Марта (джен)

— Это уже не важно, — сказала Марта и вышла в окно.

А я проснулась — не от испуга, колотящегося сердца или там собственного крика, а от тоскливого ощущения потери: ну как она могла, зачем было все портить, как можно было взять и прямо так сразу в окно, там же шестой этаж, ну.

"А может быть, во сне был не шестой?" — робко предположила я, сама зная, что вру себе. Во сне этаж тоже был шестым, и я это прекрасно знала, таким фоновым неотменяемым знанием. Не уверена, что помнила свое имя и возраст (с возрастом у меня и наяву-то проблемы бывают), а вот этаж шестой, да.

"А может, она выжила", — еще более робко предположила я и на пару секунд даже приободрилась. Да, это выход. Не отрицать то, что точно случилось, но придумать альтернативную концовку, в которой все хорошо. Только "все хорошо" должно быть правдоподобным, конечно, а значит, надо бы пойти и загуглить, можно ли выжить после падения с шестого этажа и какие от этого бывают травмы. Потом я проснулась получше, сообразила, сколько травм и увечий я там увижу, и отмела эту версию поскорее.

Меж тем, надо было срочно что-то делать, потому что настроение мое стремительно портилось. Нельзя начинать день с ощущения потери, вредно для здоровья, нервов, кармы, чакр и вообще чего угодно. Марту нужно было незамедлительно спасти, я не могла потерять ее, даром что у меня никогда не было ни одной знакомой Марты. Теперь, значит, есть. Пусть даже только во сне.

Самое смешное, что я с перепугу и сон-то забыла, весь, кроме концовки. Поэтому не знала, что именно Марта сочла не важным, и отчего у нее был такой грустный голос, и почему все-таки она вышла в окно. И как она, кстати, выглядела. Обычный, невысокий, не худой и не толстый девичий силуэт, темный и невнятный против солнца. Стрижка какая-то до плеч или около того. И всё.

"Там был батут. Она упала на батут и долго еще пружинила, ругаясь от неожиданности", — снова попробовала я, но попытка провалилась. Ну какой еще, к черту, батут? Откуда он взялся? Во сне еще и не то бывает, конечно, любой сон имеет право на немедленную материализацию батута, философского камня, летающего розового слона и симпатичных людей разной степени одетости, занимающихся вещами разной степени пристойности (можно на летающем слоне). Любой сон имеет право на материализацию чего угодно, в общем. Но только до тех пор, пока это соответствует логике сна. Пока я — изнутри сна, а не потом, задним числом, оценивая весь этот бред неспящим рассудком, — сама в это верю. А в батут я не поверила ни на одну секунду — ни тогда, лежа в кровати вместе с не до конца развеявшимся сном и острым чувством потери, ни потом, за завтраком. Но к концу кофейной чашки меня осенило.

Она просто улетела. Вот что случилось с Мартой. Никуда она не упала и не разбилась. Она вышла в окно, как другие люди выходят в дверь, и отправилась себе дальше.

* * *

— Ты хорошо придумала с окном, — сказала Марта. — Падать с шестого этажа очень неприятно, сама понимаешь. А в итоге все так хорошо сложилось, так здорово, и я теперь могу летать, правда, для этого большая высота нужна. Вернее, падение. Чтобы разогнаться, что ли?

— Ну, я никак иначе не смогла себе объяснить, почему ты не полетела сразу с подоконника или даже прямо из комнаты, а зачем-то упала вниз, — пожала плечами я. — Сама виновата, в следующий раз не будешь делать такой ерунды.

Мы с Мартой пьем чай, и я почти уверена, что мне это снится, хотя помню все события непрерывно: приход с работы, звонок в дверь, коробка конфет в руках у смущенной Марты и "Возможно, вы меня не помните".

Отчего же не помнить. Помню. Хоть и не знаю, что Марта делала у меня раньше, и лицо ее вижу как будто впервые. Зато разговоры с ней — такие знакомые, что я их и правда почти помню.

— Марта, скажи честно: что у нас с тобой тогда случилось? Ведь если бы я не придумала, что ты улетела, ты бы и в самом деле... почему?

— Это уже не важно, — сказала Марта и вышла в окно.