Древо жизни (гет)

Бессмертные уходят.

Создатель сотворил их такими — живущими вечно, не знающими болезней, боли, страха, печали старения, тягот, горечи расставания с близкими. Они — вечные Дети Его, глядящие на мир у своих ног чистыми глазами невинных созданий.

Века и века они живут среди людей, принимая обличья простых смертных. Их память хранит картины былого — прекрасного, не поврежденного временем и непогодой сфинкса, воздушные белоснежные храмы на берегах Эллады, споры богов и героев.

Лана тоже помнила это. Быть дельфийским оракулом было просто. Она видела не один восход цивилизаций, она знала наперед все тщеславные желания людей, все их стремления, всякое движение их мысли. Все повторялось вновь. А потому на вопрос очередного вызывающего к божественной мудрости она отвечала легко, перебирая в памяти яркие картинки — воспоминания о тех, кто уже был, жил, страдал, боролся, только тысячи лет назад...

Люди были яркими фигурками, причудливыми живыми игрушками на огромном игровом поле или красочными картинками в интересной книге, созданными рукой искусного мастера. Они суетились, воевали, строили города и прокладывали дороги, и за всем этим наблюдать было интересно и безопасно, словно за чьей-то увлекательной игрой в куклы.

Болезни, мор не касались бессмертных; а от настигающих землю опасных потрясений легко было укрыться в Чертогах Времени. Достаточно просто ускорить шаг. От горячего дыхания вулкана и пепла Помпеи, от мора египетского, от войны в горящей Трое, от гнева взбесившегося моря — отовсюду можно было спастись и наблюдать за очередным кровавым безумием людей и беспощадной стихией сверху. И тогда льющаяся кровь казалась яркими капельками драгоценных камней, поблескивающих на игрушечных фигурках, замки правителей рассыпались как пирамидки, собранные из кубиков, страшная человеческая история превращалась всего лишь в рассказанную сказку. А через века, когда затягивались шрамы на изувеченной земле и забывались павшие боги, по возвращении на землю бессмертных встречали иные, незнакомые люди, строящие другой мир.

И все повторялось сначала.

...Лана, оглянувшись назад, убедилась, что за ней никто не идет, сонная улица пустынна. Впереди девушка чувствовала портал, истонченную ткань бытия, которая разойдется от малейшего прикосновения. Люди тоже чувствуют место соприкосновения двух миров, только открыть его и пройти в Чертоги не могут. Их тянет туда, к тонкому дрожащему мареву, хотя они сами не могут объяснить себе чувство тревоги и приятного предвкушения чуда, которые охватывают их. Шаги тех, кто ходил по этой узенькой улочке, затененной буйно разросшимися ивами, всегда ускоряются, стоит им подойти поближе к крайнему домику и свернуть на протоптанную в высокой сочной траве тропинку. Рядом со старой березой на ветру качается со скрипом фонарь, пятно света мечется по дорожке. Лана ускоряет шаг, почти бежит, чуть наклоняет голову, словно готовясь к прыжку в воду, и ее светлая фигурка, мелькнув в желтом круге зачарованного света под старой березой исчезает, растворяется в ночной темноте, как будто и не было ее.

Один шаг переносит Лану в Чертоги, в космическую черноту и тишину. Ее нога ступает на старые каменные ступени, испещренные причудливыми иероглифами, насечками, буквами давно забытых алфавитов. Эти языки сотни лет мертвы, как и люди, придумавшие их. Под ногами Ланы, поднимающейся по уходящей ввысь, к звездам, лестнице скрипит золотой песок, поблекший от времени и смешавшийся с колючим и серым — каменным. Древние письмена засыпаны им, полустерты, и Лана, оглядываясь кругом, понимает: ушел еще один бессмертный.

Его время кончилось.

