Кукольный дом (гет)

Танцовщица легонько потянулась и тихо вздохнула. Еще одно скучное серое утро! И еще одна тягостная ночь позади. Танцовщица настороженно оглянулась по сторонам и снова замерла.

Как хорошо, что тролля рядом нет. Или спит в своей серебряной табакерке, или пакостничает на кухне, подсыпая в блюда перец и чеснок. Как же она устала от его назойливых ухаживаний!

Танцовщица вздрогнула от неприязни, вспомнив жутковатое лицо тролля, похожее на неровную большую картофелину, его толстые узловатые пальцы и маленькие, жадно блестящие глаза. А сколько всего он обещал ей! И желанную свободу от этого дома, и путешествия — она всегда мечтала увидеть Париж! — и новый шарф, алый, как заря. Каждую ночь тролль садился на ступени, ведущие к берегу озера, восторженно смотрел на танцовщицу и предлагал ей все — стоило только сказать одно слово. Но танцовщица лишь изящней вытягивала ножку и смотрела на мерцающие звезды, виднеющиеся сквозь кружевной тюль в детской.

Она чувствовала себя забытой и бесполезной. Ханна, которая любовалась ею и приносила в гости высокомерных балерин в пышных юбках, выросла и сама ездила на балы. Танцовщица мельком видела ее в дверях — хорошенькая, стройная, с блестящими каштановыми волосами, отливающими золотом, с покатыми плечами, едва прикрытыми легким шелком платья, и со смеющимися голубыми глазами. И на груди у нее блестела точно такая же изумрудная брошь в виде цветка, как и у самой танцовщицы. Если бы она только брала ее с собой! Танцовщица сидела бы тихо-тихо, разглядывая гостей и наслаждаясь музыкой. Там — была жизнь, здесь, в детской — неподвижность.

Балерины были забыты в коробке, сваленные в одну кучу, — а как надменно они смеялись, глядя на ее вытянутые ножки! «Нестойкая! Какая же нестойкая! Дунешь — упадет!» — шептали они, прикрывая рты ладонями. Мишки сидели в углу в обнимку с зайцами. А танцовщица скучала в своем пыльном дворце у пыльной глади озера и всем сердцем хотела избавиться от притязаний тролля.

Но на следующее утро, когда она уже почти решилась сбежать хотя бы из детской — посмотреть дом, — у брата Ханны, Оскара, наступил день рождения. Оскар, как и все мальчики, безумно любил играть в войну и выпросил у родителей коробку оловянных солдатиков — ради этого он даже вел себя хорошо целую неделю.

За окном шумела привычная северная осень, и ветка дуба жалобно гладила мокрое от дождя стекло. Танцовщица едва заметно повернулась и приподнялась на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть новых обитателей детской. Даже на расстоянии она чувствовала свежий запах краски и сумела разглядеть суровые мужские лица. Серьезные и волевые, солдатики смело смотрели по сторонам и решительно сжимали в руках длинные ружья.

Танцовщица разочарованно опустила глаза. Ах, какие же они все мужланы! Грубые и неотесанные, набитые в коробку, как в настоящую казарму. Но брат Ханны вынимал одного солдатика за другим, бегая вокруг стола, — и от безделья танцовщица все же смотрела на каждого, а ветерок колыхал ее батистовую юбочку и голубой шарф. И когда из коробки последним появился одноногий солдат, ее сердце вдруг дрогнуло. Он не был похож на остальных: его ровное круглое лицо казалось добрым, черные глаза смотрели отважно, а одна нога придавала ему трогательности. Он казался совсем не похожим на остальных! И танцовщице сразу захотелось оказаться к нему поближе, заговорить с ним — но она не посмела сдвинуться с места.

И ночью, когда Оскар уже спал, мерно дыша в кровати у противоположного окна, танцовщица всплеснула руками и грациозно переставила ножки. Она встряхнула золотистой копной волос и поискала глазами одноногого солдата — он стоял у табакерки и зачарованно смотрел на дворец.

— Будьте осторожны, — произнесла она звонко, не двигаясь. — В этой табакерке живет злой тролль.

Солдат сразу расправил плечи, хотя и до этого стоял невообразимо прямо, и отдал честь.

— Я с ним справлюсь, фрекен.

