Совсем другая Кейденс (джен)

Наконец спустя неделю всё необходимое для праздника было готово. На это потребовалось немало времени, Рябов и сам не знал, каким образом получилось разобраться со всем этим столь… гладко. Хотя нет, знал. По сути, за эту неделю он впервые для себя осознал полезность перекладывания собственных обязанностей на других пони, поскольку сам бы с ними всё равно не смог бы справиться.

Например Флейр. Чудесная, пусть и слегка назойливая советница после пары разговоров с ним занялась организацией праздника самостоятельно, хоть изначально планировалось, что он будет ей помогать как правитель Империи. Стоило ведь только заговорить её бредом наподобие того, что «Кейденс очень доверяет Флейр, что она за эти несколько часов показала, что способна на великие свершения и она была бы очень рада, если бы Флейр занялась этим праздником самостоятельно, без её назойливых советов, ведь она и сама наверняка отлично знает, что делать, не зря же её послала сама Селестия!»

Эффект был моментальный. Флейр вся в слезах от счастья, что её так ценят, тут же умчалась заниматься подготовкой. Такое ощущение, будто бы она всю жизнь ждала этого момента, чтобы показать, как хорошо она выполняет свою работу, хотя почему «будто», очевидно, так оно и было, судя по её реакции.

Затем следовала пони… Хотя стоп, это же мужчина. Как у них именуют пони мужского пони? Жеребец, конь, красавец, как?! Ну да неважно. Его звали Джеки Борроу, и он был тем, кто всё это время снабжал пони Кристальной Империи, в основном поставки шли из Понивилля. Как он сам сказал учёному при разговоре, у него были связи даже среди Эпплов, хотя непонятно, врёт он или говорит чистую правду. Кстати, кто такие Эпплы, интересно? Наверное, очень влиятельные ребята, не могут же они оказаться простой деревенщиной.

Так же легко, как с Флейр не оказалось. Это не была милая, доверчивая и наивная пони, которой едва стукнуло за двадцать. Это был опытный… Конь, который явно жизнь повидал и просто так не позволит никому водить его за нос. По человеческим меркам, Рябов дал бы ему лет пятьдесят, ни на год меньше.

Потому разговор был долгий. Пришлось часами торговаться, лишь бы уговорить Борроу на сотрудничество и поставку еды для праздника. Ничто не могло пронять Джеки. Ему плевать было на важный праздник, плевать было даже на деньги из казны Кантерлота, которые ему щедро обещал Рябов. Да даже угрозы казни на него никакого влияния не оказали. В итоге учёный сдался и просто спросил, что хочет Борроу за указываемое им количество еды.

Тот подумал немного, а потом с улыбкой на морде сказал, что это будет должок, который ничего материального не принесёт, зато Джеки будет приятно вспоминать, что сама принцесса у него в долгу. Рябов на такие условия, конечно же, согласился, тем более это было значительно меньше, чем он обещал ранее в случае согласия.

К счастью, дальше оказалось всё значительно легче. Например, в случае с дизайнерскими решениями Флейр обещала, что с поддержкой Селестии, которая очень ей доверяет, как она во всяком случае думала по какой-то причине, что пригласит некую Рэрити, которая на данный момент считается одним из лучших дизайнеров во всей Эквестрии, во всяком случае, по её мнению. Рябов решил довериться её мнению, поскольку сам он никаких хороших дизайнеров, которые могли помочь с оформлением и всем подобным прочим не знал.

Но после всех этих мелочей настало время вспомнить о самой неприятной и ужасающей одним только упоминанием о ней части праздника. То, чего Рябов боялся с тех времён, когда его избивали в школе чуть ли не до полусмерти. С тех пор, как каждый день, пока он не достиг результатов, ему доводилось подвергаться ужасным насмешкам тех, кто работал с ним тогда. Выступление перед целой кучей людей. Плевать, что это пони, по сути, это разумные формы жизни, достигшие невероятных успехов в создании собственной цивилизации, а не тупые лошади, перед которыми какую ерунду ты ни скажи, всё равно они ни слова не услышат, не поймут и не посмеются над ними.

По сути это была одна из самых больших проблем Рябова — боязнь людей, а в данном случае — пони. Не страх перед людьми в целом, а перед большими их скоплениями, назвать это можно даже страхом перед толпой, словно перед каким-то ужасным, огромным существом, что услышит и запомнит каждую, нет, вы не поняли, КАЖДУЮ вашу ошибку, чтобы потом выставить вас полным идиотом по всем пунктам.

Когда он услышал, что ему придётся выступать с балкона дворца, рассказывая о сути праздника и вдохновляя остальных своим радостным настроением на целый день весёлого празднества, Рябов первое время просто застыл, как статуя, смотря непонятно куда бессмысленным и пустым взглядом, глубоко уйдя в себя и кошмарные воспоминания.

