Особенности королевской охоты (джен)

Как и все остальное, церемониал охоты в землях Ланнистеров был величественным и роскошным. Лорд Тайвин предпочитал охоту осеннюю, когда леса в предгорьях Западных холмов горели таким же золотом, как его скромные и неяркие позолоченные доспехи, и выезжал в сопровождении десятков рыцарей, вассалов и благородных дам, одетых со всяким изяществом. Впереди, по традиции, заведенной еще дедом лорда Тайвина, шел с двумя огромными сворами глава дома Клигейнов, и вышколенные собаки, способные в таком количестве растерзать не одного льва, поднимали только такой лай, который и бодрит охотничью кровь, и не заставляет едущего в паре сотен ярдов позади лорда Ланнистера неприлично повышать голос, беседуя с придворной дамой в роскошном высоком эннене, вуаль которого струится по ее спине и закрывает даже круп лошади.

И, разумеется, перед выездом на охоту в Ланниспорте и Утесе Кастерли царила праздничная суета, в высшей степени приличная, радостная, заполненная отрывками и отблесками будущей роскоши: лакеи, уже в парадных ливреях, спешили упаковать все великолепные яства, которые потом появятся на расстеленных на траве сказочных коврах, портные несли туда и сюда шелестящие детали женских туалетов, будоражащие дерзкие мечты благородных рыцарей, и никто не пил в вечер перед выездом на охоту на посошок, яростно сталкиваясь кубками, окатывая друг друга вином и громко рассуждая о том, способен ли Грегор Клигейн собственнозубно откусить льву мудя, или же нынешние Клигейны не то что давешние, и все-таки это лев откусит Клигейну.

Оруженосец Лансель Ланнистер подумал о предстоящей королевской охоте, преодолел приступ тошноты и открыл глаза. В первую минуту несчастному оруженосцу подумалось, что он ослеп, такая тьма, говоря возвышенным стилем, покрывала его очи.

— Будьте добры презентовать маленькую сумму на возвращение под законную власть долины Красных Цветов, — сказала тьма пропитым голосом, и Лансель узнал чернокожего принца Летних островов и даже вспомнил его имя, но это никак Ланселю не помогло.

— Ммммм, — промычал страдающий Лансель. — Сэр Джабхл… Джаблх… Дажбл…

— Ну трубы горят, — пояснил принц Джалабхар Ксо. — Умираю совсем. Простите за беспокойство.

«Да, принцу Летних островов проще дать, чем объяснить, почему нет, — подумал Лансель, расставшись с двумя золотыми монетами. — Особенно если начинать объяснение с обращения к нему по имени».

Лансель снова подумал о королевской охоте, на которой он еще не бывал, но которую представлял себе еще более роскошной, чем охота Ланнистеров, и у него засосало под ложечкой от плохого предчувствия. А потом похмельный Лансель неожиданно для себя неблагородно сблевал.

— Фу, фу, — немного манерно махнул рукой перед лицом Ренли, младший брат короля Роберта, входя в зал, где вчера перед охотой брали на посошок и где сегодня очнулся Лансель. — Чего валяешься, как куль с говном? Братан торопит, злой как черт. Пошел, пошел, пошел!

Лансель ехал на королевскую охоту не просто так, а с коварными замыслами и лукавым сердцем. Прекрасная королева Серсея недавно соблазнила своего юного кузена Ланселя и внушила опьяненному страстью юноше, что единственным препятствием их счастью является грозный и разгульный король Роберт. Все, кроме затерявшейся где-то рыцарской чести, говорило Ланселю, что он обязан устроить так, чтобы Роберт погиб на охоте: и печаль его любимой, принужденной сожительствовать с пьяницей и распутником, и честь дома Ланнистеров, запятнанная постоянными супружескими изменами Роберта, и благо государства, которому будет лучше, если непутевого короля сменит юный принц-консорт Лансель Ланнистер.

