Касаясь струн, старинное сказанье
Вполголоса вам, дети, нашепчу,
И расскажу о Горестях Астаров,
Чудесном ожерелье Наллефрин,
О государе Ивре, подлом Мольё
И дивных чудесах иных времен...

В Иль-ма-Инь, заповедной земле, жили некогда под крылом богов ясноглазые астары - многоименные дети небес.
Многие искусства превзошли они: и письмо, и чтение, и тканье, и шитье, и металл и золото были им покорны, по дереву они умели резать, и многое иное умели, нам неведомое, и не было искуснее их во всем, а самым искусным был мастер Фэньо.
Был его отец, тоже Фэньо, старшим конюшим самого государя Ивре Суйрена, а мать, Марэй, была большая шаманка - с самим хозяином чертога Вечной Ночи на короткой ноге. Сына Фэньо и Марэй любили безумно, растили его, заботились, ни в чем ему не отказывали, даже читать и писать научили.
Вырос сын - загляденье: косы до пояса, как закатный огонь горят, глаза - как морская лазурь, и видят до дна морского, до самого купола неба, руки как снег белые, белее пены морской, искуснее их на свете не было. За что ни брался Фэньо-младший, все ему удавалось - не было стрел острее его, одежд пестрее, книг краше. Думали родители - будет он как отец, конюшим.
А он в кузнецы подался. А потом и вовсе - изобретателем стал.

Изобретал Фэньо много всякого разного, и полезного, и не очень. Изобрел колесо, лук и меч, изобрел парус и весло, подкову изобрел и ведро - а потом заскучал и изобрел террор и геноцид, панику и братоубийственную войну, яд и нож в спину.
Тогда встревожился Ивре, хозяин ветров, повел широким рукавом, призвал верные ветры:
- Остановите, отговорите Фэньо-мастера, пусть прекратит изобретать!
- Как нам это сделать, владыка? Он упрям и упорен, он скорее умрет, чем оставит свое дело.
Задумался государь Ивре, посмотрел вниз с горы на заповедную землю. Видит - едет на охоту племянник Фэньо, золотокудрый князь Ном.
- Ветры мои, слуги мои! Знаю что делать: пусть упадет с коня Ном, золотокудрый князь. Тогда все само собой наладится.
Покачала головой его сестра, милосердная Эрит:
- Не дело нам, богам, за радость и добро платить чьим-то горем и болью!
- Может и так, сестра, но я знаю - нельзя нам иначе, - возразил Ивре.
И согласились с ним Ярен и Ахал, его братья.
- Поступай как знаешь, старший брат, - вздохнула Эрит. - Но добра от этого не будет!

И поспешили ветры в леса, где охотился Ном, золотокудрый князь, сбросили его с коня, ударили оземь. Тяжко заболел князь: ни рукой не мог шевельнуть, ни ногой качнуть, слова сказать не мог - только лежал и плакал горько.
- Ном, племянник дорогой - золотые кудри, золотое сердце! Что ж ты не встанешь, не пойдешь со мной и сыновьями моими, по лугам гулять?
Не отвечает Ном, только горше плачет.
- Арье, брат мой - золотое сердце, серебряная коса! Что ж ты не поможешь ему, не излечишь?
- Нет таких лекарств, брат мой, Фэньо-мастер, нет такого целителя, чтоб помог.
- Мать моя, Марэй-шаманка, сердце ветра, душа камня! Что ж ты не споешь своих песен, не спляшешь своих танцев, чтобы встал с ложа болезни мой племянник и друг дорогой, Ном, золотокудрый князь?
- Не в моей власти такие чары, не мне по плечу такое колдовство.

Закричал тогда в ярости Фэньо, глазами сверкнул, руки к небесам воздел, поклялся во всеуслышанье:
- Исцели его только, Отец Всего, Творец и Хозяин - и сотворю я такую красоту, какой доселе не было в твоей земле, какую и тебе не создать!
Усмехнулся Отец Всего, но не разгневался на гордеца: повел белым рукавом - и встал с постели Эйю, золотокудрый князь, как не болел никогда. Только с той поры открылись ему прошлое и будущее, и сердца человечьи, и помыслы правые и неправые, и прозвали его за то Мудрым.

А Фэньо пришлось во исполнение клятвы взяться за работу. Десять зим и двадцать лет не выходил он из кузни, но наконец закончил свое творение. И назвал он его Наллефрин - Прекраснейшее Ожерелье.
Не было на свете ничего краше того ожерелья. Днем оно затмевало Солнце, ночью сияло, как вторая Луна. Камни в нем светились колдовским огнем: белым первый, золотом - другой, а третий горел синим пламенем.
Гордился своим творением Фэньо паче возможного, носил не снимая, всем напоказ, и радовались все, видя его мастерство.

