Белый том. 95. Следующий шаг

В лаборатории царил полумрак. Света было достаточно ровно настолько, сколько того требовала работа над зельем. Иногда пламя позади Гермионы слегка колыхалось, хотя дверь, плотно закрытая на ключ, не пропускала ни единого вздоха осеннего ветра, гуляющего по коридорам.
Осень в этом году выдалась необычайно холодной. Обычно такая паскудная и хмурая погода вступала в своё право только в середине октября. Сентябрь же радовал последними крохами тепла, да и ветер не хлестал по лицу с такой злобой. Но в этот раз учебный год только начался, и тут же многие умудрились заболеть. Не говоря уже о том, что в подземельях не спасало даже согревающее заклятье. Впрочем, сейчас Гермионе было совсем не до комфорта.
Несколько светлячков Люмоса, гоняясь друг за другом, воспарили над столом, высвечивая разделочную доску. Гермиона перевернула лезвие ножа плашмя и слегка надавила на боб. На этот раз она спокойно успела вылить сок в котёл. Помешала зелье, перевернула песочные часы. Выдохнула, вспомнила про себя следующую строчку инструкции и сверилась с пометками в учебнике. Кивнула.
Мало, кто знал, но Гермионе редко доводилось сидеть над учебниками слишком долго. Скорее уж, делать вид, к чему она себя приучила ещё до Хогвартса. Ну, а как ещё человеку с фотографической памятью вести себя, не вызывая лишних подозрений и раздражения у окружающих?
Впрочем, на неприязнь со стороны одногодок Гермиона давно перестала обращать внимание в принципе. Переживать о том, что думают другие непродуктивно, и это во-первых. Во-вторых, занижать свой уровень в угоду остальным — вообще полная глупость. У неё было несколько друзей и ворох хороших знакомцев. И этого для комфортной жизни вполне достаточно.
Правда, способность запоминать информацию не отменяла того же самого волнения. Как и стремления показать себя. И природного любопытства. Отчасти из-за двух последних причин, Гермиона и рискнула варить зелье не по официальному рецепту, а опираясь на пометки предыдущего владельца учебника. Рискованно? Безусловно! Могло ведь выйти ужас что! Или не выйти ничего вовсе. Вот только, Гермиона наизусть помнила таблицу взаимодействия компонентов. Несколько справочников, энциклопедий… Да даже оригинальный рецепт зелья на латыни! Опираясь на все эти знания, ничего опасного она в измененном рецепте не нашла. И это стало спусковым крючком. Уступить любопытству и попробовать. В конце концов, и профессор рекомендовал им приложить максимум своих знаний для выполнения задания. Гермиона так и поступила. Ну, почти что.
Но как же тогда обморок Падмы? Эта мысль заставила Гермиону нахмурится и отвести взгляд в сторону. В чем причина того, что Падма Патил вдруг упала и прекратила дышать? Если бы не своевременная реакция Панси Паркинсон и помощь профессора, кто знает, чем всё могло закончится?
Что это было? Зелье сейчас на той же самой стадии, но Гермиона не чувствует даже намёка на головокружение. Индивидуальная реакция на один из компонентов? Чушь. По крайней мере, в данном случае. Это зелье опасно, только если его неправильно приготовить или принять внутрь, не доготовив до конца. В противном случае, если бы сам процесс варки был настолько опасен, то и само зелье давно бы включили в соответствующую категорию. А то и вообще убрали бы из школьной программы, как сотни других.
Гермиона досадливо тряхнула головой. Не хватало данных. Она убавила огонь под котелком и накрыла его крышкой. Что ж… Хотя бы вечер полностью бесполезным назвать нельзя. Она приготовила первоклассный напиток Живой смерти. И ей есть, что представить на оценку профессору, у которого предварительно пришлось спросить разрешения занимать лабораторию. Конечно, Гермиона могла бы и просто взять ключ, но разрешение гарантировало. что её найдут, если бы эксперимент вдруг оказался смертельным. А ещё Гермиона выяснила, что таинственный Принц-полукровка действительно разбирался в предмете. Но вопрос с Падмой оставался открытым.
«Ну, значит нужно зайти с другой стороны. Выяснить, кто такой Принц Полукровка?» — подытожила про себя Гермиона. Наполнила пару склянок чуть остывшим зельем, взмахом палочки очистила котел и начала убираться в лаборатории. День прошёл.

