Тёмные стороны магии (джен)

Поудобнее устроившись в пустом купе Хогвартс-экспресса, я полностью погрузился в размышления о прошедшем лете, в ходе которого мое видение мира и мышление кардинально изменились. Сентябрьский моросящий дождь лишь способствовал этому — мелкие капли, стекая вниз по окну, отвлекали от мельтешащих по платформе людей, способствуя полному «погружению». А поразмыслить было о чем.

Наверное, ключевую роль в летних событиях сыграли как раз-таки мои действия и действия моих друзей. Конечно, не стоит отрицать и силу обстоятельств, влияющих на события в жизни. В общем, к «самому важному лету в жизни», как я его гордо обзываю, привел ряд моих действий и случайных событий, и, если не углубляться в скучные размышления о взаимосвязанности и взаимозависимости желаний, действий, событий и результатов, а перейти сразу к сути, то главный виновник «изменившегося за лето Гарри» — Сириус Блэк. Преступник в глазах масс и самый умный и интересный человек по мнению Гарри Поттера.

После того, как мы с Роном и Гермионой помогли Бродяге сбежать, я долго думал о способах связаться с крёстным. В конце концов, он единственный из живых родственников (за исключением Дурслей), да и к тому же хороший друг моих родителей. Нам однозначно многое нужно было обсудить. Но мне категорически не везло — Букля возвращалась с моими же письмами обратно, так и не найдя адресата. К счастью, Сириус разделял мои мысли насчет необходимости общения и сам нашел способ связаться со мной. Произошло это в мой первый день каникул, когда я размышлял о своей судьбе нелегкой и стриг газон дядин, — возле меня появился домовой эльф. Представившись Кричером, «слугой предателя рода и разочарования матери», он вручил мне листок и какую-то небольшую книжку и исчез. Помнится, тогда я был не на шутку удивлен и даже слегка испуган — весь мой предыдущий опыт встреч с этими созданиями буквально кричал о скорых неприятностях. К счастью, неприятности не наступили. Скорее, наоборот, наступила белая полоса в жизни. Послание оказалось от Сириуса, который умудрился покинуть страну, из-за чего его и не находили совы, и сейчас «полировал палочку» у какой-то «чертовски горячей» школьной подруги. В послании Сириус также рассказал, как пользоваться дневником, который я сперва принял за книгу. Дневник был черного цвета, лишенный каких-либо рисунков или узоров, но украшенный на обложке моей фамилией и инициалами, которые тускло светились зелёным светом. Ночью выглядит довольно-таки красиво, хочу отметить. По своим функциям он оказался похож на дневник Тома Риддла — всё написанное впитывалось в бумагу и спустя несколько секунд исчезало, оставляя страницу девственно чистой, и отображалось в точно таком же дневнике у Сириуса. Когда же мне приходил ответ Бродяги, зелёное свечение сменялось на красное, так что опасений пропустить сообщение крестного я не испытал ни разу. Так и началась наша с крёстным переписка. Конечно, первые несколько дней она была посвящена исключительно моим родителям и их прошлому. Я узнал много интересного из их жизни, в результате чего, даже при выполнении заданий Дурслей, сохранял на лице улыбку до ушей, вспоминая очередной забавный случай из жизни Мародёров. Однако всему хорошему приходит конец — и он пришел. Для Дурслей. Наша с Сириусом переписка не ограничилась обсуждением жизни родителей и вскоре плавно перешла в русло знакомства друг с другом. Вернее, в русло изучения друг друга как личностей и выяснения подробностей жизни в прошлом и настоящем. Проблем с