит на Эмму и говорит себе, что не нужно было её брать. А она доверчиво берёт его за руку и ничуть не волнуется:

— Я знаю, что пока ты со мной, всё будет хорошо, — улыбается она, и Джек съёживается. Так же говорил Джейми. А теперь, наверное, считает Джека плодом воображения. Он ведь первым делом проверил, сколько осталось огоньков на шаре детской веры — ни одного. Каково же ему теперь — сестра пропала, в лучшего друга разуверился, вся прежняя жизнь рухнула.

Эмма сжимает руку. Джек сдерживает порыв одёрнуть её и натянуто улыбается — ему кажется, что вот-вот треснут щёки.

— Э-э-эй! — зовут Джек и Эмма хором, и отвечаем им зловещая тишина.

— Ну какого чёрта я потратил последний портал впустую?! — он хватается за голову. — Я же помнил, что Хранители возвращались сюда, чтобы поговорить с игрушками — и никого не было. С чего я взял, что сейчас что-то поменяется?!

— Не расстраивайся, тут должно же что-то подсказывать, куда они подевались, — Эмма обнимает Джека, опустившегося на колени, и гладит по спине. — Ты совсем в себя не веришь. Разве так будет что-то получаться?

Джек молчит, закрыв глаза. Тихим ангельским голосом Эмма напевает ему на ухо:

— Солнце съело небеса,

Лучики гоняют

Родинки туда-сюда,

Щёчки загорают.

Для тебя моя душа

Птица крепостная.

Я тебя, моё дитя,

В жизнь не потеряю.

Горько вздохнув, Джек проговаривает:

— Это колыбельная мамы… А я и забыл. Очень красиво.

— Может быть, в этом твоя проблема? Ты совсем ничего не помнишь о нашем… о своём детстве. То есть, ты знаешь, что было да как, но… почти не принимаешь твоё прошлое таким, какое оно стало. Я думаю, тебе грустно, что семья осталась далеко-далеко, а ты сейчас тут, один, и совсем не знаешь, как сложилась их жизнь. Но когда ты всё вернёшь на своим места, попробуй отыскать их. В смысле, потомков. Это должно помочь, а разве бывает по-другому?

Джек светлеет взглядом и сжимает руку Эммы:

— Какой же ты философ.

Из ниоткуда раздаётся кашель — неистовый, отчаянный, а ещё — звон разбитого стекла. Прислушавшись, Джек и Эмма понимают, что кто-то есть под полом. Подвинув кучи с книгами и остатками еды, они натыкаются на люк.

Когда он открывается с противным писком, кто-то расстроено охает и бормочет, что так быть не должно. Эмма, не разобравшись с фонариком на комоде, находит лампаду, привычно зажигает её и освещает подвал.

Скрючившись и сотрясаясь всем телом, на холодных камнях, лежит Хрустальная Кукла. Когда Джек спускается за ней, она отбивается, как может, и он замечает дыру в её груди. И каждый раз, когда Хрустальная Кукла шевелится, трещины ползут сильнее.

— Скорее, Эмма, приготовь что-нибудь мягкое, чтобы положить её туда, — просит Джек, с трудом поднявшись с тяжёлой игрушкой. Не медля ни мгновения, девочка готовит мешки с пухом, которые давно заприметила в углу комнаты. Хрустальная Кукла с ужасом говорит:

— Это же не простые перья… поступки детей… хорошие… как же так можно?..

— Ты не о тех проблемах думаешь, Хрусталка, — твёрдым голосом говорит Джек и кладёт её на мешки. — Почему ты пряталась от нас? И ты всё время была тут?

— Так хотела… моя хозяйка… Найдите её. Пожалуйста. С ней беда. Её сердце тлеет. Сгорело от обиды… Как же мне её спасти? Почему она меня не призывает? А если. У неё не хватает. Сил уже на это? Джек. Ты прости меня за всё. Я не хотела тебе зла. Я просто делала всё. Что хотела Светлана. Я её кукла.

