Раффиан (джен)

— Сладких снов, чемпионка!

Грохот от захлопнувшейся тяжелой двери гулким эхом проходит по всей конюшне, лязгает засов, и наконец наступает долгожданная тишина. За решетчатой дверью, над которой висит красивая вычурная табличка с надписью «Раффиан», раздается глубокий вздох.

Конюшня небольшая, всего на шесть денников, четыре из которых пусты. Дэмильен, шестилетняя гнедая кобыла, стоит возле самых дверей, в противоположной стороне конюшни. Наверняка уже сладко спит и видит во сне сочные луга, но Раффиан нервно переступает с ноги на ногу. Несмотря на то, что она сегодня полностью выбилась из сил, уснуть никак не может. В ушах до сих пор звенит стартовый гонг, а по телу пробегают будоражащие нервы импульсы. Ее хозяева, богатая семейка Маркстонов, довольно хлопали ее по шее, гордясь тем, что она выиграла для них очередной приз. Тогда Раффиан еще тяжело часто дышала, собственное колотящееся сердце оглушало, а на нее уже вешали ленту победителя. И только похвала ее любимого Чарли могла заставить ее прикрыть глаза от удовольствия.

Раффиан было три года. Вороная кобыла с белой отметиной на лбу и такими же белыми «чулками» на ногах. Дочка непобедимой Рокепины. Маркстоны отдали за нее круглую сумму, надеясь на то, что Раффиан повторит подвиги своей матери. Им повезло, она действительно быстро заняла первую строчку в рейтинге, с каждым заездом все больше находя себе новых поклонников. Ставки на нее росли, класс скачек становился все выше. Раффиан никому из соперников не оставляла ни единого шанса. Но только лишь она знала, что все это из-за Чарли. Маркстоны нанимали разных жокеев, Чарли был третьим. Никто до него не смог совладать с Раффиан, с ее характером, с ее требовательностью. И только Чарли в первый день вместо того, чтобы сразу схватиться за амуницию и погнать лошадь на ипподром, просто вывел ее в поле, а сам сел у дерева и принялся читать книгу. Сначала Раффиан обрадовалась неожиданной свободе, помчалась по мягкой траве куда глаза глядят, гонялась за зайцем, каталась в траве и всячески демонстрировала, что работать сегодня не будет. Но сколько она ни поглядывала на нового жокея, никакой реакции от него не добилась. Он все так же сидел, углубившись в чтение. Тогда Раффиан сделала то, что раньше себе не позволяла, — она сама, первая подошла к нему и, опустив голову, шумно выдохнула ему в лицо. Он лишь чуть отвернулся, рассеянно потрепав ее между ушей.

Раффиан считала Чарли особенным. И даже не потому, что из всех окружавших ее людей он один постоянно с ней разговаривал. Чарли мог ее чувствовать. Каждое утро он обнимал ее, проводя рукой по ее шее, спрашивал, как ей спалось, рассказывал, какие снились ему сны. С каждым днем Раффиан привязывалась к нему сильнее, Чарли стал для нее самым близким другом. Их первые скачки прошли блестяще, Маркстоны были вне себя от счастья, что наконец-то их постоянные поиски подходящего жокея закончились. О Раффиан постоянно писали в газетах, репортеры часто приезжали, чтобы запечатлеть на фото ее тренировки, но ее это не волновало. Она продолжала каждое утро просыпаться за десять минут до прихода Чарли и, услышав его шаги, начинала громко фыркать и бить копытом в дверь своего денника, приветствуя его и требуя свое ежедневное лакомство — яблоко.

После скачек Чарли всегда допоздна оставался в конюшне, рассказывая Раффиан о ее соперниках, об их ошибках, об их сильных и слабых сторонах. Потом желал ей сладких снов и уходил, а она засыпала, довольная, что они с Чарли снова в который раз показали, что они лучшая команда.

Так продолжалось из месяца в месяц, до этой недели.

