Матреша

Основная героиня исповеди «От Ставрогина», 14-летняя (в другом месте сказано — 10-летняя) девочка, дочь «мещан из русских», у которых Ставрогин снимал комнату для свиданий с любовницей. Матреша ему прислуживала и убирала у него за ширмами. «Она была белобрысая и весноватая, лицо обыкновенное, но очень много детского и тихого, чрезвычайно тихого». Ставрогин задумал пощекотать свои нервы и однажды, когда родителей девочки дома не было, «приласкал» ее. «Я опять стал целовать ей руки, взяв ее к себе на колени, целовал ей лицо и ноги. Когда я поцеловал ноги, она вся отдернулась и улыбнулась как от стыда, но какою-то кривою улыбкой. Всё лицо вспыхнуло стыдом. Я что-то всё шептал ей. Наконец вдруг случилась такая странность, которую я никогда не забуду и которая привела меня в удивление: девочка обхватила меня за шею руками и начала вдруг ужасно целовать сама. Лицо ее выражало совершенное восхищение. Я чуть не встал и не ушел — так это было мне неприятно в таком крошечном ребенке — от жалости. Но я преодолел внезапное чувство моего страха и остался».

Сразу после случившегося Матреша поняла-осознала, что совершила «неимоверное преступление» — «Бога убила». Через несколько дней она повесилась по сути на глазах Ставрогина, и тот ей не помешал, лишь смотрел-наблюдал перед этим за красным паучком на листе герани, который потом будет мучить его воспоминаниями. Матреша однажды явилась ему: «Я увидел пред собою (о, не наяву! если бы, если бы это было настоящее видение!), я увидел Матрешу, исхудавшую и с лихорадочными глазами, точь-в-точь как тогда, когда она стояла у меня на пороге и, кивая мне головой, подняла на меня свой крошечный кулачонок. И никогда ничего не являлось мне столь мучительным! Жалкое отчаяние беспомощного десятилетнего существа с несложившимся рассудком, мне грозившего (чем? что могло оно мне сделать?), но обвинявшего, конечно, одну себя! <...> Нет — мне невыносим только один этот образ, и именно на пороге, с своим поднятым и грозящим мне кулачонком, один только ее тогдашний вид, только одна тогдашняя минута, только это кивание головой. Вот чего я не могу выносить, потому что с тех пор представляется мне почти каждый день».

Уже после смерти Достоевского Н. Н. Страхов, предавший и оболгавший писателя в печально известном письме к Л. Н. Толстому (от 28 ноября 1883 г.), писал о Достоевском: «Его тянуло к пакостям, и он хвалился ими. Висковатов стал мне рассказывать, как он похвалялся, что [соблудил] в бане с маленькой девочкой, которую привела ему гувернантка. <...> Лица, наиболее на него похожие, — это герой "Записок из подполья", Свидригайлов в "Преступлении и наказании" и Ставрогин в "Бесах". Одну сцену из Ставрогина (растление и пр.) Катков не хотел печатать». Как видим, сопоставление автора, в частности, со Ставрогиным идет сразу вслед за сплетней из вторых рук о мифической похвальбе писателя своим педофильством, а завершается абзац-пассаж намеком, что-де и М. Н. Катков этому безоговорочно верил. Против этой гнусной сплетни категорически протестовала вдова писателя А. Г. Достоевская, а также лица, хорошо знавшие Достоевского.