Двое только во всей заповедной земле не радовались: мудрый Ном и хитрый Мольё, названый брат Ивре, хозяин ночи. Почему грустил Ном, золотокудрый князь - кому знать, а Мольё от черной зависти ни заснуть, ни проснуться не мог.
Терзало его и крутило, что какой-то астар с самим Творцом, как сын с отцом, разговаривает и договаривается - а он, Мольё, и отзвука голоса Его не слыхивал, хоть и великий бог, и сами Лики его братом зовут.
Мучался он, мучался, гнев его ел, обида грызла - пока не додумался он до хитрой хитрости, подлой подлости. Не иначе, Чернобог, слуга его, на ушко нашептал.

Пошел Мольё к государю Ивре, хозяину ветров, и говорит ему:
- Брат мой и господин! Доброе дело задумал Фэньо-мастер: хочет он, чтоб его Наллефрин, прекраснейшая драгоценность, на небе среди звезд засияло всему миру на радость, чтобы всем им любовались, а не он один!
- Доброе то дело, - согласился Ивре. - Спасибо ему большое. Пойду, сам его поблагодарю, попрошу к нам на праздник приходить - новую звезду обмывать!
- Не должно тебе, господин, вместо вестника по своим вассалам бегать, - возразил Мольё. - Лучше давай как я тебе новость принес, так и ожерелье принесу, и Фэньо приведу на твой праздник. А ты ступай со свитой нам навстречу, чтоб торжественно вышло.
- Ну, будь по-твоему. У меня и впрямь дел невпроворот, - пожал государь Ивре плечами и рукой махнул - ступай, мол.

Не успел отослать - а Мольё уже побежал, в двери дома Фэньо стучится, кричит, выкликает тревожно хозяина - выйди, выйди, Фэньо-мастер!
Вышел тот из дома, о косяк рукой опершись, стал в дверях, зевает сонно - что такого от него божеству надо?
А хитрый Мольё притворился, что тревожится за него, говорит:
- Был я на горе Высочайшей, у ясноокого Ивре, Птичьего Короля. Отдал он своим слугам приказ - тебя схватить, связать, в поруб бросить, а Наллефрин у тебя отнять, и в корону его вплавить, чтоб впредь только Ивре им владел, и никто другой. Все боги против тебя, но я с тобой: я ведь тоже мастер!
- Мастер он, ну да. Палку-копалку выстругал, и тоже уже мастером себя зовет. Много веры твоим словам, Мольё! Чем докажешь?
Начал Мольё придумывать, как так из дома Фэньо-мастера выманить, Ивре навстречу - как бежит от ворот стойбища старший мастеров сын, Мадар - медная головушка, золотые руки - кричит:
- Отец! Просыпайся, одевайся - идет к тебе сам Ивре, и со всею свитой!
Поверил Мольё мастер, встревожился, не знает, что и делать - плакать не хочет, слезы сами текут.

- Что мне делать, хитрый Мольё, хозяин ночи?
- Спрячь ожерелье до поры, отдай другу верному...
- Кто мне друг, кроме тебя? Возьми же мой Наллефрин, мое сердце второе - спрячь его от чужих рук!
Радостно схватил Мольё добычу, обернулся черным облаком, да и скрылся - только его и видели.
Тут Ивре к воротам подходит, дивится - что его никто не встречает, никто ему не радуется?
- Как ты, тиран кровавый, птиц хищный, чудище нелюдское, мог пожелать мой Наллефрин, несказанную красу, у меня отобрать, себе в корону вплавить, ото всего мира спрятать?
- Как я мог то отобрать, что ты сам предложить мне хотел? Как я мог то спрятать, что ты хотел среди звезд на небе поставить, всем на радость?
Слово за слово - понял Фэньо, что обманул его хитрый и подлый Мольё, и самого государя Ивре, хозяина ветров, он же обманул.

- Дозволь мне, государь Ивре, за врагом в погоню пойти, вернуть мой Наллефрин, мое второе сердце, несказанную красу!
Тяжко вздохнул синеокий Ивре:
- Много горестей будет твоему племени, если ты пойдешь за Мольё в смертные земли!
- Много больше горестей нам будет, если проклятый Хитрец оставит себе Наллефрин!
И склонил тогда согласно голову государь Ивре, Король Мира.
- Иди, куда пожелаешь, и пусть все, кто захочет с тобою идти - идут с тобою.

Созвал Фэньо-мастер свое племя: кто хочет идти, доставать Наллефрин, звезду звезд?
Многие откликнулись, только Арье и многие из его клана пожелали остаться, так как Арье был провидец, и знал, сколько горя принесет украденное ожерелье, рожденное из подлости богов и из крови Нома, народу астаров.
Остальные же астаров охотно ушли за Фэньо-мастером, и с ними ушел мудрый Ном, не желавший оставить свое племя в беде.

Так, в первый день весны, прибыли они на побережье Большой Земли и разбили лагерь. И было то началом горестей астаров, их великой войны и великой славы.