(с)
1990. Как уже было сказано, пятёрка с плюсом, лапша с трюфелями, мороженое со сливками — то, что Наддель может лучше всего. Я говорю это не из подлости, а из любви. Уж в этом–то она заслужила похвалу.
Я как раз со всем усердием принялся за дело, как маленький Дитер издал звук «пффффффффттт!», какой бывает, если наехать велосипедом на жестянку. У моей лучшей части спустила шина. Я чувствовал сумасшедшую боль, кровь текла, как из резаной свиньи.
«Вызови «скорую помощь», Наддель! Вызови!» — стонал я, будучи не в состоянии передвигаться самостоятельно. Вокруг меня всё стало красным, маленький Дитер посинел и почернел. Через минуту он выглядел как мёртвый угорь. Наддель стояла не шевелясь.
«Ты хочешь, чтобы я истёк кровью?» — закричал я. Потом из последних сил дополз до телефона и набрал 110: «Приезжайте, скорее, я ранен, я умираю!» — прохрипел я в трубку.
Я нацепил на себя и на него какие–то тряпки — не мог же я ехать в больницу голым. Время до прихода санитаров показалось мне вечностью. Они чуть не обделались от смеха, ведь им представилась возможность вблизи рассмотреть большого и маленького братца Луи.
Они уложили меня на носилки, всё намокло от крови. Так меня доставили в ближайшую клинику. Было 2 часа ночи, врачей на месте не было, только медсестра, с улыбкой возившаяся со мной: «Ну, показывайте, господин Болен, что у Вас там!» Я чуть не провалился под линолеум от стыда.
«Это ушиб, ничего страшного, всё уже проходит» — заявила дежурный врач, заспанная и недовольная. «Приходите завтра с утра».
Но внутренний голос сказал мне: Дитер, твоя ванная полна крови. Твоя гордость выглядит как мёртвая. Ты подыхаешь от боли. Ты поедешь не домой. Я как в бреду повернулся к Наддель, которая приехала вместе со мной: «Отвези меня в другую больницу!»
Мы приехали в другую. Меня осмотрел другой врач, вызвал срочно своего шефа, специалиста по вопросам, касающимся мужского достоинства, профессора Гуланда, моего спасителя. «Если бы Вы пришли тремя часами позже, господин Болен, — сказал мне профессор — вам никогда бы больше не пользоваться этим».
Рано утром меня срочно прооперировали под общим наркозом. Меня разрезали как макрель, растянули, укрепили, вернули на место и снова зашили. На больничной карте стояла пометка «перелом пениса с разрывом крайней плоти». Перед операцией мне пришлось заполнить бланк, указывавший на возможность импотенции в будущем. Если забыть об импотенции, то ещё существовала опасность, что мой неудачник станет кривым. А попробуй–ка, найди женщину, которая стала жертвой изнасилования и не может ни с кем спать! Мне стало страшно.
Мне вставили трубку в мочевой пузырь, я две недели не мог по–нормальному мочиться. Когда я очнулся от наркоза, всё виделось как из–под вуали. Наддель рядом не было, только медсестра совала мне под нос телефонную трубку. «Там кто–то говорит, что должен непременно поговорить с Вами».
Я спросил себя, кто бы это мог быть и прохрипел в трубку: «Алло? Алло?»
«Ганс — Герман Тидье — загудели мне в ухо — слушай, дорогой Дитер! У тебя есть пять минут, чтобы объяснить мне, почему ты лежишь в больнице со сломанным членом. Иначе мы сами додумаемся».
Сам не понимаю, как я смог дать шефу «Бильда» приличный ответ. Помню только, как лежал, ослабевший, как меня бросило в пот. «Да–да, подожди, Ганс — Герман! Одну секундочку!» Я лихорадочно размышлял. Что сказать? Что сказать? Я спешно выдумал историю:
«Итак, Ганс — Герман, я стоял перед унитазом, как вдруг упал и ударился пенисом как раз об очко».
Конечно, я мог бы выдумать историю и поумней: что я упал с велосипеда, что на меня наступила лошадь, но ничего этого мне в голову тогда не пришло. Я слышал только, как Ганс — Герман прогудел в трубку «Вау! Вау! Вау!», а на следующий день, 7 декабря 1990 года, меня радостно приветствовал огромный заголовок в «Бильде»: «Кровавая драма в ванной — Дитер Болен почти кастрирован! Продолжение на странице 17!»
И продолжение: «Защемил между унитазом и раковиной!»
Мне было очень неловко, а моя семья отнеслась к произошедшему далеко не легкомысленно и была крайне обеспокоена. Мама привезла мне пирог, и даже Эрика нанесла визит.
#жызнь
Не хотела писать, но пост Ктярры навеял.У меня сегодня должна была быть 29 годовщина свадьбы. Уже не будет. Мы остановились на цифре 28. По объективным причинам, имя которым смерть. И золотой свадьбы у меня тоже никогда не будет.
Что сказать. Замуж я вышла по залету, за человека, которого полюбила с первого взгляда и как оказалось, до последнего вздоха, как в кино.
Не то, чтобы муж мой был идеален, но он всегда старался меня радовать какими-то мелочами. И в последний день я запомнила его, варящим мне кофе в пять утра.
Он был абсолютно и удивительно чистым человеком, что меня в нем, наверное и привлекало. Тем самым типажом нравственного атеиста, который правильно живёт не потому, что его ждёт награда на том свете.А самое главное, что я его любила и была этим счастлива.
А ещё, я считаю, что он за нами присматривает.