Танцовщица печально покачала маленькой головой.

— Вы его совсем не знаете. Он очень силен и может навредить вам.

Солдат сделал шаг вперед — всего один. Танцовщица взглянула в его доброе, не слишком красивое лицо — одна губа была сильно толще другой — и робко улыбнулась. Солдат покачнулся от такой искренней улыбки, но устоял.

— Неужели он обижал вас?

Она отчаянно обхватила плечи руками и сжала в пальцах кончики шарфа.

— Каждую ночь он просит меня выйти за него замуж.

— Как? — Солдат так встрепенулся, что его фуражка съехала набок. — Вам? Такой невесомой и грациозной — замуж за злого тролля? Даже я — а я себя знаю — не посмел бы просить вашей руки.

Щеки танцовщицы залились ярким румянцем.

— Отчего же?

— Вы не можете жить в коробке с двадцатью четырьмя солдатами. А я, увы, не могу жить в вашем роскошном дворце. Вы когда-нибудь видали, чтобы солдат, да еще одноногий, жил во дворце?

Танцовщица грустно опустила глаза. Какой он благородный! Как бы ей хотелось всегда быть рядом с ним, а не только ночью, когда весь дом спит в полумраке. Она спустилась к озеру и села на самую нижнюю ступеньку, где всегда сидел тролль.

— Вы очень красивы, фрекен.

— Какой от этого толк? — Танцовщица посмотрела на зеркальную гладь озера. — Вот если бы я смогла стать свободной! Я бы пошла за вами куда угодно. Вы мне очень нравитесь. Знаете, вы совсем другой — не похожий ни на кого из моих знакомых. Видите зайцев и медведей? Они давно молчат, и словечка не выпросишь. А жираф и слон на полке только и делают, что спят. Куклы из папье-маше общаются лишь друг с другом — их речь совсем неразборчива. А лошадки рано ложатся спать — Оскар играет с ними чаще всего.

Солдат задумчиво снял фуражку и помахал ей в воздухе.

— Какой он, этот Оскар?

— Самый обычный мальчик на свете.

— А его родители?

— Самые обычные родители на свете.

Солдат улыбнулся и прыгнул на нижнюю ступеньку, чтобы оказаться поближе к танцовщице.

— И этот дом, конечно, самый обычный дом в Дании.

— Один из сотни таких же домов.

Солдат снова надел фуражку и глубоко вздохнул, разглядывая комнату. Камин с тлеющими углями, шкаф для одежды, маленький письменный стол с сохнущими рисунками, кровать с высокой спинкой, пушистый бежевый ковер и зеленые занавески с прозрачным тюлем. Да — таких комнат наверняка было слишком много.

— Куда же мы с вами пойдем? — спросил он тихо. — Мир такой большой, и мы его совсем не знаем.

Танцовщица вскочила со ступеньки и прижала руки к груди. Ее крупная брошка ярко блеснула в полутемной комнате.

— Вы правда возьмете меня с собой? О, я так хочу увидеть все то, что там — за окном!

Солдат прыгнул к ней — еще ближе. Она видела его русые волосы и светлые короткие усы. Ей стало жарко, и сердце, всегда такое равнодушное, забилось сильно-сильно. Но в это мгновение в табакерке звякнул механизм, крышка резко отскочила в сторону, и тролль ловко выпрыгнул на стол. Он был одет в синюю жилетку и красные широкие шаровары.

— Эй, ты, одноногий! — закричал он сразу, как только заметил их. — Отойди сейчас же от моей прекрасной плясуньи.

— И не подумаю, — ответил солдат и на всякий случай грозно потряс ружьем.

— Ах, вот ты как! — тролль крутанулся на месте, поглядывая на замершую танцовщицу. — Ты у меня свое получишь! Утром с тобой случится такое, что ты навсегда забудешь о ней!

Солдат еще раз потряс ружьем, и тролль прыгнул обратно в табакерку. Но крышка оставалась открытой всю ночь, и танцовщица опасливо оглядывалась на нее каждые пять минут. Ей отчего-то было и грустно, и радостно, и она даже танцевала для солдата — а тот стоял на одной ноге и одобрительно махал фуражкой.