этим не возникло — я чувствовал доверие к Сириусу и воспринимал его не как мудрого родственника, а как хорошего друга. Вот и выложил ему всю подноготную моей жизни у Дурслей, не скупясь на подробности. Я ожидал чего угодно: писем с угрозами Дурслям; предложения переехать от «этих маглов» к Сириусу; предложения устроить какую-нибудь шутку в духе Мародёров, чтобы взбодрить Дурслей. Но Сириус меня удивил. Наверное, он поступил как истинный слизеринец. В ответ на историю моей жизни у родственников он попросил спуститься на кухню и созвать всё семейство Дурслей. Делать мне тогда этого очень не хотелось, но конечный результат я позже оценил. Проблема тогда была лишь в том, чтобы вытянуть Дурслей, всей семьёй погрузившихся в просмотр какого-то сериала, из гостиной и переместить на кухню. Разобрался я в той ситуации просто блестяще — схватил тарелку и, замахнувшись так, что позавидовал бы даже Миккель Хансен, швырнул её в стену. Спустя секунду, лишь на мгновение отстав от не самых цензурных воплей, на кухне появилось семейство Дурслей в полном составе. Признаться, тогда я был не на шутку испуган и с ужасом ожидал дальнейшего развития событий. Но вместо ожидаемого наказания, между мной и Дурслями с громким хлопком возник Кричер. Родственнички лишь в испуге пораскрывали рты и начали пятиться назад, но домовик тут же изчез, мгновенно материализовавшись за их спинами. Готов поклясться, вечно ворчливый Кричер тогда хищно улыбался! Не говоря Дурслям ни слова, он резко схватил Дадли за руку и исчез. Громкий крик на втором этаже, больше похожий на поросячий визг, быстро раскрыл место дислокации домовика. Дурсли-старшие и я немедля рванули туда. То, что я увидел тогда, до сих пор вызывает у меня улыбку, чего уж точно нельзя сказать о Дурслях. Кричер оказался в комнате Дадли вместе с самим хозяином апартаментов. Только вот ворвавшиеся внутрь родственники вмиг утратили свой пыл и всякое желание мстить, в нерешительности остановившись в дверях. Картина была устрашающей: Кричер с окровавленными клинками в двух руках стоял над связанным и лежащим на полу Дадли. Свет в комнате был приглушен; его яркость то увеличивалась, то падала, раздражая глаза. Сам же Кричер выглядел как воплощение ужаса и гроза всех маглов: очи светились угрожающим красным светом — буквально. Они горели, оставаясь холодными, внимательно рассматривая прибывших; лицо же искажала кровожадная ухмылка. Помимо взгляда, вокруг домовика клубилась черная дымка, окутывая тело домового эльфа, словно защитная оболочка. Домовик тогда был немногословен: сказал, чтобы Дурсли прочитали вырезку из газеты, которая лежала рядом с Дадли. Это оказалась статья из ежедневного пророка о Сириусе Блэке, в которой, кстати, указывалось, что он является моим крёстным. Как только Дурсли-старшие закончили чтение и в страхе посмотрели на Кричера, тот заявил, что он — Сириус Блэк, и что он убьет всю их семью, если Гарри ещё раз пожалуется на них. После этого домовик исчез. Дурслей шоу впечатлило, а наша с Сириусом переписка продолжилась и стала ещё более активной — у Сириуса было полно свободного времени, а я, благодаря шоу Кричера, был полностью избавлен от любых поручений и заданий Дурслей, то есть был предоставлен сам себе. Мы ещё долго обсуждали их реакцию на произошедшее, посмеиваясь и разбирая детали. Вскоре оказалось, что светящиеся глаза, кровавые клинки и черная дымка — дешёвые эффекты, вызываемые простенькими заклинаниями и зельем для устрашения. Именно с их помощью Мародёры пугали в школе студентов.

