Преступление, которого не было (джен)

— Эй, Мариса, у тебя купальник развязался!

Несколько отдыхающих повернули головы, раздался возмущённый вздох, а затем сердитый возглас:

— Томмазо, хватит руки распускать, придурок!

— Это не я, это он сам, — ответил Томмазо, с невинным видом пряча ладони за спиной.

— Надоел!

— Да когда я успел?

— Слушай, отвали, а? — Альба, подружка Марисы, крупная, боевого вида и со свистком на шее, приподнялась на полотенце и бросила на Томмазо убийственный взгляд. Она была похожа на покрасневшего от солнца, присыпанного песком и готового броситься в атаку бульдога.

— Жарко ведь, зачем тебе лишняя одежда, бамбина? — не унимался Томмазо, игнорируя бульдога.

— А почему ты сам не снимешь плавки, если тебе жарко? — Мариса села, завязала на спине шлейки и повернула к нему загорелое лицо, на котором вокруг глаз остались светлые следы от очков.

— А что, ты не против? Я тоже не против. Я с удовольствием. Только не здесь, бамбина, — он подмигнул.

— Да чего я там не видела? — она скривилась.

— Там ты ничего пока не видела, но я обещаю, тебе понравится.

— Мне в тебе ничего не нравится и не понравится, урод. Твое дело — еду подавать, — проворчала Мариса. — Альба, пойдем купаться, а то нам скоро в лагерь.

Обе девушки встали. Уперев руки в бока, Альба хищно осмотрела территорию пляжа, на которой расположились спортсмены летнего лагеря. На этой неделе она была старшей по отряду и потому гордо носила на шее свисток. Два тренера неподалеку играли с парнями в волейбол, две учительницы мирно дремали в тени. Томмазо встал с корточек, бросив критический взгляд на мускулистый зад Альбы, и стал с удовольствием наблюдать за тем, как Мариса стряхивает песок со своих стройных, загорелых ног.

— Сегодня волна высокая, смотрите, я вам ещё пригожусь, — крикнул он им вслед. — Будете звать на помощь, я тут как тут.

Он представил, как Мариса тонет, захлёбываясь солёной водой, и в испуге хватает его двумя руками за шею. Её глаза светятся благодарностью, он подхватывает её и плывет к берегу, безнаказанно трогая под водой её маленький зад.

— Уж тебя-то мы точно звать не станем, шкет, — проворчала Альба и стала разбегаться, чтобы прыгнуть в воду. Если она хотела его задеть, то просчиталась. Томмазо и ухом не повёл. На фоне Альбы любой показался бы шкетом: она была капитаном женской команды по плаванию, и в заплыве от Фаро до бухты Ланцеттино побила бы даже Фабио Скоццоли. Кажется, она и ростом вышла не ниже. Впрочем, Скоццоли был не особо силён на больших дистанциях. Томмазо представил себе, как стоит со свистком на берегу, поднимает руку, дает отмашку, и свирепая Альба бросается в воду наперегонки с длинноруким Фабио: оба яростно рассекают волны, пока не скрываются из вида за мысом Верде, Альба чуть впереди, чемпион позади.

Альба нырнула в набежавшую волну, а Мариса стала заходить в воду медленно, с охами, из-за которых Томмазо перестал думать о соревнованиях по плаванью. Она была весьма грациозна, с тонкими руками и тонкой шеей. Вечернее солнце светило ей в спину, и её изгибистый силуэт на фоне ярко-зелёной воды привлек внимание ещё кое-кого, сидящего неподалёку от Томмазо.

— Слюни подбери, — сказал он парню лет шестнадцати, смотревшему вслед Марисе с нескрываемым восхищением.

— Крутая девчонка, — тот поднял голову и с удручённым видом осмотрел Томмазо. — К другим они так и клеятся. А что делать таким, как мы?

