* * *

Пока Танька осматривала ногу Беорна, пока заново ее перевязывала, пока давала Гвен указания по ее дальнейшему лечению, пока помогала ей готовить перевязочный материал на будущее, пока, наконец, через силу заставляла себя обедать, успело пройти немало времени. Впрочем, она и не спешила – скорее, наоборот, оттягивала до последнего предстоящий мучительный визит. И точно так же не торопились обе ее подруги – Орли и Санни. Поэтому когда они втроем все-таки отправились за прощальными подарками Робина, солнце уже преодолело две трети дневного пути.
До фургона они добрались быстро и без особых затруднений, однако заставить себя войти внутрь оказалось очень непросто. Вопреки здравому смыслу, Таньке всё еще чудилось, что в фургоне она встретит Робина, – и от безнадежности этого ожидания ей было больно. Похожее, должно быть, испытывали и подруги. Как и Танька, они долго стояли перед лесенкой, не осмеливаясь подняться. В конце концов Орли все-таки решилась. Перед тем как шагнуть на ступеньку, она перекрестилась и шепотом прочитала молитву – Танька узнала «Отче наш» на ломаной латыни.
Как ни странно, после этого Таньку немножко отпустило, и лестницу она преодолела довольно легко. Но стоило ей увидеть пустое ложе Робина, как к горлу подступил комок. Со слезами Танька все-таки справилась, но заглянуть под подушку так себя и не заставила. Не смогла сделать это и Орли, и только подоспевшая самой последней Санни сумела себя пересилить.
Под подушкой в самом деле обнаружились две небольшие серебряные монетки. На одной из них отчетливо виднелся горбоносый профиль кого-то из римских императоров, на другой – крест и латинская надпись «gloria Romanorum» – «слава римлян». А между монетками лежала маленькая глиняная свистулька.
Немного постояв, Санни осторожно взяла одну из монеток – ту, что была с крестом.
– Надо будет дырочку просверлить, – задумчиво пробормотала она по-гаэльски, посмотрев на Орли, и тут же сама себе возразила: – Как Мэйрион? Да ну, еще не хватало!
– А я просверлю, – откликнулась Орли, взяв оставшуюся монетку. – Зато не потеряю! Буду на груди носить — рядом со святым Шоршей.
А Танька взяла в руку свистульку – и удивилась ей. Вылепленная из самой обычной глины, та, однако, совсем не выглядела грубой поделкой. Неведомый мастер сделал ее похожей на птицу – обозначил глаза и клюв, наметил оперение. Стройная, с вытянутой длинной шеей, глиняная птица казалась изготовившейся к полету. На миг Таньке даже почудилось, что свистулька вырвется сейчас из ее руки – и не взлетит, конечно, а упадет на пол и разобьется.
Чуть успокоившись, Танька все-таки решилась – поднесла свистульку к губам. А затем, не утерпев, осторожно дунула.
Конечно же, ничего у нее не получилось. Свистулька отозвалась не переливчатой птичьей трелью, а тихим, невнятным бульканьем – ни дать ни взять жаба в весенней луже. От разочарования Танька даже охнула – а инструмент торопливо положила на подушку. Винить в неудаче, впрочем, она его не стала: сама неумеха!
А потом к свистульке протянула руку Орли. Сказала Таньке:
– Хочешь покажу, как надо? Меня Слэвин когда-то учил.
В более опытных руках свистулька повела себя сговорчивее: пусть и не по-птичьи, но все-таки запела. Правда, исполнила Орли всего лишь маленький кусочек веселой гаэльской песенки – а потом вдруг оборвала мелодию, испуганно ойкнула и покраснела.
Задумчиво смотрела Танька на Орли и на свистульку в ее руке. Конечно, свистулька была памятью о Робине – зримой и по-настоящему дорого́й, с которой она ни за что не захотела бы расстаться. Только вот у Таньки свистулька, скорее всего, замолчала бы навсегда – а ведь музыкальным инструментам полагается звучать!
Пересилить себя оказалось непросто – но все-таки удалось. Пряча от Орли глаза и стараясь говорить как можно увереннее, Танька тихо вымолвила:
– Слушай, мунстерская... Оставь свистульку себе – так правильнее всего будет. Я ведь играть на ней совсем не умею.
Но Орли в ответ всплеснула руками, а потом решительно покачала головой:
– Можно подумать, я умею! Ты бы Слэвина моего послушала – вот он и правда играет, куда мне до него! А дудочку Робин ведь не мне, а тебе оставил. Научишься, холмовая! Робин тебя с Авалона услышит – обрадуется.
Договорив, Орли вдруг улыбнулась – а Танька потом долго размышляла, но так и не смогла понять, шутила ее подруга или говорила всерьез.