У меня много детских историй. Мелких, незначительных, разных.
Вот моя любимая мягкая игрушка - муравьед. Он облезал прямо у меня в руках, мама предлагала взять другого, а я просто прижимала его к себе и смотрела ему в глаза - влажные, живые.
Забрала его к себе. А он перестал облезать. И до сих пор - мой лучший мягкий друг.
Или вот ещё. У меня есть бумажный веер. И я до сих пор беру его в руки с каким-то детским трепетом: провожу рукой по несложному рисунку и боюсь, что шершавая бумага вот-вот рассыпется.
Я вот к чему тут оффтоп развожу: "Зелёный дракон" во мне всколыхнул что-то невозможно старое...
И я все боялась и боялась, что вся эта история рассыпется. Останется труха от истертых нитей, пыль от тонкой бумаги.
Мне почему-то было очень страшно...
И вот эти драконьи глаза. Да. Я помню: помню вот эти глаза на игрушечной морде...
И лесная река. Зелёная, как Лемовжа, рядом с Лугой. А городские реки действительно жёлтые: та же Сена...
Я вообще отчётливо помню картинки из детской энциклопедии: реки Амазонки. И с тех пор для меня зелёный - любимый мой цвет, живой, чистый - был цветом не болот, а этих рек.
Я маленькой боялась нищих и инвалидов. Не было брезгливости, презрения, отвращения - был страх. Когда замираешь и дышать боишься - только во все глаза смотришь... А ещё я боялась уличных стариков: тёмные морщинистые руки... Молодость вообще боится старости. А потом они начинали играть на каком-то музыкальном инструменте. И так странно...
Я до сих пор иногда забываю, что я не маленькая девочка, которую мама за руку отводила от таких музыкантов. Просто иногда встану в сторонке, почему-то боясь, что увидят, и слушаю...
Я же пока тебе ни слова о твоём тексте не сказала. Но все это - о нем. Я как-то очень много всего вспомнила... Очень просто история рассказана. Доверительно. Вот чтобы от души к душе... И отсюда и вот эта хрупкость.
Я, честно говоря, плачу. Но нет грусти.
Есть страх. И вот этот детский, полузабытый. И вот эта неправильность, которая тоже каждому ребёнку знакома: "Не подходи к ним!" Или просто: "Так нельзя...".
Есть ужас. От вот этой жуткой китайской системы, китайского социализма. С дрожью вспоминаю "Снег"...
Есть боль, жалость и восхищение - к старику.
В своё время я загубила зеленое растение на подоконнике. Был сильный, свежий цветок с толстыми листьями. Он пожух. Потускнел. Потерял большую часть листьев, искривился. Он до сих пор у меня растёт. Кривой, старый, еле живой. Но у меня рука его выбросить не поднимается...
И вот старик мне его напомнил. Его ломали. Жалость государства? Нет... Превратился молодой красавец в старика... А сколько ему на самом деле?
Перевоспитали? Больше не поёт... Так что - доломали?
Нет. Он вот как этот несчастный цветок, который я - я! - сгубила. Некрасивый, жалкий, ненужный. Но с вот этими робкими, дрожащими листочками. Улыбается... Все ещё улыбается. Неуверенно, редко, только этой девочке - и всему миру. Миру, где есть жестокое государство, обманчивые огни, выполняющие свой гражданский долг односельчане. И - зелёные реки. Синее небо. Тихая ночь. Дракон на ветру.
И - счастье. Вот такое неправильное, на части раздирающее счастье.
Потому что эти старик и девочка встретились. Потому что они сидели рядом и смотрели в ночь. Потому что старик учил девочку управлять драконом, а она - что на свете ещё есть люди. Потому что они перестали не доверять. Один - после обманов и предательств. Вторая - после навязанной системы воспитания. Потому что они молчали. Да, они почти не разговаривали. Он не мог сказать ей об обманчивых огнях. Она ему - о светляках. Но... Я почему-то точно уверена: они знали. Он - о светляках. Она - об обманчивых огнях.
Старик умер. Не защитил его волшебный дракон... Защитил. От усталости.
Когда сил уже не остаётся, когда ты так устал, когда все люди... Если тогда тебе кто-то поверит, если робко подсмотрит за твоими движениями... Сил на то, чтобы жить, уже быть не может. Но ты теперь не устал. Ты вспоминаешь, как улыбаться. И так умереть - легче.
И бабушка... Для девочки - волшебница. Которая защитит, укроет...
А ведь она в своё время ничего не смогла сделать.
А потом... Потом не подошла. Потому что увидят. Потому что неправильно.
И правильно, правильнее всего! Но не подошла.
И девочка верно поняла: бабушке это было нужно. Нужно было прижать к себе дракона и заплакать. Выплакать вот это чувство вины за слабость - а ведь её нельзя винить. Вот такая она, система в Китае...
И старик был бы рад, мне кажется. Что его зелёный побитый дракон дышит. Вбирает воздух в израненную грудь и греется в руках одной из тех, что жили в деревне обманчивых огней.
Я снова вернусь к сравнению с бумагой. Той самой, которая так на ткань похожа. Из неё веера делают, воздушных змеев, вот таких вот драконов...
Она хрупкая. Кажется такой - вот-вот рассыпется.
И в этой истории все очень хрупкое.
Хрупкое доверие. Хрупкое молчание. И так страшно хрупкая жизнь. Ведь так легко сломать вот это что-то в человеке, что даёт ему петь и улыбаться...
Но веера и змеи крепки и могут прослужить дольше.
И вот эта хрупкая, ломающаяся под безжалостными пальцами жизнь, эта хрупкая человеческая личность... Она не перевоспитывается. Она упрямо поднимает подслеповатую голову на изрезанной шее и, с трудом дыша, улыбается вот этим обманчивым огням... Люблю за это жизнь.
Очень много всего ты этой историей рассказала. Вот этого для каждого личного. Спасибо тебе за это. И за такого неправильного зелёного дракона.
Я плачу. Но мне не грустно. Мне больно и разрывающе радостно.
Спасибо, мой друг. Люблю тебя.