Пикник на обочине по теме это все те же самые Хищные вещи века, но на другой лад. Вообще, магистральная линия смыслов у Стругацких выстраивается вдоль вектора всей русской классики с ее пониманием гуманизма. Только герой Пикника уже совсем не тот интель, и он не ноет. Что, конечно, придало книге цельности и естественности. Ну и больше грамотно сбалансированного экшена, это тоже очень способствует. И как-то уже не замечаешь, что книга по сути оборвана за минуту до кульминации, когда золотой шар уже должен начать выполнять желания. При сем подразумевалось счастье человеческое, но, боюсь, если начать его показывать, выяснится, что авторы его толком не представляют, либо их представление разойдется с общим, поэтому магия текста разрушится. Так что лучше и не прояснять, а то выйдет очередной правильный и скучноватый Полдень. Со своими желаниями у Рэдрика Шухарта после долгой истории разочарований в разных людях и в себе напряжёнка, поэтому авторы ему подсовывают свои, интельские, в форме смутной мечты, в которую поверил Шухарт со слов персонажа, быстро погибшего где-то ближе к началу книги. Причем, Рэд поверил скорее харизматичный личности, а вот понимания сути желаний и их последствий нет, есть одно смутное желание — перемен. Перемен требует его сердце, можно сказать, он им и голосует.

Я вам одну не очень приятную вещь скажу. Все эти интеллигентские переживания на тему того, как же нужно правильно делать добро из зла, по сути весьма невротичны. Ведь что такое невроз, если неформально? Это такой конфликт внутри личности, который похож на ситуацию из анекдота, когда пьяный ищет ключи не там, где потерял, а под фонарем. Потому что под фонарем светлее. Такая особая невротичная логика, которую могут понять многие, кто испытал ее беспощадную логичность на себе, изнутри ситуации. Есть какой-то внутренний конфликт или проблема, но подходить к ней и даже думать в ее направлении настолько болезненно, что человек смещает свои цели в сторону. И начинает, вместо того чтобы решать свою личную проблему, решать совсем другую проблему. Например, делать добро из зла. Тем более, что дело это, безусловно, благородное. Никто его за такое не осудит, и даже наоборот. Но проблема-то у него по-прежнему есть. И решая вот эту титаническую общечеловеческую, он свою личную проблему не решит. Как пьяница не найдет ключи под фонарем.

Тут кто-нибудь скажет, что я опошляю или даже вообще хулу возвожу. Но если вы задумаетесь, то увидите, что первые классические русские романы совсем не так гуманны, как последующие. Чем мучаются Онегин и Печорин? Они мучаются тем, что не находят себе места. В первую очередь, у них не выстраиваются отношения с обществом. Они не знают, чем себя занять. Любовь им скучна, либо после недолгой влюбленности они охладевают. Никаких попыток решить судьбы мира, исправить человечества, сделать добро из зла. Это только потом уже герои русской классики надёжно переключаются на исправление системы и воспитание человечности, в тихой надежде, что если исправить все человечество, то и их личное чувство одиночества и отсутствие чувства общности с коллективом как-нибудь рассосётся. Но не обязательно именно эти конфликты. Что там у кого первично из конфликтов, это уже каждому отдельному человеку виднее. Я даже не хочу в это погружаться, это личное. В отличие от публичных последствий в виде творчества.

Именно из-за отсутствия этого чувства общности и следующего из него непонимания окружающих, все писатели-гуманисты одновременно так безнадежно непрактичны и могут так красиво и увлекательно мечтать. Вот и Джина увлекло, хотя где-нибудь в соседних постах он с таким же увлечением рассуждает, кого из врагов России нужно резать, а кого — бить. Потому что писатели видят среднего человека, его личные качества и его потребности намного, намного лучшим, чем он есть в среднем. И ему это льстит, ему приятно. Кроме того, именно так и можно на человека повлиять — надо говорить ему, что он лучше, чем он есть. Иногда он таким и становится. А вот насколько устойчиво это состояние — уже вопрос.

Вот так и выходит, что если видеть людей (и себя) несколько более реалистично — таких огненных и пронзительных книг не напишешь никогда. Именно потому, что ты видишь их реалистично. Большинству людей ведь идеалы не очень нужны. У них намного проще запросы: сначала безопасность, потом поесть-попить, потом квартирный вопрос, потом социальные танцы, себя показать, на других посмотреть. Все по Маслоу, ничего оригинального. И вопросы эстетики их тоже интересуют, но так, по случаю. Дальше идёт процентов десять, наверное, и вот они уже хотят и мечты, и идеалы. Но вряд ли они готовы за них многим пожертвовать.

Тут можно было добавить ещё на тему того, что одна из особенностей невроза - трудность осознания своей ситуации и того, что с тобой происходит. И ещё то, что, в некотором смысле, Стругацкие именно этим и занимались всю жизнь. И рефлексия завершилась успешно - в той самой последней ненаписанной книге, которая Белый ферзь, они пришли к выводу, что всё, весь мир, который они хотели создать в своих книгах, по сути ими был выдуман, как и возможность его достичь. И, что неудивительно, желания дописывать эту книгу до конца, как и желания исправлять своими книгами мир, у них уже особенного не было. Плюс, конечно, возраст и отсутствие особенных материальных проблем.

Естественно, большинству эти выводы не слишком приятны и не слишком интересны. Поэтому Отягощенные злом, Град обречённый и последние книги Стругацких в целом так и остались не слишком известны по сравнению с ранними. А те, что писали другие под брендом Время учеников, и вовсе стали чем-то проходным и скучным. Сейчас даже фэны их успели подзабыть.