Черт задул фонарь (джен)

— Господин заклинатель! Господин заклинатель!

Бай Цзяньдань⁽¹⁾ подавился колодезной водой и едва не уронил черпак в липкую грязь. Торговец за прилавком заинтересованно покосился на спрятанный в ножнах меч и белые одежды и вернулся к своим овощам, пока их не утянул какой-нибудь мелкий воришка, а окликнувший Цзяньданя пожилой мужчина остановился перед ним в поясном поклоне.

— Чем могу помочь?

— Тут такое дело, господин заклинатель, даже и не знаю, с чего бы начать… Меня Лао Чжан звать, я в деревне Гу живу, от Цзиньтана⁽²⁾ на юго-восток с десяток ли⁽³⁾. Отродясь у нас, слава всем богам, бед с нечистой силой не бывало, а тут к нам гуй⁽⁴⁾ шастать повадился!

Цзяньдань повесил черпак на гвоздь и украдкой вздохнул. Обитель наставника он покинул достаточно давно, чтобы привыкнуть, что у деревенских три источника всех бед мирских: гуй, мо⁽⁵⁾ да хули-цзин⁽⁶⁾. Ну и неурожаи, куда уж без этого. Впрочем, упокоить голодного призрака или мертвеца, решившего прогуляться из могилы, работа не пыльная.

— Вы не подумайте, уважаемый господин, не просто так я вас искал, — Лао Чжан промокнул взмокший лоб куском сухой ткани. — У нас каждые несколько дней люди пропадают, то по одному, то по двое… Мы и зеркала на ворота вешали, и стены перед домами построили⁽⁷⁾, да все без толку!

Цзяньдань мигом посерьезнел. От слабой нечисти зеркала и стены-обманки в отсутствие защитных талисманов еще худо-бедно помогали. Некоторых же тварей не брали даже заклинания — только заговоренный меч и рука, что его направит. Он нащупал за пазухой мешочек с целебными травами и подавил желание прямо сейчас вынуть оружие из ножен.

— Раз так, указывайте путь, господин Чжан. Познакомимся с вашим гуем поближе.

Дорога, утоптанная, широкая, вольготно обвивалась вокруг пологой горы, сплошь покрытой лесом. За время, пока они добрались до входных ворот, Лао Чжан успел рассказать, что первым пропал старик, живший на отшибе: семьи у него не было, хватились его не сразу, да и искать особо не рвались — ясно же, вышел в одиночку в лес, угодил в какой-нибудь овраг или попался дикому зверю в зубы. Цзяньдань, памятуя о прощальном напутствии наставника, старался осуждающим взглядом не смотреть, но Лао Чжан все равно смутился и рассказ свой продолжил гораздо менее охотно.

— …третьего дня вдовы Линь недосчитались, а утром и сын ее пропал. Шестерых всего, то бишь, господин заклинатель, призрак злобный сожрал. Я уж не стал медлить.

— И правильно, — пробормотал Цзяньдань, украдкой покосившись на выбитые на указателе знаки.

Но что-то подозрительное прозвучало в услышанных словах.

— Откуда вам известно, что их всех убили, если тел так и не нашли?

Лао Чжан, чей лоб блестел от пота, вновь потянулся за платком, да тот после подъема на гору пора было выжимать.

— Сами посудите, господин, куда же еще могли деться шесть человек?

И вправду. Лес вокруг достаточно густой, но светлый, потеряться в нем и чужаку весьма непросто, не то что выросшим здесь людям, да и водится там разве что мелкая дичь. Для полного баланса стихий деревне Гу немного недостает воды — ленивая неглубокая речка течет слишком далеко, — в противном случае местный фэншуй легко было бы назвать идеальным. Жестоких сражений или других бедствий на горе Гушань тоже не случалось, иначе Лао Чжан непременно упомянул бы их в разговоре по пути наверх. И вдруг гуй или что похуже? Цзяньдань задумчиво покачал головой. Нечисть приманивают темные деяния, мысли и чувства, которые, накопившись, отравляют мир подобно змеиному яду, после укуса попавшему в тело.

— Ничто в Цзянху⁽⁸⁾ не берется из ниоткуда и не исчезает просто так.

Лао Чжан что-то согласно пробормотал себе под нос. Цзяньдань остановился у деревянной подпорки, провел пальцами по вырезанному на ней замысловатому рисунку. Точно такие же символы в даосских храмах киноварью выписывают на талисманах, которые после отдают нуждающимся за несущественную плату. Добротно сделано. Солнечный луч ударился о крошечное зеркало, спрятанное под балкой, брызнул искрами, слепя глаза.