Шедший все утро дождь прекратился. Я размял затекшую шею и сменил позу. Конечно, не стоило прибывать на платформу за час до отбытия, но мне хотелось как можно раньше покинуть дом Дурслей — ну не нравится мне там, не нравится эта атмосфера неприязни, постоянные полные презрения взгляды и злое бурчание. Вздохнув, я закинул ноги на сиденье и, обхватив колени руками, вновь ушел в свои мысли, а именно продолжил анализ летних событий.

В процессе общения с Сириусом мы неизбежно узнавали взгляды друг друга на мир. Так, например, Сириус был в ужасе, когда узнал, что я считаю всех слизеринцев темными магами. Его ужас взошел на новую — более качественную — ступень, когда я рассказал ему о своем понимании понятия «темный маг». Если кратко, то я представлял себе это чудо природы как «Пожиратели Смерти и все те, кто убивают других людей». Ответ на это Сириус писал долго, да и вышло ответное послание совсем не коротким. До сих пор помню, как в процессе чтения и после него, меня обуревало огромное множество мыслей и чувств. Сперва был ужас и страх, что Блэк — темный маг, и что мне придется прервать с ним связь. Эта мысль болью холодно кольнула в сердце, но чем дальше я читал, тем отчётливее понимал, что Бродяга к темным магам не относился. Затем наступило неверие. Неверие и потрясение. Письмо Сириуса доказало мне, что я ошибался. Оно беспощадно разрушило одно из моих убеждений. Было сложно признать, что-то, во что ты верил — ложь. Даже не знаю, что меня тогда так выбило из колеи больше — само осознание того, что цветовая дифференциация магии условна, или то, что я ошибался, придерживаясь мнения о ее истинности. Скорее второе, ведь это убеждение разделяло множество людей, в том числе Дамблдор и МакГонагалл. А кто бы мог подумать, что такие великие личности, как директор, могут столь сильно заблуждаться? Да, сейчас-то я воспринимаю всё это как само собой разумеющееся, но тогда я всю ночь не спал, размышляя о словах Блэка. В этом разрушающем устоявшиеся убеждения письме Сириус раскрыл мне содержание понятия «темный маг», которое чу-у-уть-чуть отличалось от моего. По словам Блэка, темным магом являлось всякое лицо, занимающиеся темной магией, — это именно та часть письма, в которой наши с Бродягой мысли совпадали. Дальше же шло описание темной магии. И начиналось оно с того, что темной магии, как и противоположной ей белой, не существовало как таковой — это лишь условная классификация. Существует просто магия. Именно эта «просто магия» и есть то, что мы изучаем в Хогвартсе. Она неделима. Классификация же на темную и белую возникла на основе опасности, которую несёт то или иное заклинание. Так, к примеру, к темным отнесли всё то, что наносит непоправимый вред или невыносимую боль. Весьма расплывчатые границы, не так ли? В этом и проблема — не существует четкой границы, поскольку не существует и деления. Классификации, пожалуй, способствовало лишь деление магии на отрасли. В частности, бытовые чары полностью относились к белой магии. Боевая магия в большей своей части относилась к темной магии, однако в крайне усеченном, «белом» варианте изучалась на курсах в аврорате, ибо далеко не все заклинания этой отрасли подходили под критерии темной магии. То же касалось и зельеварения, защитных чар, магии крови и многих других отраслей. Многие щитовые заклинания относились к разряду темных и, соответственно, запрещенных лишь оттого, что многократно усиливали силу отражаемых заклинаний и рикошетом посылали их обратно. Выходило, что маг уровня Дамблдора или Волдеморта мог отраженным ступефаем убить нападавшего. И логика Министерства в этом вопросе была проста: «Опасно? Несомненно. Запретить!». И плевать, что щиты такого уровня по силам создать одному магу из сотни.

Сам же Сириус говорил, что владеет рядом темных щитовых чар, и они не раз ему спасали жизнь в боях с Пожирателями, а также советовал изучить что-нибудь из них — лишним не будет. Среди заклинаний, отнесенных к темной магии, существовали и поистине ужасные, благодаря которым, пожалуй, и сложилось общественное мнение, полностью отвергающее этот цвет: заклинания, вызывающие кислотный дождь; любой из разделов некромантии; заклинания, убивающие жертву месяцами путем гниения плоти или отмирания конечностей. Приятного мало, конечно, но после долгих размышлений я всё же сформировал своё отношение к темным сторонам магии, как я привык называть темномагические искусства. Применил бы я, к примеру, заклинание, вырывающее душу — прямо как поцелуй дементора — к обычному неприятелю вроде Малфоя. Однозначно нет. А к Пожирателю Смерти? Я сомневался, но всё же ответ был отрицательным. А опробовал бы его на Волдеморте? Питтегрю? Да! Такими размышлениями я и поделился с Блэком. Он меня поддержал, сказав, что владение этими заклинаниями может не раз спасти мне жизнь.

