Кинцуги (джен)

— Почему бы тебе не передать эти зелья самому? — спросила Лавгуд.

— Я зельевар, а не посыльный.

Драко помнил, чего стоил его прошлый визит в Мунго. Люди хмурились, глядя на него, шептались за спиной. Будь он смелее — обязательно высказал бы всё, что думает. Но Драко всегда был трусом.

Жаль, совам не доверяли такой ценный груз. Из-за этого приходилось лицезреть полоумную в своём кабинете каждую неделю.

— Но было бы гораздо удобнее, если бы именно ты объяснял колдомедикам, что…

— Хватит!

Драко взмахнул рукой, и чашка, что стояла на краю, упала на мраморный пол. Он нахмурился и потянулся за палочкой, но Лавгуд его остановила.

— Подожди.

Она начала собирать осколки в свою нелепую вязаную сумочку, расшитую безвкусным бисером.

— Что ты делаешь? Дай мне воспользоваться Репаро.

Лавгуд покачала головой, и яркие перья-серёжки тихо забренчали от этого движения.

— Я принесу её в следующий раз, когда приду за новым зельем, — она улыбнулась.

Это была любимая чашка Драко: старинный китайский фарфор, выгравированные инициалы. Но признаться в этом Лавгуд Драко не смог, хватит с него насмешливых взглядов окружающих. В конце концов, в Меноре посуды — тьма.

— Оставь себе.

Драко отвернулся к полкам с документами и начал перебирать папки — дело совершенно бессмысленное, он просто менял их между собой местами. Но Лавгуд намёк поняла.

— Ещё увидимся, — сказала она на прощание.

Драко услышал лёгкий звон серёжек, а после хлопнула дверь. Он обернулся: кабинет был пуст. Ему было неловко общаться с Лавгуд, ее доброта и понимание раздражали. Она будто знала всех его демонов по именам, но не боялась, а ласково протягивала им руку. Вот только права на это ей никто не давал.

* * *

— Доброе утро!

Лавгуд, как всегда, сияла улыбкой.

— Заказ на столе, — сухо сказал Драко и продолжил читать «Пророк». Статья о Поттере была прочитана трижды, поэтому теперь Драко смотрел в одну точку, гипнотизируя букву «Р» в ненавистной фамилии. Она выглядела недружелюбно и огрызалась в ответ.

— Я принесла твою кружку. Посмотри.

То, что оказалось на столе, заставило Драко потерять дар речи.

— Что… Что ты с ней сделала?

Фарфоровая чашка была исполосована грубыми золотыми полосами, блестевшими в солнечном свете. От былой утонченности и изящества не осталось и следа.

— Слышал что-нибудь про искусство кинцуги? — спросила Лавгуд. — Как ты знаешь, магглы не могут воспользоваться Репаро, чтобы просто починить разбившуюся посуду…

— Да какое мне дело до твоих магглов, — прошипел Драко.

— …Поэтому они просто выкидывают то, что пришло в непригодность, — как ни в чём не бывало продолжила Лавгуд. — Но в Японии считают: в сколах и царапинах содержится история вещи, что и делает её дорогой для хозяина. Искусство кинцуги позволяет восстанавливать посуду, но не прятать трещины, а выставлять их напоказ. Превращать недостатки в золото. Понимаешь?

— К чему ты мне это говоришь?

— Эта чашка не стала хуже от того, что показала свои шрамы. Она пережила падение, но выжила, поэтому может гордиться своей неидеальностью.

— Лавгуд, ты всё ещё говоришь о посуде, — напомнил Драко. — Зелья в коробке, можешь идти.

Когда она ушла, чашка осталась на столе. Золотые шрамы на китайском фарфоре изгибались в ухмылке. Драко провёл рукой по трещинам — те на удивление были гладкими на ощупь и мягко сияли в солнечных лучах.

Эта кружка была… красивой?

* * *

Драко проклял тот день, когда Лавгуд оказалась в его кабинете. И что он вообще собирался ей сейчас доказать? Находиться в Мунго было странно. Драко давно не выбирался в люди, предпочитая перемещаться между Менором и работой. А теперь он торопливо шёл по больничному коридору, то и дело одёргивая рукав пальто. Вот только метку нельзя было просто спрятать под одеждой, ведь каждый прохожий знал об этом клейме.

— Ты пришёл, — обрадовалась Лавгуд.

Драко молча отдал ей коробку с зельями.

— Не нужно скрываться от людей. Твои недостатки делают тебя тобой.

— Какая революционная мысль, — ядовито заметил Драко.

Удивительно, но в этот раз находиться в Мунго было легче. Может, потому, что с Лавгуд никогда не приходилось беспокоиться о метке?

— Кто знает, кем бы ты был сейчас, если бы однажды не оступился.

Он нахмурился. Мысли о неверном пути служили его щитом, и Драко скрывался за ним от ускользающей мимо жизни.

— А знаешь, что самое приятное в этой философии? — Лавгуд склонила голову набок. — Больше не держишь зла на остальных, таких же неидеальных.

Драко посмотрел на пациентов Мунго: маленьких и взрослых, шумных и притихших, счастливых и с заплаканными глазами. Удивительно, но никто не смотрел на него с презрением, только редкие волшебники пугливо отводили взгляд. Мог ли Драко их винить? В конце концов, страх перед Тёмным Лордом слишком сильно въелся в сердца людей. И все те, кто сторонился его теперь, были так же разбиты, как и он сам.

Драко поднял руку, позволив рукаву пальто обнажить голову побледневшей змеи. Его личная трещина. Его вечное напоминание об ошибках и неверных выборах, о трусости, предательстве и поражении. Его история.

Лавгуд задумчиво смотрела в окно на уходящее солнце. В школе её нередко дразнили и смеялись за спиной, потом случилась война... Девочка, пережившая так много боли, не скрывала своих трещин и царапин, и те сияли золотым.

Драко улыбался.