«Круциатус» как будто ломал каждую кость в теле, сращивал и тут же ломал заново, перемалывал суставы, вытягивал жилы, резал мелкими лезвиями кожу и всаживал длинные острые ножи в живот, перекручивал внутренности и плавил мозги. Я ослеп и оглох.

Всё кончилось внезапно. Кто-то поднял меня, кто-то положил на горящий лоб холодную руку.

— Муффлиато, — услышал я голос Сьюзен, он донёсся как сквозь вату. Это Сьюзен сидела на корточках возле меня, крепко сжимая в правой руке волшебную палочку. Гермиона всхлипывала, закрывая руками лицо. Рон стоял, сжав руки в кулаки, и тяжело дышал. Рядом застыла точно в такой же позе Джинни. Но смотрели они не на меня, а в угол, куда Блейз зажал Амбридж, уже безоружную, напуганную.

— Спасибо, Берти, — вкрадчивым тоном промурлыкал мой лучший друг, лица которого я не мог узнать, — очень лакомый кусочек остался.

— Блейз… — с нотками истерической мольбы в голосе воскликнула Гермиона, — не надо! Она… получит по заслугам, мы свидетели, её отправят в Азкабан.

— Ну, конечно, — согласился Блейз, — отправят. Никаких вопросов. Я просто хочу включить музыку, вы понимаете, о чём я, Долорес?

— Вы не посмеете! Я первый заместитель министра, я…

Блейз наклонился к её уху и прошептал что-то — я не разобрал ни слова. Амбридж побледнела, а он направил палочку ей в грудь и произнёс раздельно, растягивая слоги:

— Сангиас-ин-венас, — и удержал, превращая в свист, последнюю «с».

Я хотел бы заткнуть уши и закрыть глаза, только не успел. Амбридж упала на пол и заорала. Её выгибало, корёжило, глаза вылезали из орбит. Покрутив в руках палочку, Блейз сунул её в карман и сказал, обращаясь к нам сквозь крик:

— Пригодится в суде. Что, я псих, что ли, своей такое творить? Ну, хватит, Финита! Остолбеней! Чего стоим, кого ждём? Или Блэк больше не на повестке дня?