Томмазо усмехнулся и с интересом глянул вниз. Он сам не отличался атлетической фигурой, но заговоривший с ним мальчишка был однозначно мелковат, мешковат и бледноват для спортсмена. Большинство детей на этом пляже были младше Томмазо на год-два и отдыхали в летнем лагере в Фаро, а Томмазо подрабатывал официантом в кафе, где их кормили.

— Как самокритично и прямолинейно… А ты в какой команде?

— Шахматистов.

Томмазо довольно хмыкнул.

— Тогда понятно. А зовут как?

— Сильвио.

— Знаешь что, Сильвио… — он посмотрел на купающихся девчонок. — Это сейчас они ценят бицепсы и пошлый юмор. А лет через десять их заинтересуют наши мозги.

— Лет через десять Мариса будет замужем и с тремя детьми.

Томмазо тут же представил, как располневшая, сильно беременная Мариса выходит из моря, ведя за руку мальчишку с надувными браслетами, и вопит дурным голосом: «Джузеппино, зайди в тень!» От этой картины он усмехнулся и с любопытством глянул на Сильвио.

— Ну и нафига она тебе нужна, толстая и с тремя детьми? Через десять лет подрастёт вон та, — Томмазо указал на пигалицу, прыгающую от нетерпения возле лотка с мороженым. — И будет у тебя много классных девок.

— Она не девка, — сказал Сильвио, глядя в сторону моря, — ты её не знаешь.

— А ты знаешь? — Томмазо сел на песок, вытянул ноги и проследил за взглядом Сильвио. Прямо перед ними, метрах в двадцати, в волне промелькнул мускулистый зад Альбы в красном купальнике, а затем из пены показалась голова Марисы, шея и совершенно голая грудь. Не сразу заметив, что верх от купальника смыло, Мариса немного покрутила головой, отряхнула волосы и только потом услышала смех и возгласы подружек. Она оглянулась, нелепо прикрываясь руками, а затем нырнула, отыскала купальник и стала завязывать его под водой. Томмазо успел отлично всё разглядеть. Завязки на купальнике были ни к черту, а вот то, что под ним, подходило ему по всем параметрам. Она станет сговорчивей, надо только не ослаблять напор.

— Чёрт, — нервно прошептал Сильвио.

— Так что ты там хотел сказать?

— Ничего. Но десять лет я ждать не собираюсь! — Сильвио решительно вскочил и, схватив полотенце, направился в лагерь, ни с кем не попрощавшись. У него были тонкие, кривые ноги, рыжие волосы и невпечатляющие плечи. Томмазо не представлял, сколько ума нужно проявить парню, чтобы с такой внешностью понравиться Марисе. Будь это другая девчонка, он бы даже взялся помочь нерадивому шахматисту, но на Марису у него были свои планы. Несмотря на невысокий рост, крючковатый нос и довольно тощий вид, Томмазо не унывал, потому что всё, что он задумывал, имело свойство сбываться — но не по счастливой случайности и не благодаря деве Марии, которой истово молилась его мать, а благодаря его уму, расчету и фантазии. Что Марисе надо? Заинтересовать её, показать силу, потом заставить поверить, что нуждаешься в помощи, прикинуться пылким, потом безразличным… Это было немного скучно, зато проверено и действенно. Вечером за ужином он добавит ей и её подружкам мартини в сок — им это понравится.

Томмазо дождался, пока девчонки, наплававшись, выйдут из моря. Альба дунула в свой свисток, и человек двадцать подростков, включая команду волейболистов, собрали свои вещи и направились в лагерь. Последними уходили тренеры. Он наблюдал за ними, стоя у кромки воды, а потом уставился на морскую рябь, думая о том, как скучно жить на свете, когда все вокруг — за редким исключением — глупы, ограниченны и врут.