Пытаясь вернуть осколки на место, Джек едва её слушает:

— Угу… А где другие игрушки?

— Они… они очень капризные. Всегда были. Никому не понравилось. То, что она сделала с тобой. Даже фарфоровым куклам… Светлана их создала ведь. А когда они закапризничали. Я… теперь у неё только я. Она же знает. Что я её не брошу. Потому что мы связаны. С ней…

Не дослушав, Джек роняет осколок, и он громко звякает о пол. Эмма напрягается, подбегает к нему, чтобы успокоить, но он уже вне себя.

— Как же она меня достала! Припёрлась со своего далёкого солнца, не сиделось ей там. Все ей обязаны, все что-то должны! Разве хоть кто-то из нас был с ней знаком до этого всего? Она просто… — и Джек осекается, решив попридержать изысканные слова при себе, пока рядом Эмма. — Зачем она так с игрушками? Разве можно создать что-то, а потом без сожаления разрушить?

Хрустальная Кукла, неловко кашлянув, говорит:

— Ну, если честно… то кое-кто всё же… из вас с ней был знаком. Так жаль. Что ты нас с ней. Не вспомнил. Хотя разве можно. Тебя винить. На хозяйке проклятие. Воспоминания о ней, как дым. Пропадают быстро. Ты ведь, наверное. И сейчас с трудом вспоминаешь. Ваш с ней разговор здесь.

Джек усмехается и нервно задирает голову:

— Хорошо пудришь мозги, кукла. Надо подумать, что с тобой теперь делать.

Разразившись жутким приступом кашля, Хрустальная Кукла пытается отползти:

— Ты… разобьёшь меня… вдребезги… Отомстишь?

— Чего? — возмущается Джек. — Да ну тебя! Вы со своей хозяйкой больные на голову — обе. Ты бы лучше сказала, как заделать эту дыру, которая у тебя вместо сердца — а то долго ведь не протянешь.

— Уже ничего. Не поможет, — вздыхает Хрустальная Кукла. — Значит. Моей хозяйке конец.

Джек закатывает глаза и, попросив Эмму присмотреть за живой игрушкой, обшаривает магазин. Он с раздражением кидает книги с полок, на что Хрустальная Кукла пищит:

— Это же истории. Которые написали. Наши повзрослевшие детки!

— А на полу, значит, валяется брак, да? — язвит Джек и не прекращает поиски.

— Мы так читаем. Нас же много. Не каждый раз ставишь на место. Пожалуйста, хватит. Лучше разбей меня.

Джек отмахивается, и после горького вздоха Хрустальной Куклы, он с горящим взглядом возвращается к ней с тюбиком супер-клея. Объяснив Эмме, что это такое, Джек осторожно склеивает осколки. Починить живую игрушку получается не полностью, потому что много осколков потеряно, но Хрустальная Кукла кашляет меньше и даже приподнимается.

Когда она с голосом, полным благодарности, говорит, что это всё равно ничего не изменит, а лишь отсрочит её уход, в комнату с жутким грохотом врывается Софи.

Джек так радуется, увидев её живую-здоровую, что первым делом стискивает её в объятиях. Это он после замечает, что девочка вся грязная, в изодранной пижаме и с заплаканными глазами.

— Как тебе удалось сбежать? Как ты здесь оказалась? — не скрывая восхищения, говорит Джек. — Это просто чудо, что ты нашлась! Скоро всё будет хорошо, мы найдём способ отвести тебя домой.

— Там… там… — Софи заикается, и её колотит от страха. Джек быстро находит лоскутное одеяльце и накидывает его на девочку. И не думая, что на это скажет Хрустальная Кукла, он обшаривает комнаты и возвращается со стаканом апельсинового сока и тарелкой вафель.