Собрать местных жителей условились к часу обезьяны⁽⁹⁾, и Цзяньдань, на время распрощавшись с господином Чжаном, пошел по улочке, сворачивающей на северо-восток: там, за пределами стен, находилось деревенское кладбище. На дверях многих домов, попадавшихся по дороге, Цзяньдань разглядел все те же талисманы, кровавый багрянец на желтой бумаге, призванный охранять людской покой. Что же за тварь поселилась в округе, если и сильные талисманы не помогают ее удержать? Погруженный в свои мысли, он не заметил, как трава, которая едва доставала до щиколоток, заколыхалась на уровне колен, а дома сменились заросшими мхом могильными камнями. Цзяньдань склонился перед надгробием, но так и не смог разобрать имен; вместо этого он начертил в воздухе знак пробуждения и позволил ему растаять. Ничего не изменилось. Кто бы ни спал в этой земле, спал он крепко.

Солнце отражалось в лужах, оставшихся после ночного дождя, дышало теплом позднего лета и запахом нагретой листвы, понемногу меняющей цвет с сочного зеленого на золотисто-желтый. Цзяньдань запрокинул голову и подставил лицо ласковым лучам. В монастыре Чуньсюнь⁽¹⁰⁾, где он вырос, в это время года становилось холодно и влажно, и поймать прикосновение солнечных лучей можно было, лишь тайком пробравшись на крышу главного павильона, спрятавшегося на самой вершине горы.

— Этот мертвец ничего интересного не скажет, — раздался над ухом звонкий голос.

Меч молнией выскользнул из ножен. Лезвие, чуть покачиваясь, замерло в паре цуней⁽¹¹⁾ от горла девушки, с чьего лица даже не сползла улыбка.

— Прошу прощения, юная госпожа, — Цзяньдань, отведя меч, церемонно поклонился.

Она же, молча продолжая улыбаться, с легкостью запрыгнула на ближайшую могилу и уселась на камне, свесив ноги. На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать, темная одежда ее, хоть и поношенная, выглядела опрятной и чистой, волосы были убраны в незамысловатую прическу, в одной руке она держала маньтоу, от которой уже успела откусить, а в другой — незажженный бумажный светильник.

— Лучше вон с тем стариком побеседуйте, — она махнула в сторону одного из старых надгробий. — Служил чиновником в столице, натворил дел, его и сослали в самую глушь. Истории сочиняет — заслушаешься. Каждый раз разные.

Из солнечного дня его будто окунули в промозглую хмарь. Мало кто из заклинателей обладал даром вызывать для разговора души умерших — что уж говорить об обычных людях, не вступивших на путь просветления?

— Значит, юная госпожа может заставить мертвеца рассказывать истории? — как можно аккуратнее поинтересовался Цзяньдань, не спеша убирать клинок.

— Я их и не заставляю. Они сами приходят ко мне. Достаточно провести ночь на кладбище, и во сне отбоя от них не будет.

О подобном Цзяньдань от наставника не слышал и в книгах, найденных в библиотеке Чуньсюнь, не читал. А ведь говорили ему, что он недостаточно усерден в учении, да и отпускать в пятилетнее странствие, подобно сверстникам, не очень-то и хотели. Погрузившись в воспоминания, Цзяньдань не сразу вспомнил о правилах приличия, которые требовали как минимум представиться. Воистину, прав младший наставник Сюнь, вместо головы — кочан капусты!

— Извините мою невежливость. Бай Цзяньдань из обители Чуньсюнь приветствует молодую госпожу, — он вновь поклонился, выставив вперед руки вместе с мечом. — Соблаговолит ли госпожа назвать свое имя?

Слуха коснулся легкий переливчатый смех. Цзяньдань выпрямился и поймал лишь дуновение ветра — девушки и след простыл. И мгновение спустя тот же ветер донес до него эхо произнесенных слов:

— Черт-задул-фонарь⁽¹²⁾!

Цзяньдань вернулся к входным воротам незадолго до условленного часа. За это время он успел трижды обойти окружающую деревню Гу стену, обыскать кладбище и прилегающую к нему часть леса и зажечь благовония в святилище Шэньнуна, спрятанном на крохотной полянке под соснами. И не подумаешь даже, что в таком благословенном краю может случиться беда.

— Господин заклинатель!

