Меня сюда не звали, но не прийти я не могла.
Я очень долго собиралась с мыслями, дорогой автор.
Дело в том, что для меня сама тема не просто болезненная, а триггерная. Этим летом я специально ездила в Польшу, чтобы посетить места, связанные с Холокостом, в том числе Аушвицы. Стояла рядом с евреями, в семье каждого из которых кто-то в Холокост погиб. И я своими глазами видела эти газовые камеры.
И читать про них на рождественском конкурсе... я оказалась немного не готова.
Честно: я не смогу сказать, хорошая это история или "дешевая", не переборщили ли вы, соединив Баха и Коэна, удалось вам или не удалось. Я просто не в состоянии как-то вашу историю судить или оценивать: я воспринимаю ее настолько не разумом, что... ну не смогу я.
В той моей поездке меня другая песня Коэна сопровождала:
"And who by fire, who by water
Who in the sunshine, who in the night time"
Посвященная Холокосту - и о том, что так или иначе смерть придет за всеми. За Евой пришла вот так...
Так что просто скажу то, что в голову приходит.
Название, метки в шапке - все это буквально с первых строк дало понять, куда все идет. И вы прекрасно сплели симптомы отравления газом с танцем. Всему находится логическое объяснение. Глаза слезятся? Это ничего, это болезнь... И это же не превратило вашу историю в настоящий натуралистичный кошмар, потому что мы видим лишь то, как это ощущается - не как это выглядит.
А Ева... Ева ведь в одиночестве, почти наверняка в одиночестве. Не знаю уж, убили ли ее любимого раньше, убьют ли потом или он вместе с ней корчится сейчас в этой газовой камере, а может, его и нет уже много лет, может, они расстались давным давно и его в ее жизни давно уже не существует - но наверняка на самом деле нет ни спокойного голоса (никто тут спокойствие не сохранит), ни танца. Газовые камеры были ужасно... тесными. Людей туда буквально набивали, максимум эффективности.
Десятки людей, все умирают вместе - и каждый в одиночестве.
Я не знаю, что перед смертью под Баха видели другие, задыхающиеся в этой камере. Но Еве жизнь оказала последнюю милость, последнее рождественское чудо: ее последние мысли светлые. Она засыпает на руках любимого человека, кружась в праздничном танце. Она дома. И все закончилось.
Контраст, конечно, жуткий. Для кого-то - страшная смерть. Для кого-то - работа. Такая же работа, как любая другая. Рождественский гусь, недовольство, что придется в праздник еще задержаться... в крематории. Ганс и Альберт живут в совсем другом мире - во всех смыслах другом. И страшно, что этот мир существует.
Когда-нибудь все это закончится навсегда: когда-нибудь все люди станут людьми.
Мне жаль, что кому-то все еще хочется писать на Рождество истории о газовых камерах. Но с такими историями - если хочется, значит, действительно нужно. Значит, мир еще недостаточно хорош.
Помолчим. Чтобы нужда в таких историях отпала.
Спасибо вам.