Зануда 60
Я бы ещё рассказал о том, что это болезнь, вызываемая вполне реальным сбоем в организме и требующая лечения, и что в начале прошлого века с лечением от неё было как-то не очень хорошо; что это и сейчас проблематично, а уж тогда уже то, что его в принципе направили на лечение, распознав признаки болезни, было чудом; что несмотря на то, что у человека внешне нет ни сыпи, ни температуры и выглядит он абсолютно нормально, ему очень плохо; что даже современные методы лечения совершенно не гарантируют выздоровления и что с депрессией можно бороться годами безрезультатно; что некоторые люди не находят в себе сил дождаться окончания лечения, потому что им плохо настолько, что ни любовь к родителям, ни хорошие друзья не могут заставить их продолжать бороться; что это сейчас многие знают о том, что есть депрессия и что это не «взгрустнулось», а тогда это не было широко известно, и несмотря на то, что никто в депрессии не виноват, и общество, и сам человек могли считать больного просто слабаком, что только ухудшало ситуацию.

В общем, упирал бы на то, что это болезнь, причём болезнь социально стигматизированная: если смерть от рака трагична, и ей посочувствуют, то депрессия, несмотря на то, что это точно такая же смерть в плане прекращения жизни, считается чем-то несерьёзным и даже желанием человека, его смешной слабостью, чем-то, над чем можно насмехаться, хотя человек так же умер, как умер и больной раком, и попавший под пулю, и заболевший воспалением лёгких. Возможно, попросил бы представить, было бы родственникам Есенина лучше знать, что он погиб в бою, а не повесился, или смерть — это в любом случае смерть, окончательная и бесповоротная, и особой разницы в том, как умер любимый человек, нет, и это одинаково больно?

Но я не педагог, слава богу.