Врут его родители, когда пытаются выглядеть славной, добропорядочной семьей на похоронах и свадьбах родственников; врёт его старшая сестра Пина, якобы собирающаяся уйти в монастырь и потому не заводящая ухажеров; учителя постоянно полощут мозги, рассказывая сказки про усердие, высокие баллы и успешную карьеру, и даже единственный друг по школе, которого Томмазо не презирает за тупость, публикует в интернете порно истории про Гарри Поттера, прикидываясь сеньорой средних лет…

На пляже остались, в-основном, местные старушки и несколько приезжих иностранцев. Молодежь вернётся сюда позже, чтобы выпить, ширнуться или перепихнуться в темноте под шум волн… От последнего Томмазо и сам бы не отказался.

* * *

Откуда он мог знать, что эта бамбина ненавидит мартини? Протеиновая диета, спортивный режим…

Томмазо чуть не лишился работы из-за того, что подлил алкоголь несовершеннолетней, да и в кафе вышел скандал. Другой босс и разбираться бы не стал, но сеньор Карпентини был на дружеской ноге с его матушкой — они иногда занимались сексом по воскресеньям, после утренней службы, на которую их верные супруги не ходили. «Религия — большая сила, она объединяет и учит всепрощению», — подумал Томмазо, когда лысый и смешной сеньор Карпентини отчитал его и всё-таки оставил, выслушав нелепую ложь о том, что кто-то случайно перепутал заказы. В тот ужин никто мартини не заказывал, но босс только руками всплеснул и выругался хорошенько. Томмазо не хотелось терять летнюю работу, но не из-за денег, а потому что вокруг было много самых разных людей, местных и приезжих. Они встречались явно или тайно, вели повседневные беседы, которые можно было ухватить урывками, подавая блюда, признавались друг другу в любви и грехах, затевали философские и пьяные разговоры. Томмазо наблюдал, слушал и записывал — он очень любил записывать — и всё больше ненавидел людей. На следующий год он вырвется из занудной школы и поступит в Урбинский университет на журналистику — отец не особо одобрял «писанину», но деньги на обучение найдутся. Когда-нибудь Томмазо напишет книгу о том, какие все вокруг идиоты, и прославится. Для этого необязательно придумывать новые фантастические миры или затейливые сюжеты, достаточно просто следить, подмечать, записывать.

А ещё всего за неделю бамбина полюбила шахматы.

Этого Томмазо снести не мог: если бы она предпочла ему загорелого красавца с бицепсами, проглотить обиду было бы намного проще, но Мариса выбрала кривоногого шахматиста, чтобы торчать с ним на пляже, разыгрывая в теньке гамбиты. Томмазо сделал ход конём и тоже подружился с Сильвио. Ему хотелось быть в курсе событий, и он взял на себя труд давать Сильвио полезные советы, когда бамбина уходила на тренировки.

— Она умная и быстро учится играть, — сказал ему Сильвио, поглядывая на играющих волейболисток.

— Но ты хотя бы разок ей поддался?

— Думаешь, стоит?

Томмазо хмыкнул и сплюнул в песок. Мариса промазала на подаче, и он еле скрыл злорадный смешок.

— Думаешь, нет? Или ты хочешь до конца смены зависнуть на стадии шахматных отношений? Сколько вам тут осталось? Две недели?

Сильвио уверенно расправил свои худые плечи и доверительно шепнул:

— Я знаю, что она хочет большего, но… как нам остаться наедине? С нашим режимом после девяти из корпусов не выпускают. У нас всего-то и есть пара часов на пляже перед ужином, да и то у всех на виду.

— Смойтесь незаметно в город, снимите номер в гостинице, — предложил Томмазо и тут же скептически скривился. — Хотя гостиницы забиты под завязку…

— Нет, что ты! — Сильвио возмущенно замахал руками. — Наедине, но не настолько… Просто наедине.

Томмазо смерил его внимательным взглядом.

— Есть один вариант, но… вас придётся прикрыть.

— Что за вариант? — Сильвио заинтересованно глянул на Томмазо.