Конечно, Рябов догадывался о чём-то подобном, понимал, что вряд ли праздник такой высокой значимости как этот может обойтись без выступления самой важной персоны, что есть в том месте, где праздник проводится — той, кто правит этим местом и следит за подготовкой праздника, то есть Кейденс, в теле которой он на данный момент находится.

Рябов думал о том, мог ли он этому как-то помешать — ну, например, сослаться на то, что Империя сейчас в упадке и вряд ли достаточно приспособлена для проведения таких важных праздников, так что не могла ли Селестия поручить его проведение кому-либо другому, например, мэру Понивилля или вроде того?

Однако услужливая память тут же напоминала ему, чьё тело профессору посчастливилось занять — полностью преданной Селестии принцессы, которая никогда бы даже и мысли бы не допустила, чтобы оспорить любой, даже самый нелепый приказ своей наставницы. Разве Селестия поверит в такое резкое изменение характера своей ученицы меньше, чем через месяц после того, как дала ей пост принцессы Империи? Предупреждение Луны об ужасной казни в случае раскрытия слишком глубоко запало в голову учёного, чтобы он решился на столь рискованный и необдуманный поступок.

Хотя даже смерть в ужасных муках казалась сейчас отличным подарком по сравнению с ближайшей перспективой выступления перед сотней приглашённых гостей. Именно поэтому Рябов попытался как можно тщательней подготовиться к выполнению этой неприятной обязанности. Прямо сейчас он в очередной раз репетировал свою речь перед зеркалом, поставленным в его спальне, однако даже после сотен повторений звучало это как минимум… Неубедительно, если не сказать, что позорно.

Хотя если подумать об этом с хорошей стороны, если он выживет после этого выступления, ему это поможет с социализацией. В конце концов, завершение этого изобретения под названием «Трансфер» должно принести ему немалую славу, ему придётся участвовать во множестве конференций, и возможно даже, ему придётся каждый день выступать перед толпой побольше той, с которой ему предстоит встретиться сегодня.

Однако даже мысли о хорошем не могли полностью задавить страх, что никуда не уходил и даже не думал этого делать. Каждая фраза в его речи казалась Рябову идиотской, каждый речевой оборот — незнакомым и непривычным. Всё-таки зря он так мало знакомился с местным фольклором и традициями, это могло бы помочь в данном случае, однако сейчас учёный просто уже не смог бы сосредоточиться и вникнуть в смысл какой-либо книги, думая о том, что ему в ближайшие часы предстоит.

По сути, праздник уже начался. Конечно, сейчас было только утро, но традиционная ярмарка уже была объявлена открытой, к счастью, не им — на объявление подобных мелочей получилось уговорить Шайнинга несмотря на то, что после давней ссоры он был очень обижен и долгое время даже разговаривать не хотел.

Те уговоры Рябов даже вспоминать не хотел. Пришлось прибегнуть к тому, что, кажется, называлось женской лаской, что было просто отвратительно. К счастью, постели удалось избежать, хоть к ней всё шло очень близко. Боже, если ему снова придётся это делать, то лучше уж точно просто пойти сдаться к Селестии в руки палача и отдаться смерти.

Время шло, и подходил момент того самого выступления. Когда счёт стал идти буквально на минуты, в комнату вошла советница Синч в окружении стражников.

— Пора выходить, госпожа Кейденс, — сказала она, слегка поклонившись.

— Это точно никак нельзя отменить? — поинтересовался Рябов, по-прежнему в глубине души надеясь, что этой пытки толпой можно было избежать, хоть и понимая, что это невозможно.

— Конечно нет, — едва сдержала смех Синч. — Если честно, я не совсем понимаю причины таких волнений. В конце концов, вы же богиня, властитель Кристальной Империи, разве не всё, что вы делаете получается идеальным априори? К тому же, помню, ещё до того, как сама Селестия назначила вас принцессой, вы явно демонстрировали отличные ораторские навыки, во всяком случае, лично я помню несколько ваших выступлений на публике, и у вас не было никаких проблем со сценой, поэтому не думаю, что сейчас что-то может пойти не так.

После этих слов Рябов окончательно понял, что, как он и подозревал, ничего отменить не выйдет, и эти слова лишь окончательно разбили его последнюю надежду. Поэтому всё таки ему пришлось смириться с тем, что речь произнести всё же придётся, и лучше бы не оплошать, поскольку кроме всех прочих это видеть будут и остальные принцессы Эквестрии — Луна и Селестия.

Итак, после многочисленных приготовлений настал момент выхода. Учёный шёл на балкон словно на эшафот, готовясь к тому, что он увидит нечто ужасное: целую кучу народа с понями, которые все будут смотреть только на него, следя за каждым его движением, за каждой эмоцией и каждым словом.