Разумеется, Лансель не мог решиться на такое безрассудство, как нападение на могучего монарха, закаленного в битвах, — даже растолстев и обрюзгнув к без малого сорока годам, Роберт был все еще силен, свиреп и опасен для любого рыцаря, не говоря уже о худеньком молодом Ланселе. Лансель рассчитывал подпоить короля среди шума и пестроты придворной толпы, незаметно подменить ему меха с обычным вином на меха с вином крепленым и предоставить диким зверям сделать его дело, сразив чрезмерно охмелевшего короля. Разумеется, Лансель полагал, что, как оруженосец, он будет только с назойливой заботой подавать и подавать королю меха с вином, и был готов повторять это на охоте день за днем — но он совсем не был готов к тому, что еще до охоты разгульный и великодушный король решит выпить со своим оруженосцем, наплевав на этикет.

— Давай, не нарушай охотничьих традиций! — сказал король, облапив Ланселя за плечи. — Пей, а то охоты не будет.

— Отказываться нельзя, — поддержал друга строгий Эддард Старк, лорд-десница и фактический правитель государства от имени безалаберного монарха. — Кровная обида.

Дальше Лансель ничего не помнил.

Выйдя в холодный поутру двор Красного замка, обремененный множеством мехов с вином Лансель первым делом обратил внимание на тишину. В середине двора на конях сидели король Роберт, десница Эддард Старк, лорд-командующий Королевской гвардии Барристан Селми, и стояли еще две лошади, для Ренли и Ланселя. Торжественного выезда, роскошной свиты, герольдов и ловчих нигде не было видно.

— Роб, вина еще три раза по столько, — сообщил принц Ренли, нагружая мехами свою лошадь. — Если вино не грузить, вот тогда успеем выехать до колоколов.

— Я тебе, блядь, дам «вино не грузить»! — возмутился Роберт.

— Ты чего бледный как Иной, а, Ланнистер? — с сочувственным интересом спросил лорд Эддард, наклоняясь из седла и подал Ланселю свой бурдюк. — Давай-ка выпей.

— Я не хочу, — пробормотал Лансель, подавив рвотный спазм, а ведь были у него и другие причины бледнеть.

— Дело добровольное, — согласился Эддард. — Насильно никто поить не будет. Каждый человек должен свою меру знать, а то что будет, если напоить его сверх меры?

«Конец мне будет, — подумал Лансель, отправляясь за следующей охапкой бурдюков и представляя себе, что он действительно поедет на охоту в такой избранной компании. — Если с королем что-то случится, не будет никакой суматохи, женских криков, беготни егерей и загонщиков. Лорд Эддард поднимет выпавший из руки друга мех с вином и распробует, что вино крепленое. Принц Ренли схватит меня сзади за шиворот, а верный рыцарь Барристан Селми казнит прямо там. Хотя нет, лорд Эддард сначала меня допросит, а потом вернется в столицу и казнит вообще всех».

— Слушай, что ты встал с шестью мехами? — возмутился в этот момент рослый принц Ренли. — Я тебе один все таскать должен? — и Ренли навалил на пошатнувшегося Ланселя еще полдюжины больших мехов.

— Милорд, а зачем нам столько вина? — спросил Лансель по дороге за следующей партией.

— Охота — это отдых, — наставительно сказал Ренли. — И этого-то вина, боюсь, не хватит. Ты же хотел узнать, что такое настоящая королевская охота? Ну вот ты узнаешь.

И Ланселю снова стало дурно, безнадежно и тошно.

Свежее утро и вид еще полупустых улиц утешили Ланселя и наполнили его надеждами. Может быть, подумал Лансель, роскошный выезд отправился вперед и поджидает их у городских ворот, встав пестрым лагерем. Может, остальные выехали еще вчера вечером, и поэтому благородные лорды себе позволили лишнего. Может, и суровый десница, преданный боевой друг короля, просто выехал с ними, чтобы проводить, — он ведь так занят в Малом совете, на его плечах бремя управления государством, хотя милая Серсея, кажется, не совсем довольна его решениями…

— Принц Ренли, — почтительно обратился Лансель, чувствуя, что иначе замечтается и выдаст себя блаженной улыбкой счастливого влюбленного. Тут-то его и допросят, Эддард Старк, опять же. — А разве лорд Эддард тоже едет на охоту?

— А как же, — отозвался Ренли, и утро Ланселя тут же стало заметно менее добрым.

— Я просто думал, что Малый совет… — растерянно пробормотал Лансель.