Тема с темными искусствами плавно перетекла на обсуждение Пожирателей и их предводителя. Сириус умело и неумолимо подводил меня к мысли о том, что Темный Лорд жив и жаждет убить меня, и был в этом успешен. Я осознал, я всё осознал, и мое мировоззрение вновь было беспощадно вывернуто наизнанку, старые ценности уступили место новым. Казалось бы, я и сам всё это знал до Сириуса. Да, Лорд жив. Да, он не считает меня свои другом и не зовет на дружеские посиделки в «Сладкое королевство». Возможно, дело в том, что я просто знал этого до письма Сириуса, а Бродяга позволил мне это осознать с помощью ряда писем, в которых он описывал бои, в которых участвовал Лорд Волдеморт. По его словам, Темный Лорд был силен и беспощаден — он сметал своих противников вместе с их щитами, уничтожал авроров десятками, умело орудуя заклинаниями, направленными на одну и на несколько целей, а также закрываясь непробиваемыми щитами. Сириус видел, как Волдеморт каким-то фиолетовым лучом легко пробил протего двух авроров — первый умер от дыры, размером с квоффл, на груди, тело же второго бедняги просто разворотило, словно в него попала очень мощная бомбарда, которая протего никак пробить не может. Видел Сириус и заклинания массового поражения в исполнении Темного Лорда: Риддл умело орудовал адским огнем, частенько вызывал свой любимый «снегопад» — снежинки разъедали плоть, а один раз он вызвал на поле боя какой-то густой грязно-серый туман, который рассеялся спустя несколько секунд; бедолаги, которым не посчастливилось оказаться скрытыми зловещим и непроглядным туманом, превратились в «кашу или, скорее, лужу, дурно пахнущую и совсем недавно бывшую человеком». После таких рассказов становилось жутко, а вопрос крестного о том, какие заклинания я успел выучить, чтобы в случае встречи с Риддлом дать тому достойный отпор, окончательно убедил меня в том, что я беззащитен.

«Да Риддл меня по стенке размажет и даже не заметит!», — вот, что тогда вертелось у меня в голове. Я сомневался, да и сейчас сомневаюсь в том, что он будет второй раз рисковать и использовать аваду. Хотя и от нее у меня нет защиты. Что я мог ему противопоставить? Из щитовых чар я был знаком только с протего, которое Риддл пробивал обычными невербальными, которыми швырялся словно бытовыми чарами, превращая врагов в кучку подпаленного мяса. Атакующими чарами я тоже не мог похвастать: экспеллиармус, ступефай, инкарцеро и ещё парочка заклинаний из школьной программы. Риддл был величайшим магом современности — не поможет.

Таким образом, Сириус, не говоря прямо, что мне нужно делать, навёл меня на нужные мысли, за что я ему благодарен. Я твердо решил заняться самообучением. Конечно, колдовать я не мог из-за запрета, а посетить Сириуса не желал из-за опасений, что мое отсутствие могут заметить (Сириус был с этим согласен, полагая, что Дамблдор приставил кого-то наблюдать за мной), поэтому я обучался по мере возможности. Заучивал словесные формулы заклинаний и отрабатывал их правильное произношение. Затем отрабатывал движения палочкой, таким образом изучая заклинание по частям. Конечно, движения не всех заклинаний я отрабатывал, а лишь самых простых — сложные движения лучше отложить до полноценном разучивания заклинания, чтобы в процессе изучения сформировать правильное движение. Переучиваться потом будет непросто, так что я не рисковал. Также я уделил время и физическому развитию — возможно, мне придется, петляя, убегать от Темного Лорда — кто знает, вдруг выносливость Лорда окажется выше, и он догонит меня? Нет, мне определенно не хотелось бы попасть в такую ситуацию, и поэтому несколько раз в неделю я выбирался на пробежку.

Вот так и прошло мое лето — я учил заклинания, отрабатывал движения палочкой, занимался бегом, общался с Сириусом. Невероятно, какой эффект получается при совмещении свободного — абсолютно свободного — времени и мощнейшей мотивации. К сегодняшнему дню я прочел более двадцати книг по различным отраслям магии, изучил несколько сотен заклинаний, сделал всю домашнюю работу и с нетерпением ждал возможности испытать новые заклинания. Конечно, к моему большому сожалению, я по-прежнему уверен, что при встрече с Риддлом размазан по стене буду именно я, а не он, но моя самооценка повысилась, появился некоторый оптимизм и радость жизни, появились цели и стремления. Наверное, стоит сказать, что я действительно начал жить, а не плыть по течению. Рад подобному был и Сириус. Интересно, будут ли рады моему преобразованию Рон и Гермиона?

