В пользу живых (джен)

Призраки, если вам интересно, очень дёшево стоят. На просторах бывшего СНГ цена одного призрака — в бухгалтерии их пишут как «н/г», «нематериальные граждане» или «несуществующие граждане» — в среднем составляла сорок два рубля тридцать пять копеек, а в моём городе была минимальной: всего тридцать девять рублей. Плюс-минус сорок копеек накидывала Контора, это шёл какой-то там процент с области. Глубоко в финансовые дебри я не вникал, потому что мне и общей информации было достаточно. Разбираясь с призраками, на жизнь не заработаешь — это основной принцип, который я усвоил в первую очередь.

Первого призрака я встретил ещё в квартире своих родителей, когда мне было… девятнадцать, что ли? Может быть, даже меньше. Сейчас-то я вымахал ого-го! А тогда я был студентом второго курса местного матмеха и ни во что эфемерное не верил.

Естественно, пока своими глазами всё не увидел. Сами представьте: иду я поздним вечером, почти что ночью, на кухню из комнаты, свет не включаю, чтобы не будить никого. Иду, чтобы сделать чай. Прихожу, в тёмной кухне щёлкаю кнопкой чайника, разворачиваюсь, иду назад в свою комнату через прихожую.

И вижу: она там стоит.

Я вам серьёзно говорю, зрелище вообще не для слабонервных. Я таким не был — и то чуть не умер. Мне иногда кажется, что, будь мой желудок чем-то наполнен, я бы тогда обделался на месте. В общем, прямо перед входной дверью над ковриком для обуви висит в воздухе нечто белёсое, очертаниями напоминает какую-то то ли бабку, то ли толстую девочку. И пустыми глазницами на меня смотрит.

Я ещё, прежде чем заорать во всю глотку, заметил, что оно подобие рта раскрывает. Не знаю, зачем: оно ни звука не издало. Да и мне было без разницы.

Я переполошил родителей, я орал, как резаный, мне хотели вызывать скорую. В ту ночь я и уснуть-то не смог, до самого утра спиной прижимался к двери родительской спальни, лишь бы снова не идти через прихожую. А папа-то с мамой туда глянули — ну естественно, нет там никого!

Самое страшное-то для меня тогда было вот что: я галлюцинациями никогда в жизни не страдал, ничего не принимал, пил редко и не до пьяни, так что своему рассудку привык доверять более чем полностью. И вот это-то и было самое страшное, понимаете? Я осознавал, что мне не показалось, и в этом весь страх и заключался!

Наутро мне надо было в университет, но я никому ничего не сказал и, естественно, ни на какие пары не пошёл. Свалил из опустевшей квартиры сонный, голодный, напуганный, короче, натуральный зомби, и не нашёл ничего лучше, чем пойти к деду. Сейчас-то я понимаю, что правильно сделал, а тогда — поди разбери, что мной руководило. Я был сам не свой, чуть не ревел от ужаса. Может, даже и ревел.

Дед, слава кому бы то ни было, никуда не уехал, принял меня, несмотря на девять утра, отпоил чаем с какими-то травами и выслушал. Звали моего деда Семён Максимович, и был он человеком крепким, суровым и одиноким, с семьёй нашей общался редко, и даже его родная дочь, моя мама, кажется, его побаивалась. А я нет, мне он наоборот всегда нравился тем, что был совершенно бескомпромиссным, спокойным и выдержанным. Ну, знаете, как старый дуб.

Короче, он мои бредни выслушал. Покивал, ушёл куда-то в свои хоромы. Вернулся с фотоальбомом в руках. Положил его на стол.

— Ну что. Попал ты, Антоша.

Он меня в первый раз в жизни так назвал. Я даже опешил слегка. «Попал» — это значит, всё? Кранты моей кукухе? Я поехал?

— Это, — говорит, — от моей мамки, видимо, тебе передалось. Твоя-то мать, Наська, ничего в этих делах не соображает, а вот ты, видать, что-то умеешь.

— В каких делах? — не понял я. — Что умею?

— Призраков различать, дуралей!

У меня глаза тогда стали как блюдца, гадом буду. Ну, думаю, всё. Дед тоже кукухой поехал, раз мои бредни поддерживает. Но мне же, — думаю, — не показалось! Я точно что-то видел!