— Не лучшее, что поможет тебе набраться сил, но больше я ничего не умею, — со смущением улыбается Джек, а Софи уплетает угощения за обе щеки. — Как же здорово, что ты здесь. Не торопись, приди в себя, успеешь ещё всё рассказать.

Но Софи торопливо выпивает сок, и он течёт по подбородку и одежде. Отдышавшись, девочка выдаёт:

— Ты даже не представляешь, там, у Кромешника, тако-о-ое было! Светлана что-то сделала, и он, и его жуткие кошмары, стали пылинками! Таял снег, падали камни… Она что-то сделала, и мы оказались около этого домика. И лежит там, пошевелиться не может. Просит какую-то куклу. Я, если честно, не знаю… Она так меня напугала… Она хуже Кромешника. Мы ей поможем?

Хрустальная Кукла, как слышит про Светлану, срывается с места — и неловко задевает стопку книг. Эмма с ужасом держит её у себя на коленях, разводит руками и боится даже дотронуться до отклеившихся осколков.

— Принесите. Её… Сюда. Я должна… вернуть ей половинку её души. Без меня она. Пропадёт. Пожалейте же её... Скорее!

Джек, Эмма и Софи переглядываются. Даже солнечные лучики притихли, перестали скакать вовсю по комнате. Молчание ждёт. Хрустальная Кукла прерывает его новым отчаянным приступом кашля. Она глядит на Джека пустыми прозрачными глазами, но ему всё равно кажется, что в них — мольба. Закатив глаза, он велит девочкам оставаться с ней.

— Ты что, правда, собрался её спасать? — охает Эмма. — После того, что она сделала?

— Она не… дурная. Вы должны. Понять, — еле-еле выговаривает Хрустальная Кукла, и Эмма с заботой гладит её по голове, кивнув Джеку. Заручившись одобрением Софи:

— Это правда, она же меня спасла, хотя могла и бросить. Значит, не совсем ещё монстр, — Джек вышел из домика.

* * *

«Всё пошло не по плану», — это первое, что он слышит от скрючившейся Светланы. Джек уверен, что она его не видит — глядит куда-то перед собой безумными глазами и бормочет. Она напоминает кусок масла на горячей сковородке, и Джек не сдерживает ухмылки.

Солнце нещадно стрекочет, и невозможно больше находится под его лучами ни секунды. Джек недовольно вздыхает и, собрав все силы, забрасывает Светлану за спину, как мешок, и пытается идти сквозь высокие травы.

— Почему они бросили меня?.. — всё проговаривает еле понятно Светлана, и Джек, стряхнув её, отвечает:

— А разве тебя возможно стерпеть? Да кто на такое способен!

— Он даже не досмотрел мои воспоминания… Неужели совсем не узнал?..

— Так, молчи, ещё это я точно не вынесу.

Шорох заставляет Джека остановиться. Обернувшись, он видит, что в травах что-то блестит. У него выпучиваются глаза, когда он понимает, что нашёл воспоминания самой Светланы. Ещё не придумав, что с этим делать, Джек торопится в заброшенный магазин живых игрушек, чтобы поделиться новостью с Эммой.

Хрустальная Кукла радуется своей хозяйке так, что позабыв о том, что рассыпается на части, прижимается к её груди и замирает. Они молчат, взявшись за руки, и лежат с закрытыми глазами.

— Какие страшные чёрные полоски, — вздыхает Эмма, глядя на лицо Светланы. — Кукла не врала.

— Конечно. Я не врала, — всхлипывая, отвечает она. — Спасибо. Что помогли нам. Вы совсем не думали. Что увидите её вот такой. Да? Но это настоящая Светлана. Слабая и беспомощная. Хоть бы она выжила… — Хрустальная Кукла говорит почти шёпотом, вся дрожит: — Вы её не обижайте. Она будет творить глупости. Потому что она несчастна. Помогите ей. Не бросайте. И не забывайте.