С друзьями мы переписывались, гораздо реже, чем с Сириусом, но переписывались. В основном обсуждали банальные и бытовые вещи и лишь в конце лета мне пришло письмо от Рона, в котором рыжий друг говорил, что его отец достал билеты на квиддич, так что скоро они заберут друга от этих жутких маглов. Тогда я был слегка раздражен — всё решили за меня. Меня не спрашивали, хочу ли я на чемпионат, лишь поставили перед фактом. И я написал Рону ответ с отказом. В ответных письмах рыжий друг сильно удивлялся и строил догадки об участии «жестоких родственников-маглов» в принятии этого «глупого решения, о котором придется жалеть всю жизнь». Но я отстоял свою точку зрения и ни разу об этом не пожалел — есть вещи более значимые, чем квиддич. Например, Сириус. Я очень хотел вживую увидеть крестного, вживую поговорить с ним, а не через порядком надоевший дневник. И по нашим расчетам все силы и всё внимание магической Британии будут брошены на поддержание порядка и безопасности на финале чемпионата мира, так что, возможно, наблюдающие за мной, если таковые существуют, получат выходной и отправятся на трибуны. Ну разве не идеальный момент, чтобы посетить крестного? Так я и сделал — Кричер перенес меня к Блэку. Это были лучшие несколько часов за всё лето и, возможно, за всю мою жизнь.

Пожалуй, Сириус за короткий срок нашего знакомства успел стать для меня воплощением лучшего друга, родителя и наставника. Я был очень рад встрече, да и он тоже — теперь у меня не возникнет проблем с вызовом патронуса. Время пролетело быстро. Бродяга познакомил меня со своей спасительницей, предоставившей ему кров — Линдси Эверли, бывшей однокурсницей Сириуса, которая училась, кстати, на Слизерине, что ещё раз доказало мне стереотипность моих прежних взглядов на мир. По словам Сириуса, у них всё серьезно, и я действительно рад за них.

Позднее я узнал, что на чемпионате мира устроили дебош Пожиратели смерти. К счастью, друзья оказались в порядке. Вот, собственно, и всё, что произошло летом. Пожалуй, я действительно изменился, и мне хочется верить, что в лучшую сторону.

Вынырнув из размышлений, я бросил быстрый взгляд на часы — до отправления оставалось всего пару минут, значит, Рон и Гермиона, как всегда опаздывающие, скоро присоединятся ко мне. Ожидая друзей, начал раздумывать о предстоящем годе обучения. Будет вдвойне интересно, ведь теперь я не считаю учебу скучной. Как вообще может быть скучным изучение магии? Ответа у меня не было, но я предполагал, что моя дружба с Гермионой выйдет на новый, ранее не ведомый уровень — библиотечный. Размышления мои прервал стук в дверь. Я и забыл, что в порыве испытать изученные заклинания запер дверь коллопортусом. Сняв запирающие чары, я увидел на пороге Невилла.

— Привет, Невилл, проходи, — улыбнувшись другу, произнес я.

Невилл слугка улыбнулся в ответ и, закинув чемодан на багажную полку, разместился на скамье напротив.

— Ну что, как прошли каникулы? — с улыбкой, вызванной воспоминаниями о собственных каникулах, спросил я у друга. Черт, пора избавляться от этой дружелюбной улыбки, образ домовика-темного лорда, как я его мысленно описал на том памятном событии с Дурслями, мне нравился куда больше. К слову, Сириус рассказал, как повторить этот трюк, так что если судьба, в которую я не верю, и сведёт меня с Риддлом, то пятно на стене, которое некогда именовалось Гарри Поттера, будет самым угрожающе выглядещим пятном из всех, которые когда-либо существовали. Возможно, его даже соскребать не станут — а вдруг набросится?

Диалог с Невиллом долго не продлился. Конечно, я был бы «рад» дослушать рассказ друга о том, как он пересаживал Кусачие лианы, умудрившись не испортить перчатки из кожи дракона, но прервали нас появившиеся на пороге Рон и Гермиона. Между прочим, поезд уже тронулся, так что я был абсолютно прав в своих предположениях о вечно опаздывающих друзьях.

— Ух, мы тебя ели отыскали, дружище, — с порога заявил Рон, вваливаясь в купе и закидывая вещи на багажную полку. — И чего тебя потянуло в самый хвост поезда? О, привет, Невилл.

