В новой главе два интертекста. Первый -- пушкинская Осень. Пейзажик в моем стиле -- на чужой переосмысленной образности. Ну в общем, чахоточная дева, могильная пропасть и прочие осенние мотивы.

Второй: злобный автор тюкнул одного из любимых персонажей томиком "Новой жизни" по темечку. Там есть и прямые цитаты и просто отсылки, параллели. И да, конец связан со знаменитым сонетом из 26 главы ("Tanto gentile e tanto onesta pare"), хотя я немного смещаю контекст. Если кто этот сонет захочет прочитать, то перевод Эфроса лучше, хотя тоже не передает дантовской простоты и одновременно наполненности смыслами. Ну вот того, что Кан в этой главе говорит о греческих трактатах о магической душе.
А вообще – хоть Кан и не Данте (он, кстати, Петрарку больше любит – это уже упоминалось, кажется) вокруг него дантовские образы и мотивы клубятся, иногда приобретая странные формы. Вот лягушка в "Мальчиках" прискакала из "Комедии", да и лес там временами тот самый. Когда мальчик вырастет, и "Пир" с "Монархией" вылезут.