#история #рождение_науки
По ходу моих рассуждений об античной литературе, мы подошли к центральному вопросу: а почему, собственно, потребовался отбор? Почему нельзя было сохранить всё? И, отклоняясь от научно-технической темы, почему утеряно такое количество работ античных авторов - Менандра, например, или ранних трагиков, или великих лириков, или философов помимо Платона и Аристотеля?

Знаете, начнём мы с того, что Пергамская Библиотека - соперница Александрийской - вероятнее всего, вмещала порядка 30 000 свитков. Это не значит, что там было 30 000 наименований - как правило, один свиток приходился на одну "книгу". Например, "Тускуланские беседы" - не самая длинная из работ Цицерона - состоят из пяти тематических книг. Проще говоря, в одной из величайших библиотек античного мира было меньше книжек, чем в моей школьной библиотеке.

А причина в том, что тогдашняя библиотека - это не столько место хранения, сколько место создания книг. На каждую следовало потратить некоторое количество времени (до года), ручного труда, дорогих материалов. Меньше, конечно, чем на средневековый пафосный манускрипт с миниатюрами, но вполне достаточно, чтобы не разбрасываться ресурсами по пустякам. И если у сверхбогатых Атталидов не было бюджетных средств на больше, чем постоянная коллекция в тридцать тысяч свитков, это что-то, да говорит о жёсткости фильтра отбора.
(Говорить о самой Александрийской Библиотеке нет смысла постольку, поскольку нет данных, на основании которых прикидывать её богатства. Но Пергамская была общепризнанной её соперницей, так что порядок чисел должен быть тот же.)

Второй важный нюанс - хрупкость рукописной книги. Текст легко повредить, саму книгу с удовольствием грызут паразиты, разрушает влага и плесень. Соответственно, шансов на выживание оригинальных изданий практически нет - для сохранения того или иного произведения оно должно постоянно и широко воспроизводиться. Но, см. выше, никто не будет тратить гигантские средства на то, что им не нужно и не интересно. Особенно в античности, которая не страдала страстным преклонением перед любым письменным словом.

Зато она страдала любовью к иерархии. Когда новорожденная эллинистическая интеллигенция, влюблённая в великое греческое прошлое не менее страстно, чем их собратья нашей эры влюбятся в великий прошлый Рим (и по тем же причинам, на самом деле) принялась копаться в полузабытых лириках, трагиках и эпиках, их задачей не было сохранить всё, но отобрать лучшие образцы, достойные сохранения. Так появились Антологии - сборники лучших, по мнению тружеников эллинизма, работ разных авторов.
Как несложно догадаться, НЕ лучшие работы выбрасывались на свалку истории.

Где-то по дороге к процессу подключился уже следующий фильтр: что именно находили достойным перевода римляне. Их вкусы и мнение не сходились с греческими, кстати. У нас есть некоторое количество римских стоиков, потому что римляне уважали эту идею (правда, к греческому стоицизму римский относится... сложно). А вот греческие не сохранились практически совсем, потому что грекоязычной аудитории эта философия была малоинтересна.
С римским переводом была и другая проблема: переведя что-либо, они уже не морочились сохранением оригинала. Так, например, Теренций "съел" Менандра, и, если на то пошло, Лукреций Кар - Эпикура.

И каждое новое поколение, не забудьте, добавляло к пресловутой классике что-то своё - какого угодно качества. Тем самым отгрызая у неё часть ресурсов - тем большую, чем больше проходило времени и чем больше новичков, в свою очередь, становились классиками.
Таким образом, большая часть отбора художественной и риторической литературы произошла задолго до того, как в игру вступили пресловутые монахи-переписчики.