Жест милосердия (джен)

Лили снился сон, страшный до жути. Кошмар такой яркий, что легко можно спутать с реальностью. Словно Лорд нашёл их, и Джеймсу пришлось вступить в бой, а она даже не могла покинуть дом. Фиделиус — настоящая ловушка, не работает ни один способ перемещения, даже порт-ключи. Ещё и Питер оказался предателем. Нет, это ещё больший бред. Он же такой милый, глупенький…

Затылок саднит. Она ушиблась, верно? Поскользнулась, упала. Поэтому лопатки упираются в пол, в ушах звенит, а ноги точно отнялись. Сотрясение мозга, если не хуже. Этим можно объяснить безумный сон. Просто проблемы с головой. Просто нужно сходить к врачу. Просто…

Она открывает глаза.

Зелёные вспышки осколками бутылочного стекла впиваются в память.

Разрушенная детская, выбитая дверь и щепки по всему полу. Гарри лежит среди простыней. Чёрные кудряшки и зелёные глаза, затуманенные и сонные. Только проснулся. Почему он не моргает? Наверно, залюбовался игрушками. Они яркие, красивые, Сириус подарил на Рождество…

Лили берёт сына на руки. Холодный. Совсем не шевелится. Губы посинели, лоб ледяной.

— Замёрз, — шепчет она, убаюкивает, целует сына в лоб. На губах остаются красные следы. — Ты просто замёрз, мой маленький. Сейчас я тебя согрею. И мы пойдём играть… Да, обещаю…

Почему на её руках кровь?

Такой понятный крик доносится издали. Надрывный голос. Он звучит отовсюду, выворачивает наизнанку, долетает до небес и самых тёмных глубин бездны. Женский голос. Так отчаянно и дико может выть только мать.

Её голос.

Долгий протяжный вой замолкает вместе с сорванными связками. Каждый вздох отзывается острой болью в горле.

Рядом слышны шаги множества ног. Чужие, знакомые, успокаивающие голоса. Она сипит, пытается сказать, что Гарри просто немного замёрз, надо отогреть и плотно укрыть, он очень мерзлявый ребенок, часто простужается…

Их пытаются растащить. Руки тянутся, пытаются забрать его. Лили кидается в ответ, рычит и брыкается, царапает ногтями ближайшее лицо, вгрызается зубами, точно дикое животное. И повторяет одну фразу.

Верните моего сына!

* * *

Белые мраморные плиты и два дубовых гроба под шестью футами земли. Воздух наполнен ароматом лилий — древняя традиция, дошедшая из глубины веков. Тошнотворная сладость отравляет разум не хуже яда, и Лили Поттер остаётся лишь задыхаться в море белых цветов. В её руках круглые очки с разбитыми линзами и маленький голубой комбинезончик с засохшими пятнами крови и копоти.

Тёмный Лорд не ограничился одной лишь Авадой.

Она хочет упасть на землю, вцепиться руками в волосы и выть, захлебываясь рыданиями…

Но слезы закончились, закончились проклятия и молитвы, остался лишь один вопрос — почему?

Почему он оставил меня в живых? Почему они, а не я? Почему Гарри? Почему? Почемупочемупочемупочему…

Лили чувствует, как медленно расходятся трещинами её воля и разум, угрожая сломаться в любой момент и рассыпаться костяной крошкой. Боль от потери вгрызается в сердце, проводит обжигающими ладонями по нервам, разрывает виски.

Мир рушится, осыпается битым стеклом у её ног.

Она чувствует себя почти мёртвой. Почти, потому что единственной движущей силой становится ненависть. Запредельная, нечеловеческая, вырвавшаяся из самых глубин тьмы, она превращает глаза некогда солнечной девочки в бушующий океан адского пламени и скрепляет её личность, не давая развалиться на части, точно гниющий труп.

Друзья, директор, бывшие одноклассники подходят, искривив лица в скорбных масках, выражают соболезнования, смотрят сочувственно, жалостливо, как на побитую собачонку. Никто не видит, как зелёная радужка темнеет от бессильной ярости.

Лили сжимает веки, пока тьма не окрашивается цветными пятнами и кругами. Но даже так перед глазами раз за разом в безумном хороводе продолжают мелькать любимые лица, потерянные навсегда. Осколки воспоминаний перемежаются с реальностью. Мертвецы стоят среди живых, тянут к ней руки, но…

Она не может коснуться их. Тела под мрамором и землей — бездушная мёртвая плоть. Все призраки — больной бред разума, медленно тонущего в безумии.

А души… Души здесь. В сердце. Рядом с ней. Сейчас.

