Ради этого стоило ждать (гет)

— Он полный ублюдок! — рыкнула Мэриоп Марстерс, грохнув книгой о библиотечный стол.

— Ну, он всегда таким был, — сочувственно заявила Джиллиан Сэндс. — Мне мама говорила, что он и в ее годы вел себя как козел, а бабушка Регги сказала, что он у нее преподавал в свой первый год и уже тогда был жуть жуткая.

— Кошмар, сколько же ему лет вообще? — поразился Вильям Уайт.

— Да он древний старик уже, — пробурчала Сэндс. — Ему, наверное, никак не меньше семидесяти. Зуб даю, он закончит как Биннс. Просто в один прекрасный день встанет и пойдет в класс тупо бубнить про темные силы, и даже не поймет, что уже умер.

— Блин, хватит. Я из года в год только и живу надеждой, что он помрет во сне однажды летом.

— А Джил права. Он до того повернутый на темных силах, что и не заметил, что война давным-давно закончилась.

— Да он, по ходу, так ими одержим, потому что ему когда-то свезло побыть героем на пять минут, и он снова хочет быть кем-то важным.

— Так а чего такого он совершил? Подумаешь, пошпионил для какой-то важной шишки, тоже мне, достижение.

— А вы слыхали, что он никогда не покидал Хогварц?

— В смысле? Даже на каникулах?

— Да нет, придурок, я имею в виду, кроме каникул. Он просто сюда пришел, когда ему исполнилось одиннадцать, и с тех пор не уходил.

— Так вот почему он такой зануда. У него и жизни толком не было.

— Да у него и девушки явно никогда не было.

— Ой, фу! Можете себе такое представить? Голый Снейп. Ы-ы-ы, гадость какая. Мне аж обедать расхотелось.

— Да стопудово он такой весь правильный, что даже и не дрочит.

— Ага, прикинь, назначает своему отростку взыскание за неприличное поведение по утрам.

Смех троих слизеринцев внезапно оборвался, когда из-за стеллажей показалась профессор трансфигурации.

— Тридцать баллов с каждого и неделя наказаний, всем троим. Немедленно отправляйтесь к мистеру Филчу.

— За что? — возмутилась Марстерс.

— Как за что? Я слышала вашу милую беседу, юная леди!

— Ну и что? У нас есть право на личное мнение! Мы обсуждали его между собой и по секрету. У каждого есть право на мнение!

Глаза профессора Грейнджер сузились:

— Библиотека — общественное место и вряд ли подходит для обменов секретами, а в правилах школы не сказано, что ученикам можно проявлять открытое неуважение по отношению к члену преподавательского состава. Не говоря уж о том, что вы оскорбляете Главу вашего Дома. Я считаю подобное поведение отвратительным. А теперь убирайтесь с глаз моих, а не то я оттащу вас за шкирку к директору Флитвику. Уверяю вас, он не будет с вами церемониться так, как я.

Она стояла, сложив руки на груди и постукивая ногой об пол, и следила, как незадачливая троица сгребла свои книжки и удалилась из библиотеки. Неприязненно цокнув языком, Грейнджер покачала головой, затем взмахнула палочкой и отправила Патронус Аргусу, чтобы сообщить о поступлении свежей партии нарушителей.

Обойдя стеллаж, она вернулась туда, где застыл на месте Северус, побледневший и осунувшийся. Она ждала, что он разозлится, возможно, даже придет в бешенство, но вместо этого она увидела лишь… боль?

— Северус? — тихо позвала она, опустив ладонь на его руку. — Ты что, расстроился из-за этих глупых разговоров? Про меня и не такое говорят, по десять раз на дню.

Он медленно повернул голову, постепенно сосредотачиваясь на стоявшей перед ним женщине. Затем моргнул, но отвечать не стал. Вместо этого он развернулся на каблуках и пошел прочь, сжимая в руке книгу о полиморфных чарах двенадцатого века, которую она хотела показать ему. Гермиона провожала его взглядом, пока его извечные черные одежды не исчезли из вида. Проклятье. Она почти две недели потратила, чтобы наладить с ним хоть какой-то диалог и вовлечь его в активную беседу, а эти трое мелких гаденышей взяли и все испортили за какие-то несколько секунд.

Самым странным было то, что обычно Снейп не обращал никакого внимания на подобные детские выпады. Если он и обижался, ему хорошо удавалось это скрывать — до сегодняшнего дня. У Гермионы внутри все сжалось, когда она осознала, насколько ощутимо этот разговор задел его.

