Потерявший себя мальчик стоял на пике скалы.

Ветер трепал его волосы, жесткие, словно высушенная на солнце трава, и нашёптывал, успокаивая, забирая боль.

Мальчику сегодня воевать.

Не стоит драматизировать войну — это по меньшей мере глупо. Во время боя никто не осознаёт, что именно делает — колет, рубит, убивает… Тут главное — выжить.

В конце концов, Грэн знал, что половина рекрутов из года в год была в неё влюблена; он просто был одним из них. Их чувства разбивались о военный быт и резкие приказы; его чувства прорастали, укрепляясь корнями где-то в животе.

А его раздирало изнутри когтями, полосуя грудь и низ живота, а сны ему снились такие, что он, кажется, краснел после пробуждения и даже злился на себя за то, как он видит в них генерала.

И ледяные кристаллы безнадёжности и прочности этой любви росли и множились в Грэне. Год сменял год, линия фронта то медленно и неуверенно отодвигалась к городам, то, подобно морской волне, накатывала на подножье гор, сметая всё на своём пути, а Грэн всё так же любил Амайю, замечая каждый новый шрам на её коже и зная, что и в этот раз его не было рядом для того, чтобы хотя бы закрыть командира своим бесполезным телом.

Постепенно он привык к этой боли, научился с ней жить, пить, есть и спать, притерпелся к ней, понял, как эффективнее скрывать то, как бешено у него бьётся сердце в присутствии Амайи. Он заковал свои чувства в корсет из внешнего спокойствия, потому что не был готов ни к болезненному отказу, ни к солдатским насмешкам над его генералом, но эти чувства пылали так же жарко, как и семь лет назад, причиняя привычную, но от этого не менее мучительную боль.