Друзья уселись и разговор перешёл на обсуждение прошедших каникул. Так прошло несколько часов. Почему-то я скрыл от друзей изменения в своей жизни. Почему? Не знаю. Даже не знаю, как это сказать. «Знаете, ребята, я тут очень изменился за лето и теперь считаю, что темная магия совсем не темная и что Риддл при встрече не поленится размазать меня по стене?» Так себе вариант.

Когда за окнами стемнело, я наконец решился заговорить на тему темных искусств.

— Рон, Гермиона, Невилл, — обратился я к друзьям, привлекая их внимание, — есть небольшой вопрос к вам.

— Мы слушаем, Гарри, — ответила за всех Гермиона, откладывая в сторону учебник по зельеварению, на который Рон косо посматривал с некой опаской и даже с отвращением.

— Как вы можете описать понятие «темная магия»? Что она для вас значит?

Вопрос вызвал неподдельный интерес у всех троих, несмотря на то, что раньше наши беседы никогда не затрагивали чего-то фундаментального, ограничиваясь бытовыми вещами. Вот ещё одни пунктик — как можно было быть настолько… обычным?

— Ну, — начала Гермиона, как самая рассудительная, — для меня это синоним плохой магии. Это как плохие и хорошие поступки — она ведёт лишь к неблагоприятным последствиям.

Я кивнул, принимая ее позицию и повернул голову к Рону.

— Ну-у… Э-э-э… В общем, я думаю… Ну я, наверное, согласен с Гермионой.

— Рон! — запротестовала Грейнджер, вызвав у меня легкую улыбку. — У тебя должно быть своё мнение! Нельзя…

— Да понял я, понял, — прервал начинающуюся тираду подруги Рон, примирительно поднимая руки. — Ну, я думаю, что темная магия — это злая магия, которую применяют злые волшебники. Такие, как Тот-Кого-Нельзя-Называть. И как Пожиратели смерти. Вот.

Я вновь кивнул, стараясь скрыть разочарование от цепкого взгляда Гермионы, подозрительно рассматривающей меня. С другой стороны, иного результата ожидать и не стоило — они думают, как и я раньше, думают так, как их научили думать.

Невилл, на которого пал мой взгляд следующим, лишь нервно дёрнул плечами, давая понять, что отвечать не собирается.

— Что ж, — философски начал я, — должен сказать, друзья мои, что вы ошибаетесь. Все, кроме Невилла, — быстро добавил я, бросив взгляд на внимательно смотрящего на меня друга, — своё мнение он решил оставить при себе. Но это не важно. Я лишь хочу сказать, что темной магии нет.

— Что? — синхронно перебили меня Рон и Гермиона. — Что ты хочешь этим сказать?

— Лишь то, что деление магии условно. Есть одна магия, которую крайне сложно разделить на цвета. Да и нет в этом смысла. Вот ты, Рон, к какому цвету отнесешь заклинание, отправляющее в противника огненный шар.

— Э-э-э… — замялся Рон.

— А заклинание ледяной стрелы? А заклинание воздушного молота? — продолжал я.

— Гарри, — прервала Гермиона, — я рада, что ты знаком с заклинаниями, которые министерство отнесло к пограничным, но я очень надеюсь, что ты эту самую границу не переступил.

И что на это отвечать? Конечно, я ее переступил, когда изучал щитовые чары, отнесенные к темным, в книгах, которыми снабжал меня Блэк. Но ведь я не верю ни в какие границы, следовательно, и переступать мне нечего…

— Гарри… — севшим голосом произнесла Гермиона.

Я лишь пожал плечами, давая понять, что вины я не чувствую. Рон тут же резко отодвинулся от меня и спустя мгновение вскочил на ноги.

— Дружище, ты же сейчас шутишь?

— Нет, не шучу, — твердо произнес я, смотря прямо в глаза другу. Такая реакция друзей отбила желание отрицать что-либо. Я не собираюсь больше оправдываться за свои действия перед ними — я сделал выбор и уверен в нем.

— Поверить не могу… — произнесла потрясенная Гермиона. — Как ты мог…

Сердце пропустило удар. Друзья обижались на меня за мои взгляды. За взгляды, которые ни к чему плохому не привели — они лишь должны помочь мне выжить. Комок подступил к горлу.

— Я был лучшего мнения о тебе, — с не менее потрясенный лицом произнес Рон. — Всё-таки распределяющая шляпа была права, желая отправить тебя в Слизерин.