Обручальное кольцо жжётся, и безымянный палец горит, точно с него содрали кожу.

Люди вокруг приходят и исчезают. Бесконечный хоровод. Они говорят что-то, но невозможно понять ни слова.

Когда солнце заходит за горизонт, цепь знакомых лиц обрывается. Вокруг остаются лишь надгробия, ночь и пустота.

Ноги перестают держать. Лили падает прямо на свежевырытую могилу, смотрит на перепачканные в земле ладони. Перед ней два надгробия. Хочется протянуть руку, но коснуться бездушных строчек — имена её сына и мужа, даты рождения и смерти, банальная эпитафия — вырезанных на холодном мраморе, невозможно почти физически. Дотронешься и поймёшь, что весь это кошмар — настоящая правда.

Она всё ещё не верит. Не может смириться. Всего пару дней назад она качала Гарри на руках, пела колыбельную, а Джеймс обнимал её со спины, зарывался лицом в волосы, целовал шею и плечи.

Хочется завыть. Заплакать навзрыд, устроить истерику. Лили кусает язык до крови. Копит злобу. С материнской нежностью и чуткостью взращивает всепожирающий инфернальный огонь ненависти в груди.

Чужой голос звучит отдалённо, словно эхо с другого конца земли.

Северус. Он стоит у ограды. Бледный, дерганый, нервный. Чёрный провал во тьму в форме человека. Только лицо белое и болезненное расплывается в ночной дымке.

Лили молчит. Вспоминает, как он ворвался в её дом, что-то говорил, обнял, пытался забрать Гарри…

Свежий синяк на его скуле пылает пурпуром и зеленью, белок левого глаза бордовый от кровоизлияния в склеру.

Разговор не сложился.

Верно, он сказал на пятом курсе. Она — грязнокровка. И, как и у всех грязнокровок, в ней слишком много магловского. Например, рефлекторное применение физической силы вместо магии.

Лили смотрит на своего бывшего друга и видит в его взгляде вину. Она пожирает его изнутри с той же силой, что и её саму ненависть.

Всё понятно без слов.

Он говорит — всегда говорил, с самой первой встречи — что любит её. Много раз повторяет, точно надеется, что она поверит. Ложь. Он всегда хотел её — тело, душу, разум, всё без остатка — мечтал обладать, забрать себе до последней капли. И поэтому попросил своего хозяина оставить в живых.

Дурно и мерзко.

Лили трясёт от отвращения и боли. Вокруг запах гниющих белых лилий, втоптанных в землю.

В ушах бесконечным эхом звенит предсмертный крик её сына.

* * *

Литл-Уингинг — пригород Лондона, захлёбывающийся в обыденности, осенней листве и нетерпимости к чужакам. Череда одинаковых домов в окружении розовых кустов и зелёных лужаек похожи, точно отражения в веренице зеркал. Идиллия, как с постановочной фотографии на рекламном буклете. Лили идёт, а вслед ей доносится беспокойный шепот местных жителей.

Перед ней дом сестры. Она нажимает на звонок и ждёт. С той стороны раздается электрический звон, стук каблуков и высокий, знакомый до боли голос. Лили не может дать ответ, зачем пришла сюда. Возможно, лишь потому, что Петунья её последний живой родственник.

Дверь открывается.

— Мне не интересна ваша реклама.

Презрение в голосе. Сестра не узнала её? Неужели, Лили так сильно изменилась? Со дня, когда Лорд… Когда Гарри и Джеймс… С Хеллоуина она так и не взглянула на свое отражение. Она даже не помнит, кто одевал её на похороны.

— Это я, твоя сестра. Лили, — вместо голоса надломленный сип.

Сестра замирает, смотрит, точно впервые видит. В её глазах ужас и узнавание.

— Невозможно, — она шепчет, прикрывая губы пальцами. — Что с тобой…

— Он убил их, Туни. Он убил моего Гарри. И Джеймса… И…

У меня ничего не осталось.

Сестра стоит с открытым ртом, тупо хлопает глазами, как рыба. Она похожа на идеальную жену из мыльных опер так любимых ею с детства. Накрахмаленный передник, каблуки, нейлоновые чулки и платье в горошек, светлые локоны аккуратно уложены, в ушах блестят большие искусственные жемчужины. И сама она такая же искусственная, рафинированная, стерильная.

Пустая. Прямо как кукла.

— Я всегда говорила что от этой дряни… От этой магии будут одни проблемы. Всегда. Ты никогда не слушала. Самая умная, самая красивая, сама любимая. Маленькая персональная ведьма. Лимит чудес исчерпан, да? — во взгляде Петуньи ни капли сочувствия, только усталость и опустошение, точно она мечтала сказать всё это много лет. Она молчит, поджимает губы, отводит взгляд. — Уходи.