— А что Малый совет? Станнис уехал, а без него у Вариса, Бейлиша и Пицеля в Гавани не будет кворума, — пояснил Ренли. — Зато у нас: я, Барристан, Эддард, ну и Роберта из его совета не выгонишь же. Так что у нас кворум есть, мы даже решения принимать можем. Если проголосуем два на два, то голос короля решающий.

Лансель посмотрел вперед, на едущих рядом Роберта и Эддарда, выросших вместе, воевавших вместе и наконец недавно встретившихся после долгой разлуки, и в его душу заползло леденящее осознание того, что все дворцовые интриги и коварные замыслы можно разрушить именно так. Кворум есть, и теперь Роберт и Эддард могут править государством вдвоем, не оглядываясь ни на кого и никого не слушая, их теперь не запутаешь и не собьешь. Половина Малого совета осталась в столице, король за и верный десница за, голос короля решающий, половину оставшейся половины можно и не слушать.

— Кажется, для этого какое-то слово есть, — чуть слышно прошептал испуганный Лансель. — Диктатура? Или дуумвират?

— Нужное слово, Ланнистер, это «пиздец», — справедливо заметил Ренли, он в общем-то не хотел пугать Ланселя, просто уже предчувствовал многие консенсусы, к которым усеченный Малый совет придет по пьяни, и понимал, что спокойной жизни в столице после этого долго не будет — а светский сибарит Ренли любил покой и порой не понимал, как только брат уговорил его потащиться на эту охоту. — Просто пиздец!

Через три часа после выезда из города был объявлен привал, а герольдов, ловчих и роскошной свиты все еще нигде не было видно.

— Ваше величество, — решился спросить Лансель, стоя перед развалившимся на траве монархом. — А когда мы нагоним наш выезд?

— А? — откликнулся король, он даже сначала не сообразил, о чем его спрашивают. — Ты что, думаешь, мы попремся на охоту толпою в сто рыл?

Лансель в ответ только как-то растерянно повел плечами, ведь разве королевская охота это не великолепная формальная процессия?

— Мы сейчас быстро съездим, несколько оленей возьмем, или кто попадется, — пояснил лежащий неподалеку Эддард.

— Ну, — подтвердил Роберт. — Нахер нам на охоте какая-то толпа? Мы что, кабана щелбанами забивать будем?

— Что-то ты опять бледный какой-то, Ланнистер, — посочувствовал Эддард.

— Это он возвышенный, Нед, — сел на любимого конька Роберт. — Смотри, даже стрижется в каре как девка. Сейчас он тебе балладу споет про великие охоты, на высоком валирийском.

— Да, у меня девчонки его тоже учат, валирийский, — согласился Эддард. — А я забыл уже все.

— Погоди, я помню, — задумался Роберт и вдруг рявкнул на валирийском. — Военнопленный, как твое имя? Воинское звание? К какому дому принадлежишь?

— Я оруженосец Лансель Ланнистер из дома Ланнистеров, — ответил на валирийском Лансель, немного струхнув.

— Если хочешь жить, расскажи об изъянах на чешуе вашего дракона!

— У нас нет драконов, ваша светлость, — продолжал на валирийском Лансель. — А, я понимаю, вы изучали язык по учебнику для офицеров…

— Ну, все что, знал, рассказал, — развел кистями рук король Роберт, который не понял ни из ответов Ланселя, ни из своих вопросов ни единого слова. — Ну, за образование!

С первого привала охотники начали пить и, несмотря на утреннее обещание Эддарда, что это дело добровольное, к вечеру Лансель с трудом держался в седле, а добрый семьянин и хороший отец Эддард ехал рядом и готовился никчемушного парня ловить.

— Ты посмотри вокруг, — советовал пока Эддард, собираясь воздействовать и на душу подрастающего поколения, и Лансель еле-еле поднимал голову от холки своей лошади. — Какая красота, а? Вот я у вас в Гавани уже который месяц, и все думаю: откуда в людях столько злобы, подлости, лжи? А это потому что сидят они в своем вонючем городе, на природу не выезжают, и все это в душах копится. А выход — в преступлении, в растрате, в разврате. А выехали бы сюда, облегчили бы душу — и жить бы стало намного легче. Мне, например.