Уже знакомый окрик вновь выдернул его из раздумий. За спиной Лао Чжана толпилось человек десять — Цзяньдань просил его привести тех, кто видел пропавших людей незадолго до исчезновения, — и все они с любопытством косились на него. Как на шута с городской ярмарки или того хуже. Цзяньдань нервно одернул верхнее ханьфу; подол белых одежд перепачкался травой и пылью. Нужно найти всех шестерых — и как можно скорее.

Разговор с местными не принес никакого результата, кроме головной боли. В такие моменты Цзяньдань искренне сочувствовал работникам городского магистрата, которым каждый день приходилось выслушивать свидетельские показания и на их основе составлять отчет о происшествиях. Один видел, как старик Мо вечером выходил в лес, и следующего дня его хватились, другой — как он направлялся по дороге с горы, третий был свято уверен, что старик Мо вообще никуда не пропадал и все так же торчит в своей лачуге — что с него, бобыля нелюдимого, взять? Четвертый, верно, сказал бы, что человек с таким именем в деревне Гу никогда не жил и не появлялся, но Цзяньдань, вспомнивший о девушке с кладбища, спросил:

— А кто такая Черт-задул-фонарь?

Тишину, опустившуюся подобно упавшему небесному своду, можно было резать ножом, и даже слабые перешептывания, едва возникнув, мгновенно стихали в вязком безмолвии. Лао Чжан, раздобывший новый платок взамен промокшего, приложил ткань ко лбу и все же заговорил:

— Пришла к нам год или полтора назад эта девчушка, попросила приютить в обмен на помощь. Ну, мы и согласились, а чего нам, хоть и странная была, имя еще — врагу не пожелаешь… Да не больно объедала кого, работала за двоих, сестра жены нарадоваться не могла, что есть кому подсобить с домашними делами, вдова она, еще и без детей, взяла к себе девчонку.

Он почесал в затылке и продолжил:

— В первую зиму холода ударили, многие с лихорадкой слегли, тесть так вообще помер — а как похоронили, начал теще моей сниться. Жалуется, говорит что-то, ни словечка не разберешь. Тогда Черт-задул-фонарь пошла ночью на кладбище и спросила, что ему нужно. Оказалось, обещание одно не выполнил, меч у него заказали, кузнецом он был. Почти всю работу доделал, а заказчику отдать не вышло. Ну, теща и сходила, в соседнюю деревню-то, за день обернулась. И не снился он больше.

— Значит, она живет здесь и для вас разговаривает с покойниками?

— Черт-задул-фонарь знает о мертвых все, если их останки рядом, — вот и все, что нам самим известно, добрый заклинатель, — сухонькая старушка, потерявшая сына, поклонилась, перехватила палку и проковыляла прочь.

Час обезьяны сменился часом петуха, когда Лао Чжан предложил Цзяньданю разделить с ними ужин, и вскоре дом наполнился запахом горячей еды. Солнце, тем временем, медленно клонилось к закату, мягко отступая за горизонт, и по углам копошились неясные тени. Пока свет дня окончательно не сдался ночи, Цзяньдань одолжил набор для письма — его кисточка за время странствий окончательно пришла в негодность — и принялся размечать на бумаге карту. Главные входные ворота, обращенные на юг, запираются после заката и отпираются с рассветом: ни дать ни взять крепость. За стеной, отделяющей деревню Гу от леса, всего несколько домов, один из которых, самый дальний, принадлежит пропавшему старику Мо, — Цзяньдань, подумав, нарисовал рядом маленький кружок. На северо-востоке кладбище, на востоке — лесное святилище бога земледелия: Сяо Ланя, одного из пропавших, в последний раз видели на ведущей к нему тропинке. Но вдова Линь исчезла после захода солнца прямо посреди деревни: отправилась навестить племянницу, чей муж держал на центральной улице овощную лавку, и домой так и не вернулась. И никто, абсолютно никто не слышал ни криков, ни подозрительного шума, не заметил ни следа борьбы. Люди, как дым от костра, словно растворились в воздухе.

Спал Цзяньдань беспокойно и мало. Одеяло, сбившееся за ночь, комом валялось в ногах, где-то вдалеке грохотал гром, а летне-осенний ливень барабанил по крыше, создавая ощущение, что скромное жилище Лао Чжана унесло бурным течением горной реки. Нечего и думать о том, чтобы выйти наружу: стоило только выглянуть, как на Цзяньданя обрушился поток воды. Низкое темно-серое небо угрожающе нависало над землей, скалясь редкими вспышками молний.

