О нет! Только не золото. Он ведь даже думать не хочет о нём. Золото этих гонок — их герой, их «Солнечный мальчик».
Всегда блестит, всегда в первых рядах, всегда лучше всех. И все у него в ажуре. И даже сейчас вот оно это золото! Проносится мимо, увлекая в слипстрим.
Окей, командор! Погнали! Вы ещё не знаете, но сегодня вам не стоять на верхней ступеньке. И душ из шампанского прольётся на вас из чужих рук!

Прямая. Он прикрывает глаза. Уголки губ дрожат, чуть обнажая зубы.
«Терпение, Аккерман! Ты знаешь, когда сделать манёвр. Ты знаешь…»

После гонки как обычно была пресс-конференция. Поздравления. Дружеские похлопывания по спине. Конечно же, все знали, что когда-нибудь этот момент наступит. И конечно же все были уверены, что именно Аккерман обставит Смита.
Ага! Три раза! Так он и поверил. Ха!

— Привет. Леви Аккерман?
— Пока, Эрвин Смит.
Брови Смита поднялись. Ха! Не привык, что тебя обламывают? Интересно, он чем-то мажет свои брови? Леви не удержался.
— Зачётные брови.

— Прикольная, кстати, фамилия Аккерман.
— Что-то не нравится, мистер Смит?
Неужели он это сказал — мудак….
— А ты как считаешь? Человеку с фамилией Смит может не понравится фамилия Аккерман?
Леви опять не мог найти, чем бы таким уесть этого грёбаного красавчика.
— Я бы с тобой поменялся, если честно.
Чем ты можешь хотеть со мной поменяться?
— Смитов как собак нерезаных. А вот Аккерманов я ещё не встречал. Ты такой один.
— Договорились, когда поженимся, возьмёшь мою фамилию.
Грёбаный стыд, неужели он только что это сказал?
Смит явно не ожидал.

На мгновение Леви оказался в невесомости, не чувствуя стропы, и параплан превратился в тряпку.
Нет! Этого не может быть! Это его стихия! Он должен бороться! Драться!

Стоило рассказать об этом Ханджи? Нет. Не сейчас. Не теперь. Он только вернулся к нормальной жизни. К полётам. Она запретит ему летать, и тогда точно — конец.

— Дело в том, что у меня никого нет. Я… один.
Было странно слышать, что у этого красавчика ростом под метр девяносто никого нет. Что с ним не так?

Короче, Леви знал, что с ним не так. А что не так с этим Эрвином? Парень был как с рекламной картинки — наглаженные фирменные льняные брюки, рубашка явно не с турецкого базара. На шее болталась верёвочка с подобием женской броши. В голове Леви вдруг всплыло — галстук-боло, именно так называется эта вещица. Откуда он мог это знать?

Леви снова словно ударило молоточком в висок. Откуда этому парню известно, что Леви такой любитель чая? Нет, это точно Ханджи подослала этого якобы одиночку, надеясь… Впрочем, на что она могла надеяться? Что Леви подружится с этим очешуительным мужиком? С какого перепугу?
— Откуда вы знаете, что я люблю чай?

Что он должен был сказать? Поблагодарить за то, что этот непонятный Эрвин Смит только что ему жизнь спас или, по крайней мере, избавил от койки в травматологии? Или возмутиться тем, что чужой человек посмел вторгнуться в его личное пространство?

Он снова был счастлив. Второй раз за сегодняшний день. Или третий. Или даже четвёртый. Было ли с ним когда-то такое?

Варька осторожно освободила одну руку — затекла. Сколько ещё стоять? Почему вообще она здесь? В глухом лесу, в ледяном болоте, мокрая, грязная...

Вот и все. Лунная ночь по-прежнему была прекрасна. Варя закрыла глаза. Мама. Мамочка...
Третьяковка. Арбат. Папина мастерская. Куинджи. И прекрасная "Всадница" Карла Брюллова...
Как же теперь, мама?
Медленно-медленно Варя опустилась вниз, в вязкую болотную воду.
Почему так тихо ночью в лесу? Почему она не успела сказать Никитину, что любила? Зачем все это?

Кофе и сахар, соединившись, бурно выясняли отношения. Пена поднималась почти до краёв.
Она иногда думала, что это похоже на бешеную ссору или страстный секс. Идея о сексе ей нравилась больше. Ей вообще всегда больше нравилось все, что связано с сексом. Зачем выяснять отношения, стоя друг перед другом, криком и претензиями, если это можно сделать горизонтально? Тоже, кстати, не молча…

Он тоже смотрел в никуда. И думал...
«Я встретил женщину…» Звучало пошловато. Но как сказать иначе?

Он посмотрел на её тонкий профиль. Да, уже не девочка, но… Она была настоящей женщиной. И в ней был огонь.

Она делает ещё один глоток. Её кофе совсем остыл, она чувствует горечь и вкус чернослива.
Ну же, скажи!
Он поднимает глаза.
— Я люблю твой кофе.
— Я знаю.