— Милорд, а почему мы едем не на север, а на юго-восток? — собрав волю в кулак, спросил Лансель, чтобы уйти от темы облегчения души, уж больно она его пугала, не говоря уж о мыслях, что когда-нибудь он все-таки покается Эддарду спьяну или с похмелья. Эддарду-то, может, и станет от этого легче, а Ланселю с оттяпанной башкой все-таки будет немного скучно.

— А мы не в Королевский лес едем, — пояснил Эддард. — Мы едем в Дорнийские марки. А может, и в Красные горы потом заедем. Или вот что еще в городах с людьми делается: вот ты постоянно что-то бледный какой-то...

«Дорн! — стучали тем временем для Ланнистера подковы. — Мартелл! Дорн! Мартелл! Пиздец!»

Представителям дома Ланнистеров было отчего бояться Мартеллов, в особенности Оберина: при взятии Королевской гавани в гражданскую войну вассалы Ланнистеров вырезали семью принца Рейгара, а, поскольку Рейгар был женат на Элии Мартелл, ее брат Оберин на это обиделся. Оберин давно точил на убийц сестры зуб, и останавливало его от немедленной расправы только то, что он хотел дознаться, кто отдал приказ. Кандидатов в организаторы преступления было двое: дядя Ланселя и глава дома лорд Тайвин, и отец Ланселя лорд Киван. Оберин был по-своему справедлив и обоих убивать не собирался, по крайней мере, предварительно не уличив прилюдно и не опозорив. А вот мелкие Ланнистеры типа Ланселя вполне могли сойти на то, чтобы счесться за погибших по головам, поэтому дорнийцев Ланнистеры всегда объезжали за пару миль, а уж при виде герба Мартеллов — солнца, пронзенного копьем, — любой Ланнистер просто повернул бы в обратную сторону и вернулся восвояси, чтобы не искушать судьбу. Но именно такой стяг с пронзенным копьем солнцем развевался над охотничьим домиком в Дорнийских марках, куда охотники прибыли через несколько дней, за время которых Лансель начал опасаться за свою печень и за свой рассудок, но зато узнал, что смысл королевской охоты не зверь, а сам процесс: можно ехать по лесам и горам, ничего не делать… «А можно это «ничего» делать без выпивки?» — спросил Лансель прославленного сэра Барристана одним хмурым утром. «Ох, хотелось бы», — вздохнул стареющий рыцарь.

В отличие от Ланнистеров, виновных в гибели Элии Мартелл и ее детей и не признающих своей ответственности, Эддарда Старка в Дорне любили: до Дорна дошли слухи о том, что, увидев детские трупы, молодой Эддард предложил немедленно положить рядом их убийц и даже взялся было за меч, а спустя месяц и сам появился в Дорне, чтобы вернуть семье Дейнов Рассвет, знаменитый клинок погибшего Артура Дейна, лучшего воина Дорна тех времен. Даже Эдрик Дейн, племянник павшего Артура и оруженосец дорнийца Берика Дондарриона, встретив в Королевской гавани Арью Старк, тут же подошел познакомиться.

— Твой отец — прекрасный человек, — сказал Арье Эдрик. — Меня даже дома зовут Нед, в его честь.

— А что он вам сделал? — спросила Арья, еще не знавшая о дорнийских похождениях своего отца. Эддард все же чувствовал себя немного за них виноватым, и у него дома о них не говорили.

— Он убил в поединке моего дядю, — честно ответил Эдрик. — И соблазнил мою тетю, она потом бросилась со скалы в реку и утонула. Но дядин легендарный меч в семью тут же вернул. И вообще твой родитель крутой, я тоже хочу таким стать.

Наверно, в первый раз за свою жизнь Арья, выросшая с любящими братьями и послушными ее отцу людьми Винтерфелла, задумалась, стоит ли ей так уж водиться с мальчишками. Чего доброго, утопят или зарежут, и даже не со зла, а просто от удали и молодечества.

