«Мир ограничен диваном, окном, часами» 
© Koterina 
— Слушай сюда, лягушонок… — сказал и долил вина.
— Вряд ли, конечно, сумеешь уныние разогнать,
просто дождливо сегодня, 
и с вечера до утра —
ты, бессловесный приятель… 
иллюзии… 
Хванчкара. 
Ливень шептал, лягушонка сидела, оцепенев,
пламя свечи отражалось 
в глазах, 
в зеркалах, 
в окне,
тени метались по стенам, таращились из углов. 
— Может, малыш, не случайно к тебе меня занесло?
Тем, что имеет, привычно бродяга не дорожит,
время устало стекает с ладоней под стук копыт.
Днём-то неплохо… 
вот ночью накатит, лишая сна:
гложет беззубой собакой несносная тишина. 
Было, всё было: 
и дом, 
и семья за большим столом.
Только обрыдло хозяйство да мирное ремесло,
вдруг поманили дорога, далёкиее берега:
сам не пойму — от чего убегал и кого искал… 
Встал, 
пятернёй разлохматил нестриженные вихры:
— Ладно, прилягу пойду… прощевай, лягушачий прЫнц. 
Кончился дождь, 
зазвездило на небе, 
взошла луна.
Блик бледно-жёлтый упал в недопитый бокал вина,
стылый сквозняк погасил догорающий фитилёк… 
Шкурка лягушкина щёлкнула, 
треснула поперёк,
плюхнулась смачно в пустую тарелку из-под рагу. 
— Ох насмешил, человек, успокоиться не могу, —
молвила женщина. 
— Есть ли на свете тебя дурней?
Что можешь знать об унынии или о тишине?
Сколько скитался, пока загрустил о родном селе? 
Я в развалюхе лесной разменяла сто сорок лет.