— В смысле, п-призраков… — я сжал в руках немытую чашку с надписью «MUG», в которой ещё оставалось немного чая. — Дед, ты о чём… То есть, я реально…

— Ну конечно! — он открыл фотоальбом, старый, наверно, как он сам. — Во, глянь.

Фотографии, которые были внутри, до сих пор мне в страшном сне иногда приходят. Я не знаю, каким образом они были сделаны, но все они были ярко-красными, и на каждой из них что-то чернело. Я пригляделся к первой, и у меня сердце в пятки ушло. И дверь тихонечко прикрыло.

«Что за ху…» — я чуть не озвучил свой вопрос, но медленно начинал догадываться. Фотографии призраков.

— Это сделала моя мамка, — объяснил дед. — В ту пору нормальных психо-камер не было, да даже фотоаппаратов толком не изобрели, были вот такие вот… бумажки.

Фотоснимки действительно выглядели старо, но по какой-то причине яркости в них не убавилось, наоборот, красный цвет резал глаза. На первом фотоснимке (наверное, его всё же можно было так назвать?) была какая-то мутная чёрная мешанина с белыми глазами, от которой мне становилось не по себе. До меня просто доходило, что дед со мной ни фига не шутит, потому что ТАКОГО выдумать за пару минут он точно бы не смог.

Но что это тогда получается…

— Матушка-то моя, покойная Анна Константиновна, Царство ей небесное, на раз-два могла призраков различать, — говорил дед неторопливо, будто рассказывал о знакомом с работы или вроде того. — Иногда они даже сами к ней летели, доброй души она человеком была. У меня ген оказался слабже, она научить пыталась, да я, как ни гляди, токмо одни очертания да видел.

— Какой ген… — осипшим голосом спросил я.

Дед махнул рукой.

— Ты не об том меня спрашиваешь, я в этих генах, ну вот ни гу-гу! — в доказательство своих слов он стукнул себя по макушке. — А только я знаю, что, раз ты призраков различаешь, значит, видимо, тебе больше, чем мне повезло.

— Повезло?! Ты серьёзно?! Да я чуть не обосрался прямо там, в коридоре! И почему ты никогда не рассказывал, кем была мамина бабушка?!

— Ага, так я пойди и скажи, что, мол, Анна Константиновна привидений ловила, — он склонил ко мне голову. — О таких вещах, Антош, молчать принято. А то в дурку, и под аппараты. И всё, тю-тю.

— Так, ладно… — я сделал глубокий вдох. — Если… допустим, если это правда. То что мне делать-то теперь? Священника вызывать, чтобы квартиру освятил?

— Ты ерунду-то прекращай пороть. Хотя, — дед будто бы неожиданно передумал, — если этот был верующим, то священник, думается мне, может и помочь. А ежели атеист, то чёрта с два это поможет.

От таких подробностей меня чуть на смех не пробрало — при том, что в текущем состоянии я совсем не намерен был травить анекдоты. Он что, серьёзно? Священники не могут изгонять призраков-атеистов?

— Дед, хорош прикалываться.

— Да надо мне больно, дурень! Я ж тебе верю. Серьёзно те говорю: ежели призрак этот, допустим, в бога при жизни не верил, или был, не знаю, мусульманином, то освящения эти ему как пыль, ничего не сделают. Надо действовать по-другому.

— Как?

— А мне почём знать, — дед пожал плечами. — Мамка со мной не шибко советовалась. Но если ты найдёшь Контору, там сможешь всё разузнать.

— Какую контору?

— Это место так называется — «Контора». Может, с ними можно как-то связаться. Они занимаются изловом призраков. Могут тебе помочь за плату.

Я тогда окончательно осел.

— Дед. Ты что, серьёзно?

Дед ухмыльнулся.

— Не хочешь — не верь. Может, этот и не появится никогда больше.

Он захлопнул альбом.

— Так… Как с ними связаться? — спросил я. Ведь не было никаких гарантий, что единожды появившийся призрак не навестит вновь нашу прихожую. А мне встречаться с ним и снова будить родителей не хотелось совершенно.

— Не знаю, Антош. Я ентих Контор в жизни не видывал. А только слышал, как мамка пару раз обмолвилась, что ей зарплату там задерживают.