Тот огляделся по сторонам и тихо сказал:

— Здесь недалеко, примерно с километр на север, есть пещеры. Я их хорошо знаю, облазил с детства вдоль и поперёк… Попасть внутрь можно только со стороны моря, поэтому там никого не бывает. Проплываешь в море метров сорок от мыса Верде — и вуаля! Заходишь в пещеру, поднимаешься наверх — чем дальше, тем живописней. А в самом дальнем гроте вообще есть перст счастья.

— Что есть? — заинтригованно спросил Сильвио.

— С потолка свисает кусок скалы, похожий на палец. Кто под ним постоит, будет навеки счастлив… Дурь, конечно. Приведи её туда, заинтригуй, расскажи историю… На это уйдет всего пара часов. А я тебя прикрою. Если что, скажу, что ты отбежал в корпус или что вы пошли за мороженым. В-общем, наплету чего-нибудь, — Томмазо дружелюбно улыбнулся.

— Спасибо, — Сильвио задумчиво посмотрел в сторону мыса Верде. — А точно за два часа управимся?

— Естественно. Я же местный. Но девчонок туда не водил. Там пол жесткий.

— Ну, это неважно… Уверен, что до пола у нас не дойдёт.

— Вот как их отпустят с тренировки, так и идите. Только не говори куда, заинтригуй её…

— Ну, это само собой, — Сильвио мечтательно вздохнул. — Мы разъедемся через две недели и, возможно, никогда больше не увидимся.

— Это не то настроение, с которым я бы отправился стоять под перстом счастья, — усмехнулся Томмазо. — У тебя есть повод действовать. Завтра.

— Послезавтра. Завтра предки приезжают…

Для плана Томмазо это могло быть проблемой — теперь ему придётся заново проверять расчеты. Он с безразличным видом пожал плечами.

— Да уж, от предков в пещере не спрячешься.

* * *

Назавтра в лагере был родительский день — Томмазо удивился, увидев, сколько родителей не поленились постоять в субботних пробках и прикатили проведать своих чад — будущих спортивных звёзд.

Родители Сильвио были такие же невзрачные на вид, как их сынок: мамаша имела идеальную форму (шара на ножках), папаша был усат, тощ и рыж, и только сестра выделялась на их фоне — тоже рыжая, но ладная, лет пятнадцати. Сильвио не столько общался с родителями, сколько болтал с сестрой — и совсем не приближался к Марисе.

Мать Марисы выглядела как положено: с такой Томмазо не прочь был бы поваляться ночью в песке, но после скандала с мартини ему не хотелось показываться кому-то из родителей на глаза. Отец Марисы не приехал, мать казалась немного нервной и обеспокоенной, и Томмазо вдруг представил, какой вид у неё будет спустя всего пару дней. Станет ли она рвать на себе волосы от горя, будет ли всхлипывать, посылая проклятия морю и мадонне? Как отреагирует шарообразная мамаша Сильвио? Ему нужно было бежать в кафе, чтобы отработать вечернюю смену, но фантазия не унималась и ещё долго мешала ему работать.

* * *

Назавтра Томмазо появился на пляже, как обычно, около шести. Погода была чудесная. Редкие магнолии, посаженные вдоль берега, задумали цвести сильней обычного. Томмазо посмотрел на часы в телефоне, еще раз проверил лунный календарь и график приливов и отливов для десятого июля. Он любил, чтобы всё было под контролем.

Сильвио и Мариса ушли в половине седьмого, прихватив с собой полотенца и оставив телефоны. Никто, кроме Томмазо, не обратил на них внимания. Альба давно отвыкла от компании подружки и теперь постоянно загорала рядом с пловцом по кличке Каланча. Сильвио несколько раз обернулся, удаляясь от лагеря, и Томмазо кивнул ему, выражая молчаливое одобрение и поддержку.