Утром солдатик, который так и остался стоять на ступенях дворца, забрался на подоконник, чтобы осмотреться. Из распахнутого окна веяло октябрьской сыростью, и разноцветная листва деревьев казалась намного ярче. Танцовщица стояла на цыпочках, прижимая руки к груди, и наблюдала за лицом солдатика. И вдруг — так внезапно! — она с ужасом заметила притаившегося за стулом тролля.

— Берегитесь! — воскликнула она с отчаянием.

Поздно. Порыв ветра, налетевший то ли случайно, то ли по черному заклинанию, подхватил солдатика и утащил его с собой в бешеном невидимом водовороте. Танцовщица вскрикнула и побежала к окну, но в это мгновение в детскую забежал Оскар — и ей пришлось вернуться во дворец и изящно вытянуть ножку.

По лицу ее текли горячие прозрачные слезы, капая на шарф и изумрудную брошку.

— Ты будешь моей, — проговорил тролль, всем телом повернувшись к ней. — И мы будем жить здесь всегда.

Танцовщица молчала, обливаясь слезами. Ей казалось, что тролль — и есть этот самый дом, его сердце, которое не хочет ее отпускать. Жизнь — как у всех, самая обычная — вот что ее ждет долгие-долгие и мучительные годы.

Замерев на одной ножке — как солдатик — она с надеждой вслушивалась в голоса няни и Оскара, искавших солдатика под окном. И вдруг подумала, что так и не узнала его имя и не назвала ему свое. А потом небо нахмурилось — и на землю обрушился страшный ливень. Наверное, его тоже наколдовал тролль.

Потянулись самые обычные дни в доме — в детской с остальными солдатиками играл Оскар, устраивая парады и войны, Ханна зашла один раз с высоким молодым человеком с темными усиками и головой, похожей на уродливую картошину, — и, смеясь, рассказывала, что, когда они поженятся, у их детей будет такая же комната с игрушками.

— И такая же танцовщица! — добавила Ханна, улыбаясь глазами и губами. — А это моя красавица Грета.

— Может быть, мы заберем ее с собой? — спросил молодой человек в офицерской форме. Танцовщице на мгновение показалось, что он смотрит на Ханну как на красивую и интересную вещицу в окне лавки. — Зачем лишний раз деньги тратить.

— Ну уж нет, — Ханна схватила его за руку и прижала ладонь к своей щеке. — Она совсем старая. Сейчас делают намного лучше!

Танцовщица даже не старалась казаться изящнее — наоборот, слегка ссутулилась и опустила глаза. Но Ханна и ее молодой офицер ничего не замечали, кроме друг друга. Они держались за руки — и тонкие пальцы Ханны сплетались с узловатыми пальцами офицера.

Дни продолжали ползти, как ленивые садовые улитки, — танцовщица видела их один раз, когда Оскар притащил их на ковер. Тролль все так же проводил каждую ночь у дворца, только не сидел на ступенях, а прятался за коринфскими колоннами.

Надежда ее потихонечку угасала.

— Послушайте! — тихонько произнесла она однажды вечером и махнула ему ладонью. — Послушайте, зачем вам я? Мы с вами совсем разные, и я ни капельки вас не люблю. Разве кто-нибудь хочет быть с существом, которое его не любит?

Тролль выглянул из-за колонны и грустно потер лысую голову.

— Я некрасив, а вы прекрасны. Уродливое всегда тянется к красоте.

— Но разве дело в форме?

— Вы могли бы помочь моему сердцу стать добрее.

Танцовщица опустила ножку и встала обеими ногами на ступеньку.

— Разве это возможно? Ведь вы такой злой. Сколько раз вы дули Оскару в ухо, пока он спал? Украли цепочку у Ханны — как же она плакала! Подсыпали в пирог перец, а в чай — соль. Пугали завыванием гостей. Нет, нет, я не могу быть с вами. Я не приемлю злобу.

Тролль задумчиво почесал круглый нос.

— Мне просто очень скучно, поверьте. А вы здесь — единственное по-настоящему красивое и интересное существо. Пытался я болтать с балеринами — они смеялись до упаду и даже не взглянули на меня. А ноги у них такие толстые! Неудивительно, что они крепко держатся на сцене.

Танцовщица подошла к нему поближе и внимательно посмотрела в его лицо.

