1967

Тяжёлые пыльные шторы, духота, вечная вонь сладких духов, пыль, страх, что он не угадает, что у матери на этот раз в голове; что она будет рыдать, говорить, что он её позор, слабый, никчёмный мальчишка, ноль без палочки, такое же ничтожество, как и отец, из-за тебя, мальчишка, все моя жизнь пошла прахом только из-за тебя. Я положила жизнь, чтобы воспитать тебя, а ты не можешь даже не топать, когда у матери болит голова, пшел прочь, и не топай! И прекрати так громко дышать, мерзкий мальчишка! Наказание моё, за что мне это все?! Почему у меня не родился нормальный ребёнок, как у Поттеров, светлый, смелый, красивый, храбрый мальчик! Юфимия недавно показала колдофото, семь лет, а уже умеет летать как профессиональный игрок, ах, как же так, почему именно мне досталось такое ничтожество, как ты, Питер, и хватит сопеть там в углу, ты специально меня хочешь довести до слез, да, мальчик?

1970

Он никогда не видел отца. Он не знает его имени. Он не знает, не уверен, но он думает, что возможно отец... Ну... Кажется он был маггл. Собственно говоря, Питер не знает ничего о магглах, но он достаточно умен, тих, вежлив, и очень, очень внимателен. Нас, магов не так уж и много. И хоть кто-то, хоть что-то бы знал о том, кто его отец. Но вокруг только ходили какие-то невнятные слухи, и слово "маггл", в качестве предположения о том, кто мог бы быть его отцом... это было единственное, за что он смог уцепиться.

А спросить мать... Нет это было немыслимо. Он очень хорошо представлял, что за этим могло бы последовать. Он мог бы наперёд пересказать все, что она скажет, представить во всех красках каждое её слово, выражение лица, действие. О нет, она никогда не била его. Не тронула даже пальцем. Иногда он даже думал, что он бы наверное предпочёл, чтобы она его ударила. Чтобы пусть так дотронулась до него. Чтобы он стал для неё хоть чем-то кроме её обузы, её позора, её стыда и её наказания. Чтобы она чувствовала к нему хотя бы что-то.

Он не мечтал даже, что она могла бы его обнять, или поцеловать. Нет, это ложь, конечно же мечтал. Представлял себе, как это могло бы ощущаться, как именно она могла бы подарить ему поцелуй. В щеку? В макушку? А обнять? Насколько она могла бы крепко обнять его?

Но это глупости, он уже взрослый, ему десять, и ему не нужны никакие глупые обнимашки. Он хотел бы доказать ей, что она ошибается, что он тоже светлый, храбрый, смелый мальчик, (о собственной внешности иллюзий у него не было, но главное, это какой ты внутри, нет?) как и ненавистный незнакомый Поттер, сын маминой знакомой, с которой мать встречается каждое воскресенье, в салоне.

Мать очень остро принимала к сердцу, что во многих домах она стала нежелательной гостей после рождения Питера, и салон стал для неё самым важным местом, там бывали не те, конечно, люди, какие бывали когда-то на приёмах в её родительском доме, многие из них были прямо скажем, не совсем того круга, многие слишком симпатизировали маглам и маглорожленным. Мать недовольно морщилась, не очень заметно для других, но Питер замечал. Он очень хорошо умел замечать малейшее изменение выражения её лица.

Нет, она никогда бы добровольно не... Но тогда как? И слово "маггл" начинало для Питера звучать по-настоящему жутко.

1971

Ненавидеть Поттера было невозможно. Он был... Живым. Буйным, веселым, и даже не "смелым и храбрым", как говорила мать, а совершенно безбашенным. Казалось он вообще ничего не боится. И это... Завораживало. Он не мог не восхищаться и не завидовать. Если бы он тоже был таким! Джеймсу было плевать. Действительно, по-настоящему плевать, он не притворялся, не подстраивался, не делал вид, он был внутри ровно таким же, каким и казался снаружи. С ним было просто. Ноль потайных смыслов, намеков, манипуляций, лжи. Прямой, как меч, как копье, как натянутая струна. За ним хотелось повторять, следовать, с ним отчаянно хотелось дружить, это было опасно... но просто. С ними всеми было просто, даже с Люпином, тот тоже, как и Питер боялся, боялся и скрывал это, он чем-то напоминал Питеру его самого, одиночка, закрытый, испуганный, настороженный, страстно мечтающий о дружбе, о том, чтобы быть кому-то нужным, но гораздо хуже умеющий это скрывать. Питер вычислил его моментально. Сначала он ревновал, когда Джеймс и Сириус приняли того тоже в свою компанию, но потом даже стал радоваться. Здорово, что их двое таких, каждый борется со своими внутренними демонами.

Шляпа не зря так долго провела на голове каждого из них. Питеру она сказала в результате, что храбр не тот, кто ничего не боится, а тот, кто готов бороться со своим страхом. Интересно, что она сказала Люпину?

1972

Сумасшедший Директор, сумасшедшие его друзья! Внутренние демоны, ха! Он думал, что у Люпина тоже не все гладко в семье. Но такое! Оборотень в школе! Они тут все сумасшедшие, только он один, Питер, нормальный. Он был в ужасе. По-настоящему испугался. Умение скрывать свои чувства ему очень сейчас пригодилось. Если бы Джеймс увидел его страх — он бы никогда не простил, никогда не стал бы относиться к нему как прежде. Испугаться Люпина, показать страх — для Джейми было бы равно предательству, а это то единственное, что Джейми никогда бы не простил.

А когда друзья решили учиться на анимагов... Чтобы! Гулять! Вместе! С оборотнем! У него внутри все замерло и оборвалось. И одновременно возникло совершенно сумасшедшее ощущение, как будто он летит без метлы, когда он легко ответил, мол, да, какой вопрос, разумеется научимся.

1981

Ему было очень, очень страшно. Дико страшно. Но он должен был увидеть её лицо во время похорон.

Она не плакала.

Её лицо не выражало вообще ничего, поджатые губы, холодный взгляд, она с достоинством кивает всем, кто подходит выразить соболезнования. Во время речи Министра, когда тот говорит о доблести, о храбрости, о том, что ему дали даже кажется орден, посмертно, в этот момент Питер истерически хихикнул. Крыса пискнула. Питер замер. Но его взгляд не отрывался от её лица. Она кажется вообще не слушала! Она... Это было скучающее выражение! Ей было скучно! Приятно, что к ней подходят, утешают, говорят слова поддержки, но не больше того. Ей просто не хотелось тут находиться и слушать как о нем говорят как о герое. И она старательно прятала выражение брезгливости, каждый раз, когда называли его имя.

Ей явно хотелось поскорее уйти и заняться чем-то поинтереснее.

Она всегда знала его лучше всех.