Если Сильвио не будет плестись и если его не хватит солнечный удар, до мыса, возле которого нужно плыть к пещере, они дойдут минут за двадцать. Еще минут пятнадцать можно оставить на купание, но Томмазо сделал ставку на то, что влюблённые не станут долго плескаться. Им будет двигать нетерпение, ею — любопытство. Они доплывут до входа в пещеру около семи. Затем подъём, разговоры, осмотр места, поиск придуманного Томмазо перста судьбы — им придётся зайти в дальнюю часть пещеры, куда проникает немного света из верхней расщелины. Прилив начнётся в семь ноль семь и будет высоким и стремительным — подводное течение в этом месте заставляло воду подниматься за считанные минуты, вот почему вход в пещеры для туристов был строго-настрого запрещён. Правда, табличка с предупреждением исчезла с камня ещё утром.

Томмазо смотрел на то, как разминаются бадминтонисты, и поглядывал на часы.

Они наверняка уже зашли в пещеру — Сильвио растерянно озирается, Мариса удивленно ахает. Там и правда романтично и красиво. Он говорит, что хочет прожить с ней всю жизнь до гробовой доски — вряд ли она уловит в его словах иронию. Он подает ей руку и помогает забраться на гладкие камни, ведущие вглубь пещеры, видит свет, проникающий сквозь крошечные расщелины в потолке. Там светло, и потому не страшно. Они будут долго и безрезультатно разглядывать потолок, ища выступ, похожий на огромный палец — Сильвио не успокоится, пока не отыщет его…

Томмазо нервно глянул на часы и почувствовал прилив адреналина: море зашумело. Здесь, на берегу, прилив был почти не заметен — море украдёт у пляжа маленький кусочек береговой линии. Но в пещерах — как раз наоборот. Поток встретится со скалами и с двойной силой устремится в расщелину, а затем в пещеру. За несколько секунд он заполнит низкий грот до самого верха, затем пенистая вода устремится дальше.

Всего один раз Томмазо рискнул сунуться в пещеры перед приливом — если не потерять голову и сразу нырнуть под заполненный водой свод, повернуть налево, прочь от острой скалы и в сторону от течения, то можно выплыть без особого труда. Впрочем, у любого нормального человека будет мало желания нырять в быстро прибывающую воду, особенно, если есть надежда переждать напасть в пещере. Вот только и она через несколько минут вся заполнится водой, которая будет радостно выплескиваться из наземных расщелин, дарящих внутри пещеры такой обнадёживающий свет. Соблазн переждать прилив есть — это опасно и романтично. Но безнадежно.

Томмазо слушал, как шумит прилив, как кричат и смеются отдыхающие, и поглядывал в сторону мыса Верде. Сильвио и Мариса вполне могли и не добраться до пещер — передумать и решить просто прогуляться по пляжу. Они могли заглянуть в пещеры ненадолго и, почувствовав опасность, сразу вернуться на берег. Сильвио мог не найти вход, Мариса могла отказаться плыть неизвестно куда в незнакомом месте, где подводные течения коварны… Однажды это не остановило Томмазо — он нашёл, заплыл, но, предупреждённый об опасности и всех подводных камнях, нырнул в нужный момент, чтобы испытать незабываемое чувство острого, животного страха перед стихией, с которой справиться почти невозможно.

Он представил, как Сильвио и Мариса, услышав шум воды, бегут ко входу, а потом испуганно ахают и отступают вглубь пещеры. А может, они так увлеклись беседой, что даже не заметили смертельной опасности, и только когда вода стала подниматься по щиколотки, по колено, по пояс, их обуял тот самой ужас, который когда-то испытал Томмазо, изо всех сил пытаясь справиться с потоком, пробираясь через бесконечную пенистую пучину? Они стоят вдвоём, наконец-то наедине, держась за руки или обнимаясь, Мариса делает большие глаза — на самом деле, её глаза и так довольно велики и делают ее похожей на овцу… Тощий, рыжий Сильвио приободряет её, хорохорится, уверенно указывая на расщелины, из которых проникает свет. Они не задохнутся, даже если придётся просидеть здесь несколько часов, хоть вода и неприятно холодит, но всё же она летняя, июльская… Возможно, они даже смеются, потому что прилив на какой-то момент замедляет скорость, обманчиво отступает, на самом деле, просто заполняя боковые, более низкие гроты и пещеры, но… им уже не выплыть.