— А призраков она при тебе не изгоняла? А то мне бы способ не помешал…

— Пару раз было, да только ты не осилишь. Для этого специальные умения требуются. А где их взять — не ведаю.

— Так может, в том альбоме и записаны? Нет? — с надеждой спросил я.

Дед посмотрел на меня, как на умалишённого.

— Кто, скажи на милость, будет в альбом заметки писать?

— Ну мало ли…

— Слушай, насчёт Конторы, — вернулся к прошлой теме дед. — Ты ежели пойдёшь её искать, то не говори родителям. И вообще старайся с ними разговоры о призраках не заводить.

— Почему? — удивился я, припомнив, что я невольно уже завёл с ними довольно громкий «разговор» посреди ночи, состоящий из моих невразумительных воплей и визгов. Но, возможно, они смогли это списать на недосып или на чрезмерное сидение за компьютером?

— Видишь ли, — покряхтел дед, — мама твоей мамы была из наших, из видящих. А вот папа твой, он, как бы это сказать… Он с твоей бабушкой не очень ладил, потому что не просто не верует в призраков — он их почему-то прям даже не любит. Не ведаю, почему, но таких разговоров лучше с ним не заводить.

Я немного задумался, а затем осторожно спросил:

— Деда, а есть что-то, чего я не знаю про бабушку? И про то, почему она…

Дело в том, что на тот момент было уже три года, когда бабушки не стало. Дед рассказывал, что она спокойно ушла во сне, но тогда я подумал: если у нас в семье такие дела творятся, мало ли он что не договорил? Но дед лишь грустно махнул рукой.

— Да болела она, ты ведь знаешь. Тут ничего сверхъестественного. Она ведь тоже ничем таким не занималась. Вот твоя прабабка могла.

— Да, я уж понял… — я озадаченно потёр лоб рукой. — Блин, столько вопросов… Нет, ты вот сейчас серьёзно? Дед, ну слушай, ну не каждый день я в глаза вижу такую страхолюдину…

— Ну раз ты видишь — то чего спрашиваешь-то? — устало сказал дед. — Мне тебя дурачить зачем? Я б всю эту историю про Контору и в жизнь бы не придумал. Только помочь не смогу, потому что сам в этом не разбираюсь.

— Разве тебе никогда не было интересно? — спросил я. — Призраки же! Это как… научное открытие! Если кто-то когда-то их зафиксирует и обнародует — ты представляешь, что будет?! Какая шумиха?

Дед лишь усмехнулся.

— Ты в эти дела, Антош, лучше не лезь. Ты думаешь, не пытались? Не ты один такой умник. Всё это давно уже изучается, ставится на учёт, измеряется, взвешивается, переводится в рубли… Даже при маме моей находились умники, которые привидений взвесить пытались. И что? Половина в дурку загремели, а остальной половине никто не поверил. Нам, живым, от этих дел подальше нужно держаться. С мёртвыми связываться — только горя хлебнуть. Так что лучше бы тебе поскорее разыскать Контору, да у них и спросить, как тебе твоё привидение выдворить.

— А прабабушка, раз с ними работала, разве не учила тебя какой-нибудь защите или типа того? Мало ли… Так, на всякий случай.

— Не, — дед потёр пальцем нижнюю губу, глядя куда-то в сторону окна. — Она только раз мне рассказала штуку, которая мне так и не пригодилась. Простенький отворот.

— Ну расскажи? Может, и мне пригодится?

— Да вряд ли. Она говорила, — дед перевёл глаза на меня, — что, ежели кто-то через прикосновение тебе хочет проклятие передать, нужно посмотреть ему в глаза и сказать «Твоё дело — тебе в тело». Тогда проклятие на самого человека и откинется.

Я совсем уж скептически нахмурил брови. Походило на какой-то дешёвый совет из журналов для гадалок. Уж не знаю, существовали ли такие журналы на самом деле, но я бы, признаться, не удивился. Но дед на моё недоверчивое лицо лишь пожал плечами.

— Ну, ты сам попросил. Слушай, блинков будешь? У меня в холодильнике с творогом…

Стоит ли говорить, что когда я ушёл от деда, у меня было больше вопросов, чем ответов. Я, Антон, девятнадцать годиков, дурак, начитавшийся Лукьяненко и фэнтезийных романов, естественно, пришёл в любопытство от таких открытий. Значит, существует контора, которая борется с нечистью? С призраками? И дед всё время про это знал, а мне ни слова?