С этими словами Рон, не забыв захватить свой багаж, вылетел из купе. Гермиона, покачав головой, бросила на меня разочарованный взгляд и удалилась вслед за рыжим другом.

Потрясен был и я. Постепенно обида быстро затмила удивление таким развитием событий. Обида, растекающаяся по телу, полностью захватила мой разум. К глазам подступали слезы. Полагаю, я так бы и расплакался, как девчонка, если бы вовремя не заметил Невилла, который всё так же сидел напротив, ковыряясь в каком-то горшке, содержащем нечто напоминающее кровожадное растение из магловского ужастика.

— Это Ристинус Промалес, — гордо заявил Невилл, проследив за моим взглядом. — Здорово, правда?

— Невилл… — потрясение вновь сменило обиду.

— Хочешь узнать, почему я не последовал за этими двумя? — сделав брезгливое выражение лица на последнем слове, спросил Невилл, разом утративший безмятежность. Получив мой кивок, он продолжил: — Потому что я придерживаюсь тех же взглядов, что и ты.

Вот это новость. День полон сюрпризов — хороших и не очень.

— Невилл… — выдавливаю из себя, подбирая дальнейшие слова.

— Не нервничай, Гарри, — спокойно произнес Лонгботтом. — Я полностью убежден в своей позиции с раннего детства. Не забывай, меня воспитала аристократка до мозга и костей, которая плевать хотела на бумажки чинуш. Но вот уверен ли в своей точке зрения ты? Не откажешься ли от нее ради того, чтобы вернуть расположение друзей? — на последних словах Невилл слегка подался вперёд.

Несколько секунд я пребывал в растерянности. Так, собраться! Нельзя быть настолько выбитым из колеи из-за событий. Пора взять себя в руки. Невилл молча ждал, так что я смог собраться с мыслями и хрипло ответил:

— Я уверен в себе и в своей точке зрения. Я уверен, что темная магия может мне пригодиться, и поэтому буду ее изучать, даже если придется… — дальнейшие слова болью кольнули в сердце, вновь пробуждая чувства — на этот раз к чувству обиды добавилась и злость на друзей, — даже если придется разорвать дружеские отношения с Роном и Гермионой. Лучше быть живым социопатом, чем мертвым героем, — несколько связных предложений добавили мне смелости и дальше я заговорил более уверенно: — Я не собираюсь убивать пачками людей, захватывать мир и даже не буду применять темную магию, если у меня возникнет конфликт со студентами. Я просто хочу обеспечить себе безопасность и не хочу умереть при первом нападении на меня Пожирателей или любых других недоброжелателей. И если уж кто-то считает, что Риддла можно одолеть экспеллиармусом, то пусть пойдет и сделает это!

Сказав это, я почувствовал себя лучше. Нет, действительно лучше. Я сознавал, что я нормальный. Дурсли долго доказывали мне обратное, но мир магии спас мою самооценку. И вот сейчас, когда все вокруг считаю, что темная магия — удел психопатов и Пожирателей смерти, мне начинало казаться, пусть сам я гнал эти мысли в сторону, что я ненормальный. Отличаюсь от всех, не такой, как они — ненормальный. К счастью, Невилл был здесь, смотрел на меня без презрения, ненависти и любых других негативных эмоций.

— Пора избавляться от конформизма, — вслух пробормотал я. Действительно, зависимость от мнения масс не принесет никакой пользы.

— Вне всяких сомнений, — мудро заметил Невилл. — Должен сказать, я рад это слышать. Ты первый гриффиндорец, с которым можно нормально общаться. Да-да, Гарри, это не остальные не желают дружить со мной, а я с ними. Конечно, я знаю это всеобщее мнение о том, что я отщепенец и социофоб, но мне плевать. Мне не нравится наш факультет, мне не нравятся люди, которые меня здесь окружают. Мне это не нравится, и я не общаюсь с ними. И знаешь, я не многое теряю. Надеюсь, ты это поймёшь.

Я лишь кивнул. Отвечать не хотелось, и Невилл, видимо, это понял, вновь принявшись возиться со своим диковинным растеньицем. Нужно поразмыслить. Серьезно подумать о случившемся и ещё раз прокрутить в голове слова Невилла.

Что ж, похоже, за «самым важным летом» последует самый важный учебный год.