Бессмертные не знают страха, но сейчас Лана испытывает что-то сродни этому чувству. Какая-то тяжесть гнетет ее, она шагает осторожно и медленно, слушая, как под подошвами ее обуви скрипит Песок Времени, как он шелестит тонким змеиным языком, быстрыми мертвыми струйками ссыпаясь вниз по ступеням и разлетаясь ярко вспыхивающими крупинками в черноте космоса. Бесценный Песок Времени.

Их Времени. Ушедших бессмертных.

Она стала чаще возвращаться сюда, в Чертоги. Она знала, что ее время не начнется и не кончится без ее на то согласия. Так сказал Создатель. Но все же тревога, неведомая ей ранее, не дает спокойно наблюдать за ставшим привычным ей миром людей.

Лана боится.

...Ее восхождение закончилось на круглой каменной площадке. Та была абсолютно чиста, словно только что выметена, вылизана ветром. Ни единой золотой крупинки здесь не было, и тонкие пальцы девушки, торопливо ухватившей плавающие в звездной черноте песочные часы, напрасно ощупывали сверкающие прозрачные бока колбы. На прочной стеклянной поверхности нет ни трещинки, золотой песок надежно заключен внутри.

Создатель безмолвно появился за спиной Ланы. Его белые одежды, длинная седая коса стлались по неощутимому Ветру Времени, льдисто-голубые глаза задумчиво наблюдали, как пальцы девушки привычно поглаживают прочный футляр из драгоценного ливанского кедра, в котором заключены округлые колбы с золотым песком. Многочисленными прикосновениями дерево отполировано до блеска, планки стали тонкими и изящными, рисунок потемнел...

У каждого бессмертного были такие часы. Они тихо парили в темноте, поблескивая прозрачными боками, и золотой песок в одной из колб перемешивался и вскипал — как разворачивающаяся спираль зарождающейся галактики, как неведомая туманность. Ничто не мешало ему ссыпаться в другую колбу, однако же ни единая, самая мелкая золотая крошка не делала этого. Счет времени не открывался до тех пор, покуда этого не пожелает сам бессмертный.

Ничто на свете не могло разбить эти часы — только Песок Времени, сыплющийся через узкое горлышко. В тот миг, когда последняя крупинка заканчивала отсчет и гасло золотое сияние в часах, испарялся тонкий лепесток золотого свечения, часы со стеклянным звоном раскалывались и разлетались сверкающими алмазными слезами в пустоте, а высвобожденный песок безжизненной тонкой струйкой сыпался на камни и становился частью их — мертвых и холодных... Просто золотом, которое старатели намывают в холодных ручьях.

— Но как же можно, — спросила Лана, — как же можно пожелать, чтобы отсчет времени начался?! Как же можно отдать самую огромную драгоценность — Вечность, — добровольно?! Как можно отказаться от этого? Не увидеть больше ни единой истории, не узнать тайн мира, которые люди открывают так часто и так много? Не получить ответов на вопросы, не узнать что там, далеко, на других планетах, куда люди еще не добрались?

Она спрашивала, наверное, себя, недоумевая и пугаясь того, что содеяли многие бессмертные. Она не понимала их выбора, не понимала, что может быть ценнее бесконечности, ради чего можно было бездумно рассыпать, растратить золотые мгновения.

— Это было их желание, — ответил Создатель, задумчиво подав плечами. — Много сбывшихся желаний, за каждое из которых они платили мгновениями вечности.

— Но ведь они, — с горячностью, доселе ей неизвестной и чуждой, воскликнула Лана, обернувшись к Создателю и встречаясь взглядом с его прозрачными глазами, — могли остановиться в любой момент?! Что такое одна крупинка, одно желание, в сравнении с оставшимися?! Можно же остановиться? Ведь можно?!

Ее взгляд умолял, и Создатель снова как-то неопределенно пожал плечами.

— Можно, — подтвердил он спокойно. — Но они не хотели останавливаться.

— Но ты! — воскликнула Лана. — Ты мог остановить их!