***

— Не понимаю я вас, профессор. Почему бы не обратиться за помощью к Дамблдору? — Сириус скучающе сплюнул в пепельницу и в очередной раз обвёл взмахом палочки класс. — Если в этом классе кто-то и применил тёмную магию, то либо сделал это жуть как грамотно, либо вам показалось. Да и у Падмы Патил не то чтобы много врагов. Мы целый день бьёмся и ничего не нашли.
— Именно поэтому я и не хочу поднимать паники, пока мы не убедимся, что произошло! — раздраженно нахмурился Гораций. — Ещё не хватало, создать себе репутацию старого дурня, боящегося собственной тени. Да и у Альбуса без того достаточно дел.
— По моему, вы слишком заморачиваетесь, сэр. — Сириус с хрустом потянулся на стуле и в очередной раз закурил трубку.
— В таком случае, вы слишком беспечны. Особенно для того, кто начал преподавать в Хогвартсе тёмную магию.
Гораций вздохнул, сел за стол. Сириус продолжал безмятежно заполнять комнату синеватым дымом. И ограничился только вопросительным поднятием бровей. Некоторое время они молчали, да и Гораций, честно говоря, ответа не ждал. После того злополучного урока, на котором Падма Патил едва не задохнулась, его снедала тревога. Ночью поднимали с постели муторные сны о прошлом, днём не давали сосредоточиться сумбурные мысли.
— Да ладно вам. В конце концов, мой особый предмет изучают только ученики, сдавшие СОВ. — примирительным тоном всё-таки заметил Сириус. — И Дамблдор разрешил, что немаловажно. Мы же не можем взять всех и закрыть от внешнего мира за стенами замка, убеждая, какой кругом справедливый и безопасный мир.
— И очень жаль. — проворчал язвительно Гораций. В очередной раз вздохнул и провёл ладонями по лицу. Собственная кожа чувствовалась на ощупь как старый пергамент. — Спасибо за помощь. Можете идти.
— Обращайтесь, если что. — с готовностью встал на ноги Сириус. Взмахнул палочкой: пепельница исчезла с негромким хлопком. Гораций добродушно махнул рукой. Проводил новоиспечённого преподавателя по защите и тёмным искусствам взглядом, нервно пробарабанил пальцами по подлокотнику стула.
«Как есть Орион. С его этой трубкой и непрошибаемой уверенностью в контроле над ситуацией. Вот ведь злая насмешка судьбы… Я стараюсь не оглядываться на прошлое, а оно между делом, будто в насмешку, задевает меня мелочами. Может, не стоило возвращаться? Но иначе как? Снова бежать? От прошлого, от жизни, от себя… Бежать, как несчастный трус. " — со злости Гораций хватил кулаком по столу. Тут же на подносе появилась пузатая бутыль медовухи и граненный стакан. Глоток, другой, жидкость обжигает горло, струйка течёт по подбородку. Громко выдохнув, Гораций отёр лицо рукавом мантии, мутным взглядом обвёл помещение. — «Нет. Хватит бегать от собственного хвоста. Нужно разобраться. И сделать всё по возможности так, чтобы никто не пострадал. План. Мне нужен план…»

***

Если бы кто-то в этот момент осмелился заглянуть в кабинет зельеварения, то увидел бы полного старика, с пышными, как у моржа, усами, склонившегося над столом и испещряющим пергамент неровными строчками. Тишину нарушал только скрип пера и иногда тревожное, ворчливое бормотание. Обрывки приходящих мыслей оседали на пергаменте. Ничего необычного на первый взгляд, но стоит только присмотреться внимательнее, и можно почувствовать на губах горьковатый привкус силы, увидев, что фигура старика вовсе не отбрасывает тени. Но заглянуть в кабинет было некому. И это было хорошо.

***

Леденящее чувство отчаяния, казалось, накатило десятикратно. Отчаяния и жуткого страха. Днём он пустыми глазами смотрел куда-то в потолок, изредка замирал взглядом на слегка моргающей лампочке. Шевелиться вынуждали только естественные потребности в виде голода и необходимости справить нужду. А ночью его снова холодной волной захлёстывал страх, во сто крат сильнее прежнего.
Перед глазами то и дело вспыхивало бледное лицо Падмы, её падение на каменный пол. Воображение с полпинка докручивало самые жуткие предположения, картины похорон. Иногда, в короткий миг перед рассветом ему удавалось отмахнуться от страха, и тогда наступало то странное чувство оцепенения. Грани между сном и явью, когда не осознаёшь себя до конца. И в этот момент становилось чуть легче. А потом… Потом всё начиналось сначала. Голоса Гарри больше не слышал. Он остался совсем один.