С другой стороны, думал я, шагая в университет на следующий день, если бы дед мне это выложил, как на духу — не думаю, что я сразу поверил бы во что-то, кроме дедушкиного маразма. Но сейчас либо маразм ударил в нас обоих, либо я оказался втянут в переплёт с потусторонней силой.

А силуэт призрака в нашей прихожей мне до сих пор мерещился. Через место, где он стоял, я старался проходить как можно быстрее, чтобы не взволновать случайно беспокойную душу. А за час-два перед наступлением темноты я и вовсе делал все возможные дела, чтобы не пришлось потом выходить из комнаты и встречаться с потусторонним незнакомцем. Я излазил Интернет в поисках любой доступной информации по призракам, и в итоге начитался на всю жизнь вперёд. Проблема была в том, что я не знал, чему верить: часть из этого наверняка была страшилками, галлюцинациями и россказнями для детей, но при этом самый настоящий призрак, возможно, до сих пор висел на пороге моей квартиры.

Когда я немного пришёл в себя, и страх уступил место здоровому любопытству, я задался несколькими насущными вопросами. Их было довольно много. Чего хочет этот призрак? Не ошибся ли квартирой? Как удовлетворить его требование (если оно есть) и заставить его исчезнуть? Как вообще узнать, что ему нужно? Если искать ту самую Контору, про которую говорил дед — то как и где её искать? Я чертовски мало знал, и меня это напрягало. У меня всегда так: чем больше я про что-то знаю — тем мне спокойнее. А неизвестность всё-таки пугает и нервирует. Вдруг, думал я время от времени, я сейчас по незнанию что-то упускаю? И драгоценные часы уходят… И что будет, если призрак устанет ждать?

«Не накручивай», — сказал я себе и так и не перестал накручивать.

Призрака я встретил в понедельник, а в четверг мне приснился странный сон.

Я лёг спать как обычно, ничего не ел и не пил перед сном, в коридор, как повелось уже, не высовывался, опасаясь снова встретить призрака. И я увидел сон.

Для меня это было делом необычным, так как сны я видел редко. А тут не просто сон, а как будто бы прямо настоящая явь. Мне снилось, что я стою по щиколотку в нежно-розовой траве, у подножья большого красивого дерева. Оно гигантом уходит куда-то вверх, к чистому небу и к сияющей в зените звезде. Вряд ли это было Солнце, но сияло нисколько не меньше.

На одной из нижних ветвей сидела девушка. Когда я нашёл её взглядом, она повернула ко мне голову. Она была тонкой, хрупкой, почти хрустальной — и рыжеволосой. Причём солнечно-рыжие волосы у неё на кончиках становились изумрудно-зелёными. Выглядело завораживающе.

Она посмотрела на меня сверху вниз и очень тепло улыбнулась. Мне сразу стало так хорошо и приятно, что захотелось… Не знаю, чего захотелось, никогда не был силён в описании сердечных чувств. Но в её улыбке было что-то простое, и одновременно чарующее. Я хотел поговорить с ней, может быть, прикоснуться к ней, почувствовать её.

— Это была моя мама, — сказала незнакомка, и голос её разнёсся вокруг меня эхом. — Это её ты видел.

Мне, если честно, было решительно всё равно, о чём она говорит. Я сказал:

— Мне жаль.

Девушка слегка двинула плечами.

— С этим ничего не поделаешь. Ты ведь поможешь ей? — и она внимательно посмотрела на меня взглядом, которому я бы ни за что на свете не смог бы ни в чём отказать.

Легко, как пёрышко, она порхнула с ветки и приземлилась передо мной. От неё пахло… кажется, лавандой? А ещё чем-то хвойным.

— Скажи ей, что Аня её простила, — шепнула девушка, коснувшись невесомой рукой моего плеча. — Скажи ей, что Аня простила.

Больше из того сна я ничего не помню.

Я проснулся в тёмной комнате где-то между тремя и четырьмя часами ночи, молча глядел перед собой и медленно понимал, что, кажется, знаю, что нужно делать с тем призраком.

Оставался вопрос: как именно мне это сделать?