Короля Роберта в Дорне жаловали чуть меньше, чем Эддарда, хотя он и лежал раненый у Трезубца, когда погибла Элия Мартелл, и ничем в ее гибели не был виноват. Но ее убийц он не казнил, хотя, с другой стороны, он красиво сразил молотом опозорившего Элию Рейгара, ее неверного мужа. «Ну не может же один человек отомстить сразу за все наши обиды», — наконец решили Мартеллы, а потом, прослышав, что Роберт женился на Серсее Ланнистер, но гуляет от нее и ее поколачивает, пожалели бравого рыцаря — а Серсею не пожалели, ибо так Ланнистерам и надо.

Молодой Ренли Баратеон Мартеллам никак насолить не успел, а Барристан долго был боевым товарищем и сослуживцем Ливена Мартелла, и был принят у Мартеллов почти как родственник еще до гражданской войны, поэтому из всей охотничьей партии стяга Мартеллов над охотничьим домиком и самого Оберина, сидящего на пятках на террасе и неотрывно смотрящего на горы, испугался только Лансель.

— Оберин! — заорал Роберт еще за четверть мили. — Встречай гостей!

— Оберин! — поддержал его Эддард, когда компания въехала на двор. — Заканчивай медитировать!

Оберин Мартелл встал на ноги и пошел навстречу гостям, тонкий, быстрый и злой.

— Оберин? — вопросительно окликнул его уже спешившийся король: с Оберином хоть и помиришься, а никогда не знаешь, что он выкинет, Красный Змей есть Красный Змей.

— Как доехал, сволочь ланнистерская? — обратился Оберин к Ланселю, и Эддард все же расслышал, что Оберин проверяет парня, а убивать пока не будет — а вот Лансель проверку не прошел и спрятался за спину своего короля.

— Оберин? — уже с некоторой укоризной спросил Роберт.

— Государь! — вдруг заорал Оберин, напугав Ланселя еще больше и развеселив остальных. — Нед наконец-то до нас доехал! Барристан, иди-ка сюда, старый ты черт! А с тобой, Ренли, я обниматься лучше не буду, люди не так поймут.

Дальнейшее из происходившего в тот вечер сохранилось в памяти Ланселя нечетко, потому что он приходил в себя только по особым случаям. Например, ближе к ночи Лансель увидел, как Эддард запрокинул над собой пустеющий бурдюк и плавно сполз по стене. «Неужели ему достался мех с крепленым вином? — подумал Лансель, хотя он уже плохо представлял, сколько таких мехов осталось, предназначенные для спаивания короля в ответственный момент меха частично все же разошлись по дороге. — Или, еще того хуже, вдруг ему достался один из четырех мехов, что дала Серсея, тех, в которые она что-то подмешивала? Тут уже на кабана не свалишь, разделают вместо кабана тебя самого», — и взволнованный Лансель кинулся к Эддарду, проверять, жив ли лорд-десница, и опознавать доставшийся ему бурдюк.

— Оставь его, — распорядился Роберт, а Лансель с облегчением понял, что вино в бурдюке было самое обычное. — Дай человеку отдохнуть, поспать. Он у нас десница, намаялся уже с вами, с идиотами.

Вторым воспоминанием Ланселя было то, как пьяный Оберин обнаружил в себе давно потерянное знание валирийского, но понять Оберина Лансель почти не мог: Лансель изучал высокий валирийский, и его лексикон был почерпнут из баллад, а Оберин с жутким акцентом говорил на бытовом валирийском, и его лексика была бы более уместна в порту.

— Девки у нас тут хорошие, — объяснял Оберин Ланселю, помогая себе жестами. — Сиськи вот такие, жопы крепкие как орех. Мы с тобой, ты и я, — Оберин тыкнул пальцем в Ланселя и в себя, — поедем послезавтра в деревню и... — тут Мартелл сделал жест, который только северянин может принять за предложение покататься на лыжах, а Лансель известного ему значения жеста серьезно испугался.

— Что он говорит, мой король? — спросил по-валирийски Лансель.

Роберт не понимал валирийского ни трезвым, ни пьяным, но выражение лиц и значение жестов он понимал неплохо.

— Он говорит, что сделает с тобой это, — пояснил Роберт.

Дальше Лансель снова ничего не помнил, но, к своему огромному облегчению, проснулся он в штанах, а не без них.