Беты активно общались: их связывали близкие интересы, общее дело и кайло, которым они крушили и заново создавали фанфик. У Прапора были горячо любимые блоги, музыка и болтовня, у Сорвиголовы — кишки и внутренний садист, требующий всё более извращённых жертв, и её собственное творчество, а у Фобоса никого, никого не было... Никто его не жалел, не ставил на табуреточку и не заставлял читать стишки, а так хотелось. Даже поныть о своей несчастной судьбе Фобос теперь не мог: ему помогали, его фанфик правили и писали, и жаловаться на жестокость людей было бы просто нелогично и нелепо.

А Создатель жаждал и внимания, и почитания, и уважения. Ему хотелось казаться важным и умным — буквально экспертом в каком-нибудь деле, притом экспертом настолько глубоким, чтобы все кругом ахнули и упали, подёргивая ногами, как тараканы под "Дихлофосом".

И Фобос решил добиваться признания единственным известным ему способом — эпатажем, привлекая внимание команды интересными вбросами.

Начал он очень издалека, этакой своеобразной артподготовкой, вероятно, прощупывая почву.

В чат был выброшен фонтан негодования, посвященный ФНАФу (Пять ночей с Фредди) и тому, что с хорошей идеей творят нерадивые разработчики.

Заламывая руки, брызжа слюной и тараща глаза, в одиночестве метался Создатель по чату, поливая головы правообладателей игры бранью. Истерика Фобоса, перемежающаяся с фанатичным страшным бормотанием, была настолько безумна, что казалось, он реально слетел с катушек оттого, что какой-то недотепа посмел пошатнуть общепринятую теорию касательно этой тупейшей игрушки. Фобос пересказывал перед очумевшей командой все прежние теории, которые мнились ему стройными и логичными, и с негодованием визжал, что новая никуда не годится. Он упоминал такие тонкости и нюансы, которые команда, далёкая от подобного рода развлечений, постичь не могла, а потому молча внимала гневным проповедям. Возможно, в пустоту канула самая великая экспертиза разработки, но увы: команде было наплевать на медведя-аниматроника.

Притом горе и отчаяние Фобоса были настолько полными и всеобъемлющими, будто у него преставилась любимая бабка, не меньше.

Беты побросали инструменты в забое, высунули головы в касках с фонариками из шахт и молча, с изумлением и любопытством, рассматривали безумца.

— Это что такое?! — поинтересовалась Куратор у очумевшего от такого темпераментного представления Прапора. — Мне кажется, или Создатель в хламину пьян?!

Прапор чувствовал себя неловко. Впрочем, неловко — не то слово, он ощущал себя жуликом, который завлёк девушку в наркоманский притон под предлогом почитать стихи.

— Я не знаю, под чем он, — неуверенно ответил Прапор, — но определённо под какими-то препаратами. Так убиваться из-за какого-то паршивого медведя...