— Теперь несколько дней до Цзиньтана не добраться, — сокрушенно покачала головой госпожа Чжан, пододвинув к Цзяньданю порцию риса с овощами. — Как сильный дождь, по дороге ни пройти, ни проехать, вы уж извините.

Он поспешил заверить приветливую хозяйку, что никуда не торопится, и схватился за чашку с горячим ароматным чаем. На долю странствующих заклинателей выпадают и более тяжкие невзгоды, нежели заставший в горах ливень. Жаль только, все оставшиеся следы, если они были, уничтожит вода, да и талисманы придется готовить заново: киноварь не тушь, от влаги не расплывется кляксами, да вот бумага размякнет и порвется, а тогда — жди беды. Отложив на время карту и записи, Цзяньдань вынул из дорожной сумки киноварь и стопку прямоугольников из плотной желтой бумаги.

К полудню боги смилостивились, и дождь на время прекратился. Вместо него в воздухе застыла водяная пыль, а небеса мутно-серыми тучами наползли на вершину горы, целиком утонувшую в облачной мгле. Цзяньдань вышел за порог и тут же угодил в грязь: улица, по которой он ходил вчера, превратилась в чавкающее под ногами болото. Отдых ясности не принес. По словам Лао Чжана, прибежавшего накануне в город, все деревенские были напуганы до смерти. На его же вопросы они отвечали так, словно Цзяньдань интересовался отрезом ткани на базаре, а не обстоятельствами, при которых их близкие бесследно исчезли. Троих из шести пропавших в последний раз видели в западной части деревни, где и ворот-то нет, одна стена, пусть и не слишком высокая. Из трех оставшихся один жил в пяти сотнях шагов к северу от нее, другой не вернулся из лесного храма, третья исчезла на центральной улице. Все шестеро разного возраста, двое ближайших родственников, остальные друг другу разве что очень дальняя родня. Ровным счетом ничего общего. Кроме одного — все шестеро родились и выросли на горе Гушань. Но что-то не складывалось в услышанных рассказах, что-то ускользало и от самого Цзяньданя, и хотя он силился понять, что именно не давало ему покоя, к окончательному выводу так и не пришел.

Погруженный в раздумья, Цзяньдань не заметил, как свернул на узкую тропку, которая вела к небольшому холодному ручью. Вчера он тихо журчал в тени листвы, сегодня с рокотом переливался через деревянный настил. На берегу, с ногами забравшись на торчащий из воды пень, сидела Черт-задул-фонарь и задумчиво наблюдала, как вода перекатывает туда-сюда ветки и мелкие камни. Бумажный фонарь с рисунком в виде стеблей бамбука, который она и в прошлый раз таскала с собой, слегка раскачивался на воткнутой в землю палке.

— Молодая госпожа позволит задать вопрос?

— Если господин заклинатель готов услышать ответ.

Она опустила голову, и Цзяньдань увидел, как в густых черных волосах мелькнула костяная шпилька — не то лисица, не то кошка с длинным изогнутым хвостом.

— Почему все уверены, что пропавшие люди погибли?

— Ни у одного из них не было причин покидать это место, а похищать их некому. Да и прятать негде. А что тел не нашли — так есть твари, и живые, и мертвые, которые добычу доедают подчистую. Но у всех хищников есть нечто общее.

— Что именно?

Черт-задул-фонарь сверкнула кошачьими глазами из-под нестриженой челки.

— Они ведутся на приманку.

Сильные заклинатели чаще всего так и поступали. Если не удавалось выследить нечисть, лучшим способом оставался целенаправленный призыв — несложный в теории ритуал, для которого нужна лишь собственная кровь да чистая бумага. Проводится после заката или ночью, сила призыва зависит от силы заклинателя, ставшего мишенью. Сам Цзяньдань выполнял призыв только однажды, во время обучения, и едва не сбежал, столкнувшись с двумя цзянши⁽¹³⁾, пришедшими полакомиться его ци⁽¹⁴⁾. Есть демоны, ворующие жизненную силу, есть демоны, не брезгующие и плотью, а есть те, кто пожирает души, раскалывая их на части и лишая возможности перерождения. Цзяньдань погладил рукоять меча, торчащую из ножен. Деяния твари, собирающей кровавую дань с деревни Гу, напоминали шуйгуй⁽¹⁵⁾ — только вот глубоких рек и озер здесь не было.

— Есть ли неподалеку место, которое люди всегда обходят стороной?

Правила призыва среди заклинателей не просто принимались во внимание. Они зубрились наизусть. Черт-задул-фонарь помедлила, а после ответила:

— Есть.

