Выносил компост перед работой, смотрю - передо мной пожилой мужчина с сыном-аутистом, держа его под локоть, помогает ему опорожнить мешок обьедков в бак. Невольно улыбаюсь, потому что после этих лет работы в диспансере мне приятно видеть семьи с аутистами на улице (в России в мое время все сидели по домам).

Подхожу ближе - ба, да это же мой бывший резидент из отделения для самых сложных пациентов! Назовём его Максим. Этот молодой человек лет двадцати с глубокой умственной отсталостью не мог ни одеваться, ни говорить, он с трудом пользовался туалетом, но самая запоминающаяся его черта - из-за каких-то поражений мозга он все время выглядел и вел себя так, как будто он вот-вот заплачет. У него большие, влажные, испуганные темные глаза, и вместо слов он всегда издает только жалобный лепет и испуганные, хнычущие звуки, отчего его все время хочется утешить, даже когда ты уже привык к тому, что он всегда такой.

Особенно несчастным Максим выглядел во время наших занятий в городском бассейне, где он, несмотря на подогретую воду, всегда дрожал крупной дрожью и казался ещё более уязвимым и напуганным, чем в остальное время, хотя никогда не пытался избежать посещения бассейна - так что, возможно, ему все же нравилось купаться. Под горячим душем в своей комнате он тоже всегда трясся, так что я не думаю, что ему в самом деле было холодно.

Наши с Максимом глаза встречаются, и он лепечет свое "ба-ба-ба..." - то ли узнал меня, то ли нет, кто его разберёт с его вечно напуганным лицом? Я, в свою очередь, очень рад его видеть - трудно не обрадоваться человеку, с которым ты в свое время столько занимался, разговаривал и вытирал ему слюни и сопли, потому что он не может даже высморкаться сам.

- О, - радостно говорю я ему. - Привет!
- Ба-ба-ба-ба... - лепечет Макс.
Его отец, седой коротко стриженный мужчина, смотрит на меня с удивлением, явно не понимая, почему какой-то совершенно незнакомый человек решил с ним поздороваться. Французы часто вежливо приветствуют людей на улице, но моя интонация предполагает давнее знакомство, заставляя отца Макса озадаченно наморщить лоб. Типа - ты кто такой и почему так радостно мне улыбаешься?..
Я думаю - да я и не с тобой здороваюсь! Но он явно успел решить, что они с Максом мне мешают - у французов такая преувеличенная вежливость нередко заменяет русское "кхе-кхе, я вообще-то тут стою и жду!". Поэтому он быстро хватает сына за локоть и оттаскивает его в сторону от компостного бака, чтобы освободить место для меня.

Забавно, что родители людей, которые не могут разговаривать, несмотря на любовь к собственным детям, обычно не думают, что у подобных инвалидов могут быть свои знакомые - не только в диспансере, но и в городе. Как будто только внутри диспансера их детей воспринимают, как людей и собеседников. И, может, они в чем-то правы - я ведь тоже познакомился с Максимом на работе и не радовался бы ему, как старому знакомому, если бы не работал с ним когда-то пару лет.

- Удачи, Макс, - бормочу я, пока они с отцом уходят. Думаю, знакомых инвалидов у меня в Лионе куда больше, чем здоровых людей - но вот на улицах я их встречаю куда реже.

Телеграмм-канал - t.me/reidalinn