Создатель отрицательно качнул головой.

— Это было их желание, — повторил он. — Если бы они пожелали остановиться, я бы помог им. Я остановил бы песок, я дал бы им новые часы. Но они не хотели. Не хотели...

От этих слов Лану объял страх, которого доселе она не знала, неприятный холодок пробежал по спине.

— Что это значит?! — прошептала она. — Что это значит? Они обезумели? Отчаялись? Заразились от людей тоской? Они же понимали, что погибнут, уйдут, растратив весь песок?! Они понимали, что убивают себя?!

— Понимали. Пожалуй, ты права отчасти, — ответил Создатель, чуть помедлив. — Заразились. Они так долго жили среди людей, что сами захотели стать людьми.

— Стать людьми! — эхом повторила Лана. — Но людской век так короток! Что можно познать за него? Что такого в нем есть, что бессмертные отдают вечность?!

Создатель покачал головой.

— Пока не попробуешь, — осторожно ответил он, — не поймешь. Все они ходили к Дереву Жизни. Все они отдали свою Вечность ему.

— А взамен? Что получили взамен?! Что может дать Древо, чего не можешь Ты?! Ты, лучший из Отцов?

Создатель снова покачал головой.

— Не знаю, — ответил он. — Каждый получает от Древа свое. Я создал вас; я научил вас всему, что вы могли постичь. Я дал вам знание. Что дает Древо — я не знаю. Вероятно, какое-то знание, которому не могут научить люди.

В этот момент Лана заметила, что на лице Создателя нет и тени скорби. Люди тоскуют и плачут по утраченным детям. Лана знала это. Но Создатель, задумчиво глядящий на бессмертную, не был печален. В уголках его глаз были добрые морщинки, на губах блуждала чуть заметная мягкая улыбка. Казалось, уход Его Детей совсем не печалит его, а совсем наоборот — он рад этому.

— Ты не плачешь по ним? — рассерженная, воскликнула Лана.

— К чему слезы? — удивился Создатель. — Они ушли счастливыми. Они получили то, что хотели.

— Я пойду к Дереву! — выпалила Лана, сверкая сердитым глазами. — Я узнаю... я узнаю его тайну, я заплачу ровно одно мгновение от вечности и расскажу всем бессмертным! Чтобы больше никто не ходил к нему! Чтобы больше никто не умирал!

Создатель чуть слышно рассмеялся, его глаза смотрели на сердитую девушку ласково, с отеческой любовью.

— Глупенькое дитя, — произнес он мелодично, и его голосу вторили нежным звоном все золотые песочные часы в бархатной темноте. — Эти же самые слова говорили абсолютно все, отправляющиеся к Древу. С желания узнать его тайну и рассказать всем, уберечь всех, и начинался их последний путь, а с одной крупинки — целая Вечность. Ты уверена, что это нужно сделать? Ты уверена, что пойдешь туда? Ты уверена, что я отпущу тебя — на погибель?

— Это мое желание, — сердито топнув ногой, ответила Лана. — Я пойду туда! Но Ты... Ты, Создатель, — ее голос дрогнул, в нем послышался страх, — обещай мне, что Ты поможешь мне, если я захочу остановиться.

Создатель ласково улыбнулся, нежно коснулся щеки девушки.

— Клянусь Собой, — легко ответил он, всматриваясь в ее черты, словно желая навсегда запечатлеть их в своей памяти. — Клянусь.

...Лана ушла. Некоторое время Создатель смотрел ей вослед, прислушиваясь к шороху песка, пока, наконец, она не исчезла в темноте совсем. Когда же бессмертной не стало видно, Создатель, чуть слышно вздохнув, прикоснулся к ее часам — в последний раз. Они были все так же крепки и золотой песок все так же плавал в них, не пересыпаясь.

— Значит, настало и твое время, — задумчиво произнес Создатель и неторопливо пошел зажигать новые часы.