— Туни…

Лили протягивает ладонь, но сестра перехватывает её запястье, смотрит решительно и жестко.

— Уходи, Лили. Ты уничтожила свою жизнь. Свою семью. Я не позволю тебе уничтожить мою.

Изнутри дома доносится детский крик. Петунья делает шаг назад, пригибается, словно кобра перед броском, готовая защитить свое потомство от чужака.

Дверь захлопывается.

И Лили уходит, бесцельно идёт вперед, даже не оборачивается, просто не слышит, когда водители сигналят, кричат, чтобы она, дура, ушла с проезжей части. Под ногами чёрный от влаги асфальт и белеющая разметка. Мимо проносятся дороги, лица и серые ряды домов.

В один момент она понимает, что находится в магазине. Стеклянные витрины отражают солнечные лучи и фальшивый блеск искусственного освещения. Продавщица — усталая и безразличная ко всему женщина — курит прямо на рабочем месте. Синие тени с её низких век осыпались, залегли в складках кожи трупными пятнами, делая её похожей на мертвеца. Лили стоит перед стойкой с детской одеждой и держит в руках пару ботиночек с рисунком из улыбающихся лягушек.

— Будете брать? — окликает продавщица.

— Нет… — Лили качает головой, смотрит на мигающую лампу. В стеклянных поверхностях холодильников отражается незнакомая женщина с седыми волосами и мёртвым взглядом.

На улице она стоит, смотрит, как небо медленно окрашивается в жёлтый цвет безумия, затем в янтарный — меланхолии, потом в красный — гнева. Вокруг запахи мокрой шерсти бродячих кошек, выхлопных газов и дыма от дешевых сигарет.

Она садится прямо на бордюр.

Под её ногами растекаются яркие радужные лужи бензина. Лили вспоминает детство. Хочется взять спички, чиркнуть одним движением, пока на кончике не загорится маленький огонек-звезда.

И отпустить.

В её глазах адское пламя. Она видит, как Лорд визжит, извивается скользкой пылающей змеёй у её ног.

— Миссис, вам помочь? — спрашивает какой-то водитель.

Такое желанное виденье исчезает. Лили поднимает остекленевшие глаза и через силу улыбается. Это выглядит настолько фальшиво и жутко, что мужчина лишь сочувственно качает головой и уходит. Она смотрит ему вслед. Скулы сводит от горечи.

Ненависть ещё горит в её груди, поддерживает в ней жизнь, но, как и всякий огонь, она однажды потухнет и тогда…

Что тогда? Что она может сделать? Она просто человек. Одна маленькая женщина, которая в один миг потеряла всё. Мужа, сына, родителей, сестру…

Всё. Абсолютно.

Её зовут Лили Поттер, и у неё больше ничего не осталось.

* * *

Не было ни кровавых рисунков на полу, ни дурманящих благовоний, ни чёрно-красных восковых свечей. Были лишь запредельная ненависть и одно-единственное желание.

Иногда демонов не нужно вызывать и сдерживать в шести рунных кругах. Иногда демоны приходят сами. Иногда демоны в оплату берут не только души.

У Лили волосы теперь седые, а не рыжие. Но и души у неё нет с рождения.

Мальчик-ангел приходит в Час Быка, когда грань между сном и явью исчезает, мир накрывает беспроглядная тьма, смерть пьет жизнь из губ древних стариков, младенцев и тяжелобольных, точно сладкое вино, а самоубийцы делают последний решительный шаг за грань.

Он стоит между могилами её сына и мужа, ковыряет кладбищенскую землю носком ботинка, грызёт большой лимонный леденец, похожий на маленькое солнце. У него в карманах кости. В правом — игральные, в левом — человеческие. От мальчика-ангела пахнет гарью, серой и палёной плотью. Его детская непосредственность, золотистые кудряшки, жёлтый дождевичок с зелёными узорами и милые ямочки на щеках не могут обмануть. Из его глаз смотрит сама Вселенная, сияет звёздной пылью и первородной антиматерией, хранит в себе хтонических чудовищ и знамение грядущего конца света. За его спиной раскрывает пасть бесконечная анфилада залов из оникса и вулканического стекла, что уходит вдаль, разрывая небо на рваные куски. Под жёлтой тканью движутся щупальца, и овеществлённая тьма лижет его пальцы, точно преданная собака.