Чарли не появлялся два дня перед скачками, и Раффиан сильно нервничала. Это отразилось на заезде — едва ли впервые на финишной прямой разразилась настоящая битва. Рыжая Хейда упорно пыталась выцарапать победу. Ее тяжелое дыхание и крики подгоняющего ее жокея действовали Раффиан на нервы. Она споткнулась, и эта заминка в долю секунды отобрала у нее лидерство. Сбившись с ритма, Раффиан почувствовала, что силы резко покидают ее. Она вдруг испугалась, что впервые расстроит Чарли. Она не совсем понимала, почему он так счастлив, когда она первой добегает до конца, но она видела, как это радует его. Наверное, так же, как ее — приносимые им каждое утро сочные яблоки.

— Не паникуй! — донесся сквозь свист ветра спокойный голос Чарли, а его рука легла на шею Раффиан.

Хейда ушла вперед уже на полкорпуса, но финишную черту первой пересекла Раффиан.

Позже, в тишине конюшни она ждала Чарли, готовая выслушать его очередной разбор заезда. Он пришел, как обычно, уселся на мягкую подстилку, а Раффиан улеглась рядом, положив голову ему на ноги. Но что-то отличало этот день от других. Она чувствовала, что с ее другом что-то не то. Паузы были длиннее, вздохи глубже. Раффиан внимательно и настороженно прислушивалась к его голосу, но былых счастливых ноток не находила. Ушел он поздно, привычно пожелав сладких снов. А утром Раффиан его так и не дождалась.

Дэмильен раздраженно фыркала на беснующуюся Раффиан, но она продолжала громко ржать и бить копытом несчастную дверь, с каждым ударом жалобно звенящую замком. Испугавшись, что она покалечит себя, конюхи вывели ее в небольшой загон, где Раффиан продолжила громко звать Чарли. Пока не появился вызванный Маркстонами ветеринар. Раффиан не любила, когда он приходил. Ей не нравился его запах, он тревожил ее. И сейчас она замерла, взволнованно глядя, как он подходит к ней все ближе.

— Раффиан, — позвал он, — я знаю, что я не тот, кого ты ждешь, но Чарли не придет.

Она мотнула головой и топнула по очереди передними ногами. Чарли не мог ее бросить, друзья не бросают друг друга. Но волнение в голосе и глазах ветеринара доказывали ей, что он не обманывает ее.

— Он болен, Раффиан, — продолжал ветеринар. — Тебе придется побыть одной, пока не найдут нового жокея...

Она коротко заржала, приподнявшись на задние ноги, и отбежала в сторону. Только не нового жокея! Только не очередного идиота, который будет бездумно таскать ее за повод и лупить хлыстом, лишь бы выиграть заезд!

* * *

— Третьи подряд проигранные скачки, — злобно шипел мистер Маркстон. — Лошадь надо продавать.

— Дело не в лошади, мистер Маркстон, — отвечал ему ветеринар, — дело в жокее. Раффиан не может бежать под седлом Дэвида Глинча.

Они стояли напротив денника Раффиан, и она уныло слушала их спор. Первый заезд она закончила предпоследней. Второй добежала лишь до середины и просто остановилась, упрямо мотая головой и подпрыгивая на месте в ответ на все попытки этого Дэвида выслать ее вперед. А на третьем, сегодняшнем заезде, она и вовсе отказалась стартовать.

— Это лошадь, Джош! — воскликнул мистер Маркстон. — Какая ей разница, кто ей управляет!

— Вы удивитесь, но разница огромная. Раффиан выбрала своего человека, и это Чарли Ракунас.

— Я трачу на ее содержание огромные деньги. И мне надоели ее капризы! Будьте добры подготовить медицинские документы, завтра я выставляю лошадь на продажу.

Маркстон ушел, бросив напоследок злобный взгляд на Раффиан, а Джош облокотился на дверь ее денника.

— Кажется, твоя карьера подошла к концу, девочка, — тихо сказал он. — Может, оно и к лучшему. За три месяца без Чарли ты сильно сдала.