Джек не ждёт подвоха: хозяйка и кукла выглядят бессильными и не способными на какие-нибудь поступки. Но живая игрушка вдруг вскрикивает и изо всех сил подпрыгивает.

Хрустальные осколки летят во все стороны, как брызги воды, и Джек едва успевает закрыть собой Эмму. Он не понимает, что случилось — как будто это и не осколки вовсе. Они не ранят, а пролетают насквозь, будто их и нет. И тусклый светлячок, то падая, то воспаряя, летит к Светлане и пропадает в её груди.

Чёрные вены испаряются, и Джек с ужасом говорит Эмме, что, скорее всего, Светлана приходит в себя. И что будет потом с ними — непонятно.

И поэтому, как раз когда дочь Солнца открывает горящие яростным пламенем глаза, Джек открывает её коробок с воспоминаниями в надежде, что узнает способ, как её одолеть. Лоскутки чужого прошлого сшиваются за мгновение, Светлана даже хмыкнуть, как она любит, не успела. И ожидая увидеть даже невероятное, например, апокалипсис, но не себя, он разжимает воспоминания, и с грустным треском они разбиваются.

Джек глядит на Светлану разочарованным взглядом.

Эмма прижимается к Софи, и они пятятся в уголок.

Светлана поднимает хрустальный осколок, щурится и разглядывает через него Джека.

— Вы позволили погибнуть моей любимой кукле? И вам её совсем не жаль? — она со злостью метает осколок себе под ноги. — Это всё из-за вас. Я же говорила вам не вмешиваться, зачем вы — зачем ты! — полез в мой магазин игрушек. Я же тихо-мирно существовала. Так что всё это — на твоей совести!

— Светлана… — с трудом выговаривает Джек, как будто это первое слово в его жизни, и подбирает то, что осталось воспоминаний, и несмело протягивает ей: — Тебе нужно было сразу мне их показать.

Она меняется в лице, когда осознаёт, что теперь в её прошлое посвящён не тот, с которым она хотела, чтобы это случилось.

— Ха… — усмехается Светлана. И хотя во взгляде страх, она скрещивает руки и пытается казаться невозмутимой. — Что же… Ты теперь знаешь, как меня прогнать да? Ну и ладно. Всё равно же ты во всём виноват. Бедная моя Хрусталка!

— Помолчи, — увереннее говорит Джек и шагает к Светлане. Она пятится от него, старается защититься огнём — но сил не хватает. С полным волнения голосом, Джек спрашивает, подойдя к ней вплотную: — Значит, мы были друзьями? Вот почему ты меня пощадила?

— Друзьями?.. — с обидой переспрашивает Светлана и отшатывается от него, прикрывая лицо. — Отстань от меня. Я только что потеряла мою Хрусталочку. Кромешника больше нет… И… хах, какого чёрта я с тобой разговариваю? Ты и тогда мне все мысли перепутал — как и сейчас. Уходите из моего дома! Я хочу собрать все-все осколки моей Хрусталочки. Не уйдёте? Тогда я сама. Только теперь же у меня нет любимой куклы, и одной мне будет скучно. Знаешь, Джек, я хотела, чтобы ты предал свою ненаглядную сестричку — как предал ради неё меня. Но раз уж не вышло, а Софи я тебе вернула — то и Эмму с собой возьму, как мы и договаривались в начале. И её ты никогда-никогда не вернёшь! А знаешь, почему? Я её сделаю песочком, тем, кем она и является! Прощай, Джек, мы больше никогда не увидимся.

Они ускользают прямо у Джека из-под носа солнечными лучиками. Он смотрит на ладонь, за которую на мгновение успела ухватиться Эмма, и падает на колени. Нет ни солнца, ни неба, ни земли. Мир разбился, как Хрустальная Кукла, и теперь лежит у его ног переливающимися вечером осколками. А он бормочет:

— Я… я знаю, как отвести тебя домой, Софи… Ничего не бойся.

А она стоит со слезами на глазах, не зная, как к нему подступиться.