Даже если они решат нырнуть, чтобы доплыть до выхода, нужно потратить немало сил, а справиться с потоком снаружи, не ударившись о скалы, может только посвящённый.

Томмазо не отрывал взгляд от мыса. Скоро новый дежурный по лагерю дунет в свой свисток, и спортсмены начнут собираться в корпус, а затем на ужин. Ему тоже пора было уходить, но он решил подождать ещё немного. В какой-то момент ему показалось, что со стороны мыса мелькнула одинокая фигура, но она оказалась всего лишь тенью от мелкого, случайно налетевшего облачка.

Если они вернутся, то даже не поймут, какой опасности избежали. Возможно, Сильвио даже поблагодарит Томмазо.

Томмазо вдруг понял, насколько неинтересна на самом деле ему была Мариса — обычная девчонка, ничего особенного, излишне манерная, бесхребетная, без особого ума… Если они вернутся, он без сожаления её забудет, уступит этому хлюпику Сильвио, а потом посмеётся над своими фантазиями.

Ему вдруг очень захотелось, чтобы они вернулись.

Но вот прозвучал свисток, пляж стал пустеть — никому и в голову не пришло спрашивать у Томмазо, где Сильвио и Мариса — их сумки с телефонами захватила вездесущая Альба и, громко и презрительно фыркнув, прошла мимо.

Томмазо ушёл сразу за остальными, почти уверенный в том, что они вернулись по дороге или попросили кого-нибудь подбросить их на попутке. За ужином Мариса будет, как всегда, сидеть за столиком нога за ногу и манерно улыбаться, а Сильвио будет влюбленно поглядывать на неё из дальнего угла кафе.

Проходя по площади Тоцци, Томмазо повернулся к церкви и увидел, как дорогу переходит группа монашек. Она шли послушным караваном, облаченные в свои длинные нелепые одеяния, и ему захотелось подбежать к одной из них, задрать высоко подол длинной юбки и крикнуть на всю площадь что-нибудь неприличное, непременно про мадонну. Лицемерки! Пару раз он занимался сексом с монашкой. Это было летом, когда он отдыхал на Лаго-Маджоре. Монашка жила в Санта-Катерина-дель-Сассо, была намного старше его и очень горяча. Она даже толком не разделась, не вылезла из своего балахона, а после так горько каялась, воздевая глаза к небу и бормоча «я его соблазнила, соблазнила», что Томмазо не смог сдержать смех. Он был у неё точно не первый. Когда она успокоилась, он попросил её соблазнить его снова, а потом помолиться с двойной силой...

От этих воспоминаний в груди у Томмазо радостно сжалось, и он почему-то представил себе, как Сильвио и Мариса трутся друг о друга, прислонившись к стене скалы, как пугаются, заметив прилив, как хватаются за руки, надеясь поймать последние глотки кислорода из расщелин в потолке грота, а потом, когда вода добирается и туда, отчаянно ныряют к выходу из пещеры, отталкивая друг друга, стараясь раньше добраться до узкого выхода. Он уже почти видел, как утром находят их голые тела, отнесенные течением аж к Лидо Гранде. Её груди будут синими, её ноги будет изрезаны о скалы, но в глобальном смысле человечество ровным счетом ничего не потеряет и почти не заметит перемен.

— Томмазо, где тебя носит? — проворчал старший официант. — Пина сегодня отпросилась на свадьбу, ты что, забыл? Бегом на кухню!

Их не было за столиками, они не пришли на ужин — и Томмазо, подавая блюда, с каким-то странным теплом, нарастающим в груди, размышлял, представлял, фантазировал и мечтал, а потом всю ночь записывал свои мысли и впечатления в толстой тетради. Свои язвительные и философские размышления о смысле жизни и людском сволочизме он оставлял для блогов, а в тетрадь попадало только то, что не должно быть в сети, но однажды могло бы стать частью бестселлера.