Он вздохнул, удрученно покачав головой, и тоже вышел из конюшни, а Раффиан легла и положила голову на то место, где обычно лежали ноги Чарли. Сейчас без него ей было особенно одиноко. И страшно. Смена хозяев не сулила ничего хорошего.

Через две недели Раффиан ступила на порог другой конюшни. Но ни хорошее отношение Филбергов, ни ласковое отношение их жокея Маркуса не смогли заставить Раффиан вернуться на первое место. Она тосковала по своему лучшему другу. Тосковала настолько, что порой отказывалась от еды.

За чуть более, чем полгода Раффиан сменила несколько хозяев. Газетчики, набросав с десяток статей о ее резком падении с пьедестала, быстро о ней забыли, переметнувшись к другой звезде сезона — Шейху.

Часто во сне она видела, что Чарли приходил к ней. Видела себя, стоящей в боксе и пританцовывающей от нетерпения в ожидании стартового сигнала. И когда дверцы бокса с лязгом распахивались, она срывалась с места, подгоняемая подбадривающими выкриками Чарли. Раффиан казалось, что она мчится быстрее ветра, едва касаясь копытами грунта; ощущение Чарли на своей спине, его голос окрыляли ее. Но ни разу во сне она не доходила до финиша. Чистое небо сменялось грозовыми тучами, кругом резко темнело, а вместо Чарли в седле оказывался кто-то другой. И ломая ногу, Раффиан падала, больно ударяясь носом о землю.

— Она уже бесполезна, — эхом звучали какие-то голоса. — После такого перерыва, да еще и в том состоянии, в каком она сейчас, о скачках и речи идти не может.

— Вы плохо знаете эту лошадь.

Раффиан вздрогнула, открывая глаза, и увидела тусклый желтый свет, словно сквозь те тучи, закрывшие собой все, пыталось пробиться солнце. Она не могла понять, сон это или уже явь. Правая нога болела, но присмотревшись, Раффиан узнала свой денник. Она лежала и во сне, дернувшись, ударилась ногой о его стену. Подниматься не хотелось; в небольшое окно над денником просачивался тусклый свет раннего утра. Она закрыла глаза и вздохнула. Хотелось снова заснуть, чтобы еще раз услышать голос Чарли.

— Вам нужны деньги, мне нужна Раффиан. Уверен, мы сможем помочь друг другу.

Раффиан резко распахнула глаза, поднимая голову. Она не могла заснуть так быстро. И пока она мучилась сомнениями, открылась дверь конюшни. О, эти шаги Раффиан узнает из сотен других! Она подскочила на ноги и прыгнула вперед, ударяясь в дверь денника, изнемогая от желания выбить ее и броситься навстречу Чарли. Спящий недалеко кот с истеричным воплем бросился наутек.

— Раффиан, тише! — окликнул ее Чарли, подбегая к деннику и хватаясь за замок.

Но она не могла уже остановиться, бросалась из стороны в сторону, ударяясь боками о стены, подпрыгивала и громко ржала. Она вопила от счастья, и если все это было лишь сном, то лучше ей вообще больше не проснуться.

Но когда он открыл дверь, она заставила себя застыть на месте, боясь ударить его. Чарли никогда не бил ее, ни разу его рука, сжимающая хлыст, не дернулась в ее сторону, в отличие от других жокеев. Раффиан, тяжело дыша и громко фыркая, опустила голову и ткнулась ею в шагнувшего в денник Чарли, закрывая от удовольствия глаза. Она снова почувствовала себя счастливой и, легонько сжав зубами одежду на груди Чарли, потянула его вглубь денника, подталкивая к тому углу, где он обычно садился. Быстро улеглась, кладя голову на ноги Чарли и легонько вздрагивая от удовольствия, когда он провел ладонью по ее шее. И приготовилась слушать, ведь ему столько всего предстояло ей рассказать.