— Я хочу быть с солдатиком. Вы можете его вернуть?

— Он слишком далеко. Вы выйдете за меня замуж?

— Нет! — Танцовщица в порыве топнула ножкой. — Ни за что! Я — вещь. И вы не станете добрым только благодаря мне. Доброту надо заслужить — самому. И самому желать ее.

Тролль пожал плечами и снова спрятался за колонну, а танцовщица взобралась по стулу на стол, а оттуда — прыгнула на подоконник, с которого унесло солдатика. Она стояла там до самого утра, слушая шелест деревьев и шум ветра, и вглядывалась в непроницаемую темноту.

— …Смотрите! Оскар, скорее сюда! — кухарка взволнованно и весело вбежала в детскую в грязном переднике с налипшими рыбьими чешуйками. — Наш солдатик вернулся!

— Мой солдатик? — Оскар уже успел про него забыть, как быстро забывают дети. — Тот самый, одноногий? Поставь его сюда!

— Дай только вытру хорошенько, — кухарка несколько раз обтерла солдатика мокрым полотенцем. — Надеюсь, теперь он никуда не денется!

Танцовщица, плача от счастья и улыбаясь, снова привстала на цыпочки и помахала солдатику рукой. Тот едва заметно, когда Оскар отвернулся на мгновение, приподнял свою зеленую фуражку. Кажется, он тоже был счастлив. Танцовщица прижала ладони к вискам, чувствуя, как бьется кровь. Сколько всего он видел! Сколько он может ей рассказать! И сейчас она поняла, что действительно полюбила его — всем своим бумажным сердцем. Детская сразу обрела краски, и захотелось танцевать и танцевать! Как только дождаться ночи, когда все лягут спать?

Но Оскар, вдруг перестав рассматривать солдатика, схватил его, подбежал к камину и со всей силы швырнул в огонь. День был сырой и туманный, и большие сосновые поленья были целиком охвачены пламенем.

— Зачем же ты это сделал? — кухарка удивленно всплеснула руками. — Он же только что вернулся!

— Господин Мюллер сегодня учил меня, что олово легко плавится, — Оскар с любопытством наблюдал за солдатиком. — Я решил проверить. Да и я забыл уже про эту игрушку — она двадцать пятая, а мне нечетное число не нужно. К тому же он одноногий! Знаешь, его однополчане наверняка смеялись над ним.

Танцовщица заметалась по ступеням — вверх и вниз, вверх и вниз! Никто не смотрел на нее, да и ей уже было все равно — пусть смотрят, пусть знают, что все вокруг — живые. Она понимала, что солдатика не спасти, но она так хотела оказаться хоть на мгновение рядом с ним и так жаждала сбежать из этого дома!

— Тролль! — закричала она изо всех сил. — Если я тебе хоть капельку дорога — помоги! Я не могу больше оставаться здесь одна!

Макушка тролля мелькнула у табакерки — и исчезла. А потом танцовщица заметила у стола сноп голубых и зеленых искр.

— Как неприятно пахнет рыбой, Марта! Открой окно и уходи, — Оскар все еще наблюдал за плавящимся солдатом.

Марта послушно распахнула окно — даже слишком широко, — и сильный порыв холодного и промозглого ветра рванулся в сторону дворца. Танцовщица почувствовала, как ее приподняло над ступенями, стремительно пронесло над озером, над ковром, над сваленными в коробке балеринами — и с силой бросило в огонь, в раскрытые объятия солдатика. У него уже не было лица — оно обуглилось от пламени, а краска растаяла — но сильные руки крепко прижали ее к себе.

И танцовщица, отвечая на объятие, на мгновение — горячее и головокружительное — почувствовала себя счастливой. Она знала, что горит, — но это были несколько секунд настоящей жизни. Солдатик продолжал обнимать ее, и ей становилось все жарче и жарче.

— Это и есть любовь, — прошептала танцовщица и закрыла глаза.

А утром, чистым и свежим, служанка привычно выгребла золу и нашла там крошечное оловянное сердце и потемневшую от огня брошь.

— Я надену ее будущей кукле, — довольно прощебетала Ханна и спрятала украшение в верхнем ящике стола. — Подумать только, завтра я выйду замуж и покину этот дом навсегда. Я так хочу увидеть все то, что там — за окном!