...
Возьмем Францию. Во время французской революции только половина ее населения говорила по-французски. На правильном французском говорили всего 12%. Как продемонстрировал историк Юджин Вебер (Eugen Weber) модернизация и унификация Франции в послереволюционный период потребовали длительного и болезненного процесса культурной, образовательной, политической и экономической самоколонизации. Именно этот процесс породил как современное французское государство, так и пресловутое французское (и европейское) превосходство над неевропейскими культурами. Однако он же заставил многих почувствовать, насколько разнородным в социальном и культурном смысле оставалось население страны. В 1857 году христианский социалист Филипп Бюшез (Philippe Buchez) в своем обращении к Парижскому медико-психологическому обществу с удивлением заявлял: «В нашем обществе возникают расы — не одна раса, но несколько рас,— настолько неполноценные, примитивные и испорченные, что они стоят даже ниже самых низших диких рас. Их неполноценность иногда не поддается исправлению». Эти «расы», появление которых так тревожило Бюшез, состояли не из африканцев или азиатов, а из французских сельских бедняков.

В викторианскую эпоху многие в Британии также считали городских рабочих и сельских бедняков другим народом. Типичный взгляд викторианского среднего класса можно найти, скажем, в статье о расположенном на востоке Лондоне районе Бетнал-Грин, вышедшей в 1864 году в популярном либеральном журнале The Saturday Review. «Бедняки из Бетнал-Грин, — писал автор статьи, — это отдельная каста, это раса, о которой мы ничего не знаем и которая живет иначе, чем мы, это люди, с которыми у нас нет точек соприкосновения». То же самое, отмечал он, относится и к «широким массам деревенской бедноты». Хотя разница между хозяевами и рабами бросается в глаза сильнее, чем разница между богатыми и бедными, «параллель выглядит вполне наглядной», говорилось в очерке. Эти различия были настолько глубоки, что они исключали «любые формы дружбы или товарищества».
...
В 1903 году британцы, дававшие показания Королевской комиссии по иммиграции, выражали опасения, что их новые сограждане «предпочтут жить в соответствии со своими традициями, обычаями и привычками». Многие также опасались, что, по выражению журналиста Дж. Л. Сильвера (J. L. Silver), «в Англии привьются нездоровые, развращенные и порочные европейские тенденции». Первый в британской истории иммиграционный закон — Акт об иностранцах 1905 года — был принят в первую очередь для того, чтобы ограничить приток в страну европейских евреев. Без этого закона, говорил премьер-министр Артур Бальфур (Arthur Balfour) «британская «нация не сможет остаться прежней и наши наследники через много лет не станут той нацией, которой мы хотели бы их видеть».
...
Тем не менее, городской совет, фактически, приписал каждого представителя меньшинств к определенному сообществу, определил потребности каждой группы как целого и заставил эти организации конкурировать за городские ресурсы. Каждый, кто выпадал за пределы этих четко заданных сообществ, фактически полностью исключался из мультикультурного процесса.

Джой Уормингтон (Joy Warmington), директор благотворительной организации Бирмингемское партнерство по межрасовому взаимодействию, занимающейся борьбой с неравенством, заметила в 2005 году, что такая политика «ставила права в зависимость от происхождения. В итоге ресурсы стало принято распределять по этническому или религиозному принципу, и организации вместо того, чтобы думать о нуждах людей и справедливом распределении ресурсов, оказались вынуждены думать о межэтнической конкуренции». Последствия этого были катастрофическими. В октябре 2005 года, спустя два десятилетия после протестов в Хэндуорте, волнения начались в соседнем районе Лозеллс. Но если в 1985 году чернокожие, белые и азиаты вместе вышли на улицы протестовать против бедности, безработицы и полицейской жестокости, то в 2005 году столкновения шли между чернокожими и азиатами. Причиной их стал слух — так и не подтвердившийся — об изнасиловании несколькими азиатами девушки с Ямайки. Беспорядки продолжались целые выходные.
...

...
Групповая идентичность не носит врожденного характера — она порождается социальными взаимодействиями. Однако когда культурные категории получают официальную санкцию, идентичность становится жесткой. Делясь финансовыми и политическими ресурсами с национальными организациями, государство наделяет часть национальных идентичностей своего рода «подлинностью», лишая этой «подлинности» все прочие идентичности.

Политика мультикультурализма должна наводить мосты между государством и меньшинствами при посредничестве определенных организаций и лидеров. Вместо того, чтобы относиться к мусульманам и другим меньшинствам как к обычным гражданам, политики склонны предполагать, что они в первую очередь лояльны своей религиозной или национальной общине. Таким образом, государство как бы передает свою политическую ответственность в субподряд лидерам меньшинств.
...