Лили смотрит на древнего монстра и не чувствует ни ужаса, ни благоговения. Есть ли смысл бояться смерти, если внутри ты уже давно мёртв?

— Хочешь отомстить?

Мальчик-ангел улыбается тысячей острых зубов и говорит на частоте звёзд. Лили его понимает. И соглашается.

Терять ей всё равно нечего.

* * *

Тёмная магия дарует безграничную силу и уничтожает людей изнутри. Это аксиома. У Лили есть три дня, прежде чем она сгорит. По одному на каждого, кто уничтожил её жизнь.

Утром первого дня она чувствует во рту медный привкус, кашляет и с безразличием наблюдает, как по белому фарфору раковины стекают алые кровоподтеки. Это становится прекрасным дополнением к ночным кошмарам. Мир, до горизонта объятый бесконечным морем инфернального зелёного пламени, и непрерывная боль — новые спутники её снов.

Наверно, именно это и ждёт её после смерти. До неё, кстати, осталось совсем немного.

Лили впервые смотрит в зеркало и не может узнать себя в этой осунувшейся, седой женщине. Щёки и глаза запали, глубокие тени расчертили некогда юное и прекрасное лицо. Губы и ногти изгрызены до крови. Одни лишь глаза, яркие, пылающие злобой, зелёные, как бутылочное стекло, как адское пламя, как дыхание самой Смерти — последнее живое на этом лице, в этом теле.

Кто это? Зачем об этом надо заботиться? А надо ли? Кому оно нужно?

Она была красива. Так говорили многие.

Теперь это ничего не значит.

* * *

Питер становится первым из трех будущих жертв. Предатель таится среди груд мусора и таких же крыс в обличьях людей, как и он сам. Магловский Лондон, один из беднейших районов, куда боится заходить полиция. Место, куда никогда не догадаются придти авроры. Но Лили ведут ненависть и жажда мести, облеченные в магию.

Спрятаться не выйдет.

У Питера есть хитрость и животное чутье. У Лили три дня безграничной силы в обмен на души и разумы её врагов.

Она приходит к бывшему другу, бывшему почти-брату, одетая в адский огонь и последние лучи солнца. За её спиной багряный закат, пульсирующий в агонии. Жёлто-зелёные языки пожирают всё вокруг, повинуясь её воле, пока они не остаются один на один. Круг, из которого не вырваться, не сбежать.

Крыса в теле человека падает на колени, визжит, молит о снисхождении, целует обнаженные ступни, пытается вымолить право на жизнь.

Лили вспоминает, как Питер целовал лоб Гарри — поцелуй Иуды — и звал Сохатиком.

Библейский архипредатель повесился сам. Этого Лили удавит собственными руками.

Хвост рвётся, брыкается и скулит, но сил разомкнуть кольцо пылающих ладоней на шее у него не хватает. Он падает, и на его коже остаётся след, точно рабская метка от калёного железа.

С обожжённых ладоней и ступней Лили — мест, где прикасался теперь уже мертвец — сползают лоскуты опалённой кожи. Она смотрит на собственную разлагающуюся плоть и чувствует одно большое абсолютное

н и ч е г о

* * *

Вторым становится директор. Лили приходит к нему в сумерках, когда небо, похожее на свежую гематому, накрывает мир сине-фиолетовым одеялом. Великий светлый волшебник решает принять безутешную вдову, ободрить скорой победой над Лордом и отдать мантию-невидимку.

Она могла спасти жизнь моему сыну.

Дамблдор сидит в своём кабинете за кипой документов, с сожалением смотрит на Лили, и сначала кажется, даже не узнаёт. Скользит задумчивым взглядом по осунувшемуся лицу, задерживается на седых волосах и ладонях, обмотанных бинтами, закрывает глаза, словно прислушивается к чему-то.

Он знает.

От Лили теперь пахнет смоляной ямой, гарью, угольной пылью и озоном. Тьма, невидимая и неосязаемая, ощутимая не разумом, а душой, расходится от её фигуры концентрическими кругами.

— Питер был вчера убит, — говорит, не отводя глаз. — Это была ты?

— Да, — Лили не видит смысла врать. Всё уже давно решено. И совсем не ею. — Мой сын мёртв. Из-за него. Из-за Волдеморта. Из-за вас.

— Гарри был Избранным.

— И сейчас его нет, — её голос срывается. — А ведь я знала. Знала! Победитель Тёмного Лорда… — она качает головой. — Надо было бежать. От вас. От него. Из этой страны… Но вы бы нашли нас, верно?

— Даже на краю света, — отвечает он, не пытаясь сопротивляться грядущей участи. Грядущей смерти. — Мне даже интересно, Лили, ты хотя бы осознаёшь, с какими силами заключила сделку?