Время до заката Цзяньдань провел в медитации в отведенной ему гостевой комнате. Лао Чжан, услышав вопрос, правда ли на западном склоне горы Гушань стоит древний полуразрушенный храм, посвященный одному из местных божеств, сравнялся цветом с тканью для погребальных одежд, но все же ответил: правда. Допытываться Цзяньдань не стал, да и не было в том нужды. В дела заклинателей и духов простым людям вмешиваться не стоит.

— Если не вернусь к утру, обратитесь за помощью в ближайший даосский монастырь, — предупредил Цзяньдань и при этих словах ощутил, как затылка и спины коснулось ледяное дыхание страха.

Лао Чжан и его жена, до того сидящие за столом напротив, одновременно повернулись к нему и склонились так низко, что коснулись лицом пола.

— Простите нас, господин Бай. Пожалуйста, простите нас.

«Помогать людям везде, где можешь помочь, — вот для чего мы с младенчества учим вас правильно познавать мир. Наша задача — сохранить гармонию переменчивого мира и не позволить обычным людям остаться один на один с тем, что им не дано разрешить самим», — неустанно повторяли наставники, сколько он себя помнил.

— Это мой долг, — Цзяньдань вернул поклон и от волнения царапнул ногтями циновку. — Негоже вам вместо меня отвечать перед богами.

У заклинателя, как и у лекаря, один обет: творить добро, не наносить вреда. И неизвестно, что из этого труднее.

Узкий лунный серп то освещал дорогу, то вновь нырял в завесу облаков. Шепчущие листья серебрились в его призрачных лучах, дрожали длинные тени от цепких ветвей, которые Цзяньдань то и дело отводил от лица. Он не взял с собой фонаря, позволив духовной энергии направлять его шаги, да и все равно огонь пришлось бы затушить. Любая нечисть — порождение тьмы. А тьма не любит света. Лес шумел вокруг, подталкивая Цзяньданя вперед и одновременно будто желая удержать на месте; ночной воздух наполнил запах сырой земли, когда каменная статуя дикой кошки вынырнула из темноты, приветствуя звериным оскалом.

Заброшенное святилище давно превратилось в руины: статуя потрескалась и заросла мхом, трава пробилась сквозь гнилые доски, сорняки проросли на когда-то вытоптанных тропинках. Цзяньдань подошел к алтарю и, достав из дорожной сумки мешочек с храмовыми благовониями, поджег их. Странно, что никто из довольно-таки богатой деревни Гу сюда не приходит — может быть, добрые духи покинули это место и забыли про живущих здесь людей, чей покой когда-то охраняли?

Произнеся короткую молитву, Цзяньдань разложил перед собой приготовленные заранее талисманы и лист чистой бумаги; ритуальный нож чиркнул по пальцу, по руке побежала струйка крови. Он быстро начертил ряд символов и сделал три громких хлопка. Исписанная полоска бумаги, пропитавшаяся красным, разлетелась искрами. Теперь не оставалось ничего, кроме как ждать, слушая звуки ночного леса: не зашуршит ли жухлая трава, не сломается ли ветвь, не прокричит ли вспугнутая птица, покинувшая гнездо. Цзяньдань, медленно поворачиваясь кругом, до рези в глазах всматривался в черноту — и вздрогнул, увидев вдалеке светлячок горящего пламени. Огонек приближался, пока не принял очертания зажженного светильника, раскачивающегося на ветру. Стоило раздаться тихим шагам, как Цзяньдань одной рукой схватился за стопку талисманов, другой — за рукоять меча. «Покажись, ну же…» — взмолился он, чувствуя, как дрожат от напряжения пальцы. И резко выпустил воздух из легких, увидев, кто навстречу ему шагнул из тени.

— Я же просил не вмешиваться, — прошептал Цзяньдань.

— Ты позвал, заклинатель, — в голосе Черт-задул-фонарь послышалось тихое шипение. — И я пришла.

Его бросило в жар, а потом в холод, и липкий пот потек по шее. Разговоры с мертвыми. Ускользающие черты лица. Шпилька в виде кошки, как две капли воды похожей на статую, охраняющую опустевший храм. Имя, которое звучит как проклятье. Сяньли⁽¹⁶⁾! Цзяньдань замахнулся мечом, но лезвие разрубило пустоту. Тихий смех раздался из-за спины, и он ударил почти вслепую, вновь услышав один лишь бесплодный свист. Одурачила. Одурачила их всех! Защитный талисман вспыхнул ярким огнем, принеся с собой запах паленой шерсти. Яростный вой, и на запястье сомкнулась стальная хватка, когти вспороли кожу, меч ударился о камень с обиженным звоном… Цзяньдань смотрел в глаза, приобретшие цвет расплавленного золота, и мог лишь мысленно повторять, что убить сяньли можно, только если одним ударом отсечь ей голову.

