handik

А там было, что вот лежит он такой беспомощный, ему помогают, а он видит повзрослевшую Гермиону, вернее ее черты в лице матери, и понимает, что мог убить и убил бы, если бы поймали, дочь вот этой конкретной женщины. Ойген ведь тоже напрягся от фамилии. Тут важно, что соединилось его прошлое и его прошлые поступки и его настоящее, которые казалось разведены дальше некуда.

Это в целом психологию. Мы сильнее переживаем за родственников знакомых, чем за совсем чужих людей, потому что кажется, что мы через общее знакомство связаны. Поэтому хотя я отслеживаю статистику по смертности в нашем регионе, но когда сказали про смерть бывшего дядиного начальника, который вечно в его рассказах фигурировал и которого я видела раза 2 или 3 и толком не могла вспомнить лицо, мне все равно было куда грустнее (сказать, что прям больно - это все-таки лукарство, именно горечь).

В "Целях и средствах" есть очень пронзительный момент с умирающим от рака Люциусом, как он вспоминает одного из своих мертвецов, старика в инвалидном кресле, убитого им в одном из рейдов. Кажется, потому, что кто-то из его сиделок, внучка того старика. Не могу вспомнить, как узнал, кажется по какой-то фразе деда, которую она произнесла. Вот это зацикливание, что он забрал жизнь, а ему помогают.
Вот, нашла этот момент, все-таки правильно помнила.