— Слишком хорошо, директор Дамблдор. И сейчас я отдаю свою плату.

— Так значит, Том будет следующим?

Старик улыбается свободно, немного устало, до странности спокойно и отрешённо, словно не ему скоро умирать. И взгляд на неё, на собственную жизнь, на весь мир, как на муравьиную возню.

Лили не понимает, о ком он говорит.

— Значит, расчёт всё же был верным. Иные переменные, но результат тот же.

Дамблдор улыбается как победитель. Для гроссмейстера даже собственная смерть не более, чем конец шахматной партии, в которой белая пешка — созданная лишь для того, чтобы ею жертвовать — внезапно прыгнула до конца вражеского поля и стала ферзём. Необычный ход, противоречащий всем правилам. Но в реальной жизни так порой случается.

Он в любом случае добился своего.

Под веками мечутся всполохи зелёного огня.

От Великого Светлого остаются лишь обугленные кости.

* * *

На третий день Лили смотрит на дыру в груди, видит, как трепещут разорванные легкие и движется переплетение мышц и жил. Дотрагивается до оголённых рёбер и позвонков, касается почерневшего, уже три дня как замершего сердца. Клочья седых волос падают на пол, оставляя на голове отвратительные проплешины. Кожа на руках давно облезла до костей.

Тёмная магия выжигает людей изнутри.

И не даёт умереть до самого конца.

К Тёмному Лорду она приходит за час до полуночи. Небо над головой чёрное, испещрённое безумными жёлтыми звёздами. Лили чудятся вместо них множество внимательных глаз. Они наблюдают за ней и смеются, хохочут так, что небосвод сотрясает до самого горизонта.

Магические плетения, что крепче любой преграды, натягиваются, скрипят и рвутся. Полотно зачарованных щитов распадается на сотни мерцающих нитей.

Сегодня всё кончится.

Она переступает порог главного штаба Пожирателей Смерти, идёт по лакированному паркету, мраморным ступеням и турецким коврам, оставляет выжженные следы обнажённых ступней и жирную сажу. Вокруг в завораживающем танце первозданного хаоса мельтешит огонь.

Пусть всё вокруг горит.

Мир взрывается гвалтом человеческих голосов. Они вопят, воют, кричат, визжат, умоляют прекратить, пока старинный особняк пылает, а сами они вспыхивают живыми факелами один за другим, чтобы затем упасть серым пеплом у её ног.

Горите. Пусть огонь всё сожрёт. Всех вас. Каждого. Пусть вы все…

Лили улыбается, пока вокруг разворачивается локальный апокалипсис.

Убийца её сына остаётся последним. Ему не сбежать, не спрятаться, не победить. Магия и металл не берут её. Тело Лили живёт, хотя в груди у неё сквозная дыра с сердцем-углем, хотя вместо конечностей у неё оголённые кости, хотя она уже давно сошла с ума.

Тот, кто назвался Лордом Судеб, не молит о снисхождении, только восхищённо смотрит своими красными глазами, подёрнутыми болезненной поволокой безумия, будто перед ним не человек, а божество, облечённое в силу и пламя. Он спрашивает, кому надо продать душу, чтобы так возвыситься. Чтобы получить истинное бессмертие.

Лили молчит, подходит ближе и смотрит на него словно впервые.

Жалкое, поломанное существо, недостойное ни жизни, ни посмертия.

Она вытягивает руку. Убийцу её семьи выворачивает наизнанку, кожа слезает струпьями и лоскутами, обнажая чернеющие узлы мышц. Она держит в ладонях его гнилое, ещё бьющееся сердце костяными пальцами, сжимает, пока тёмная змеиная кровь не выходит наружу, скатываясь багровыми каплями по рукам.

Следом за агонией приходит смерть. А затем рваные куски его души попадают прямо в пасть мальчику-ангелу с бездной звёзд вместо глаз.

До полуночи — конца третьего дня — осталось меньше минуты.

Вокруг пепелище и лишь один живой человек. Северус стоит вдалеке, и его страх можно потрогать руками. Он подобен липкому, удушливо грязно-жёлтому туману, от которого слезятся глаза.

Лили поворачивает голову. Вместо лица у неё оголённый череп. Вместо глаз — зелёные звезды. Вместо платья — жёлтое пламя.

— Смотри, во что ты превратил меня, Северус Снейп. Смотри и никогда не забывай. Это моя последняя месть.

Чёрный диск луны замирает над её головой. Лили закрывает глаза.

И сгорает.