— Зачем? — прохрипел Цзяньдань, чувствуя, как жизненные силы медленно покидают тело. — Зачем тебе столько людей?

Лицо Черт-задул-фонарь пошло рябью, вновь став человеческим.

— Меня давно не интересуют обычные люди. Но и от них порой бывает польза.

Нескладные рассказы местных, каждый из которых одинаково заканчивался словами «просто исчезли». Отсутствие связи, как если бы жертвы были выбраны волею небес. Лао Чжан, так вовремя явившийся в город просить о помощи не местные монастыри, а даосского послушника, отправившегося в странствие по Цзянху. Цзяньдань горько усмехнулся. Родился простаком — простаком и помрет.

— Никто их не похищал, верно?

— Верно, — эхом откликнулась Черт-задул-фонарь, и взгляд ее вновь потемнел.

Все ведутся на приманку. Даже последователи истинного пути. Меридианы, по которым бежала искрящаяся духовная энергия, пустели один за другим подобно мелеющей реке, которой вырыли иное русло. Нечисть приходит на призыв заклинателя, потому что вместе с ци может украсть и его духовные силы. «Простите нас, господин Бай. Пожалуйста, простите нас».

— Эй, заклинатель. Даже не попрощаешься?

Где-то в уголке души шевельнулась злость. Не на нее — на себя и собственную глупость. В этой жизни душе Бай Цзяньданя уже ничего не исправить, так пусть память об этом не сотрется и в десяти последующих жизнях. Мир вокруг, погруженный в ночную темноту, медленно выцветал, как если бы из него уходили краски, и ускользающим разумом Цзяньдань уловил, что то были не краски мира — зрение, покидающее его безвозвратно. Сяньли ухмыльнулась, показав выступающие клыки. Танцующий огонек за полупрозрачной бумагой изогнулся в сторону и погас.

1) 白 Bái — белый, чистый, ясный. 简单 Jiǎndān — простой, легкий, обычный.

Вернуться к тексту

2) 金堂 Jīntáng — сейчас: уезд города Чэнду.

Вернуться к тексту

3) Около 5 км.

Вернуться к тексту

4) 鬼 guǐ — самый распространенный вид китайской нечисти. Все гуй когда-то были людьми, но после смерти стали творить пакости.

Вернуться к тексту

5) 魔 mó — демоны, творящие зло и сбивающие людей с истинного пути.

Вернуться к тексту

6) 狐狸精 húlijīng — лисы-оборотни.

Вернуться к тексту

7) Традиционные способы отвадить злых духов. Зеркала на воротах вешают для того, чтобы дух увидел свое отражение и испугался, а фальшивые стены перед входом в дом строят потому, что нечисть по китайским поверьям может ходить только прямо, поэтому извилистые тропинки и стены-обманки не дают ей пройти.

Вернуться к тексту

8) 江湖 jiānghú — весь мир (буквально «реки и озера», в жанре сянься и уся — основное место действия).

Вернуться к тексту

9) Время с 15 до 17 часов.

Вернуться к тексту

10) 春汛 chūnxùn — весеннее половодье.

Вернуться к тексту

11) 寸 cùn — цунь, мера длины, равная примерно 3,33 см

Вернуться к тексту

12) 鬼吹灯 guǐ chuī dēng — идиома, означающая коварную нечисть или смерть, буквально «черт задул фонарь». Также может являться личным именем.

Вернуться к тексту

13) 僵尸 jiāngshī — высохший труп, вампир в китайской мифологии.

Вернуться к тексту

14) 气 qì — жизненная сила.

Вернуться к тексту

15) 水鬼 shuǐguǐ — дух утопленника, тело которого не было найдено или захоронено по правилам. Обитает в месте своей гибели и утягивает жертву на дно. Как только та погибает, его душа освобождается и уходит в подземный мир, но новый утопленник сам становится шуйгуй.

Вернуться к тексту

16) 仙狸 xiānlí — китайские кошки-оборотни. Дикие кошки, которые, состарившись, обрели силу небожителей и получили способность превращаться в людей, чтобы воровать их жизненную энергию.

Вернуться к тексту