Однако на удивление Рябова, народа оказалось намного меньше, чем он предполагал. Он ожидал тысячи, а получил сотни. Это хоть чуть-чуть помогло ему справиться с переживаниями и начать свою речь:

— Народ Эквестрии, сегодня я счастлива рассказать вам о том чудесном празднике, что наша Империя имеет честь представлять в этот раз… И сегодня мы отмечаем тот день, когда наши богоподобные принцессы взошли на престол для того, чтобы впоследствии принести большое благо всей Эквестрии своим справедливым и мудрым правлением…

К большому счастью Рябова он обладал немалым словарным запасом, а всякими заумными выражениями любил блистать с детства. Это существенно помогало, когда необходимо было чем-то заполнить паузы там, где он от волнения забывал дальнейшую речь. И похоже, принцип «Народ считает умным того, кто лучше скажет речь» был действителен во всех мирах.

Однако кроме обычных пони тут были и так называемые аристократы. Вот они как раз следили за каждым словом, стараясь вслушиваться не в слова, а в смысл. Кто-кто, а они наверняка привыкли к таким речам с детства, как и к тому, что какие бы красивые слова ни звучали, смысл может быть далеко не самым благоприятным.

Когда Рябов наконец-то закончил речь словами: «И да начнётся наш праздник в полную силу!», вся толпа зааплодировала, так что, по крайней мере, сегодня уж его бить не будут. Конечно, учёный был более чем уверен, что где-нибудь там да допустил оплошность, но, вероятно, она не была настолько значима, чтобы испортить всю речь на корню.

После речи профессор получил возможность некоторое время отдохнуть. К счастью, далее его прямое вмешательство не потребуется. Что, кстати, странно: когда речь была закончена, Рябов не заметил в толпе принцесс, которые, по идее, тоже должны были её слушать. Либо он был невнимателен, либо те решили куда-то уйти во время речи, потому что когда Рябов выходил на балкон, он определённо их видел.

Внезапно в дверь его спальни, где он отдыхал после выступления на публике, постучали, и послышался голос стражника из-за двери:

— Госпожа Кейденс, ваше участие требуется в одном чрезвычайно важном деле, вы нужны как одна из принцесс и правитель Империи.

— Что это за столь важное дело, что не может обойтись без моего прямого вмешательства? — крикнул через дверь Рябов после невольно вырвавшегося негромкого вздоха, уже привыкший за время пребывания в тушке принцессы, что к нему подобным образом могли постучаться в любое время дня, а иной раз — и ночи.

С той стороны некоторое время стояла тишина — видимо, стражник некоторое время обдумывал, что ответить на этот вопрос.

— Мне запрещено говорить об этом прямо, — наконец раздался его из-за двери, — могу только упомянуть, что это важное дело связанно с принцессами и носит статус абсолютной секретности. Пожалуйста, не могли бы вы просто проследовать за мной, мне очень жаль вас отвлекать от отдыха, но это действительно не терпит промедления.

Рябов устало поднялся с постели, на которой он хотел провести ближайшие несколько часов, и проследовал за стражником к стене с портретом Кейденс в полный рост. Рог стражника засветился, и картина открыла скрытый за нею проход, в который единорог тут же и направился, и учёному ничего не оставалось кроме как последовать за ним.

Идти им пришлось долго, проход был длинный и, судя по всему, вёл глубоко вниз под землю. Возможно, там была какая-то секретная база принцесс или вроде того. В любом случае, чем дальше Рябов со стражником спускались по проходу, тем становилось сырее и темнее. В итоге вдалеке показался свет, и спустя пару минут они дошли до двери, из-под которой он и выбивался, ведущей, очевидно, к выходу из этого длинного сырого подземелья.

Рядом с дверью стражник вдруг остановился.

— Дальше мне дороги нет, — сказал он, отходя в сторону, — когда вы закончите, я вернусь за вами, а вам осталось только войти в эту дверь.

После этого, развернувшись, стражник направился обратно по проходу , ведущему наверх, а Рябов, уже ничего не боясь после выступления, решительно толкнул дверь и вошёл внутрь…

Увиденное внутри буквально повергло учёного в глубочайшее изумление, потому что всё внутреннее убранство практически полностью повторяло вид лаборатории, как у него на Земле. Но по настоящему он был шокирован тем, что в глубине этой странной комнаты расположилась копия построенного им когда-то в единственном числе Трансфера. Однако если там у него всё внутреннее убранство было ухоженным и приятным на вид, тут же возникало ощущение, что в этой лаборатории тысячу лет никто не появлялся. Везде было не прибрано, повсюду была пыль, кое-где свисала паутина, и только Трансфер остался словно нетронутым временем среди гор всей этой старой рухляди.

Когда же Рябов оправился от удивления, он отметил ещё и тот факт, что эта лаборатория, несмотря на всю её схожесть с его собственной, всё же занимала немного больше места. Вдобавок, у одной из стен было свободное пространство, которого и в помине не было в его родном мире, занятое столом, за которым сидели и невозмутимо пили чай две принцессы: Селестия и Луна.

Правда, как оказалось, Селестия уже давно отставила чай в сторону и смотрела на Рябова, а когда тот наконец заметил её, сказала с улыбкой на лице:

— Ну наконец-то вы пришли, профессор, а то мы вас уже заждались!