* * *

Гермиона снова увидела Снейпа у входа, когда поднималась по лестнице к себе в апартаменты, чтобы лечь спать. Он был закутан в тяжелый плащ и как раз заматывал шею черным шарфом. Затем он, не оглядываясь, толкнул парадную дверь и выскользнул в темноту. Днем Гермиона была слишком занята проверкой контрольных, желая освободить себе выходные, так что сегодняшний инцидент напрочь вылетел у нее из головы, но, увидев Снейпа, она опять вспомнила мерзкие высказывания, и теперь все это не прекращало нещадно терзать ее.

Сзади послышались шаги, и она обернулась на звук.

— Профессор Грейнджер, чем занимаетесь? Уже есть планы на выходные?

— О, ну вы же меня знаете, директор. Книжка и бокал вина — мой идеал безумной ночи.

— В таком случае, не соблазнитесь ли вы партией в шахматы?

Гермиона фыркнула. Филиус бесконечно пытался помочь ей улучшить игровые навыки. Она слегка кивнула в сторону двери:

— Боюсь, ваш единственный шанс на хорошую шахматную партию только что ушел.

— Северус? Ушел, да? — Флитвик хлопнул себя по лбу, едва не сбив съехавшую набок темно-синюю шляпу. — Ну, разумеется. Я и забыл, какое сегодня число.

Гермиона склонила голову набок:

— А какое? Он сегодня днем выглядел расстроенным, да и сейчас не лучше. Что-нибудь случилось?

Флитвик вздохнул и повернулся к лестнице, чтобы подняться к себе. Гермиона последовала за ним.

— Сегодня у него день рождения.

— День рождения? Он мне никогда не говорил!

— Он никогда никому не рассказывает, — усмехнулся низенький волшебник. — Мы давно выяснили опытным путем, что лучше не суетиться по этому поводу. Этот человек ненавидит дни рождения. И с каждым годом все сильнее.

— Печально.

— Да ничего, утром он будет в полном порядке, главное не говорить с ним слишком громко.

— Что вы имеете в виду? Куда он отправился?

— Напиться.

— Северус?! Но он же не пьет…

— О, ну разумеется, пьет, но лишь раз или два в год. Именно столько времени у него уходит, чтобы снова счесть эту идею стоящей.

Грейнджер остановилась и оглянулась на дверь:

— Тогда, наверное, кому-нибудь стоило бы пойти с ним…

Директор потянулся к ней и ухватил ее за локоть, увлекая ее за собой:

— Даже не думай. Надо быть конченным идиотом и самоубийцей, чтобы проявить жалость к Снейпу. Много лет назад меня вот угораздило… Кажется, это было на его пятом году преподавания. Если тебе кажется, что он вспыльчивый сейчас, то ты явно ничего не видела. Оставь его в покое. Мне было бы жаль, если бы ты лишилась головы, так что я запрещаю тебе идти за ним.

— Вы же знаете, что не остановите меня, — рассмеялась Гермиона.

— Это правда, но клянусь, если ты пойдешь за ним, то пожалеешь об этом. Я несколько лет не мог простить ему того, что он сказал о моей матери, невзирая на то, что на следующий день он даже пробормотал извинения. Подозреваю, что достать тебя ему вообще труда не составит.

Гермиона побледнела. За эти годы она установила со Снейпом очень хорошие рабочие отношения, но их вряд ли можно было назвать дружбой. Несмотря на то, что она восхищалась им, а часто допускала и не совсем приличные для себя мысли, она всегда подозревала, что его вежливость была лишь тончайшей хрупкой пленкой, под которой скрывалось истинное презрение. Особенно в последнее время. Ее попытки вызвать у него более дружественную реакцию в лучшем случае разбивались о его полное безразличие.

Если он позволял себе так мерзко вести себя с Флитвиком, который был когда-то его учителем, то ее он вообще сожрет заживо. Она ведь его бывшая студентка.

— Думаю, это хороший совет, — согласилась она, наконец, и они стали подниматься по лестнице вдвоем.

Оказавшись в своей комнате, Гермиона налила себе вина, уселась в свое любимое кресло и открыла коробку конфет, присланных матерью. Взяла и книгу, но читать не стала. Вместо этого она посмотрела на затканное морозными узорами окно. Ужасно холодная ночь для прогулок. И ужасная ночь, чтобы провести ее в одиночестве.

* * *

«Дура, дура, дура, дура», — непрестанно крутилось в голове, когда она толкнула двери «Трех метел». Эта мысль ее не покидала с момента, когда она оставила бокал с вином, не отпив ни глотка и не съев ни одной конфеты. Нет, она набросила самый теплый плащ из своего гардероба, надела самые толстые носки и самые теплые шерстяные перчатки, после чего потопала по глубокому снегу в Хогсмид.

Ей в лицо ударил поток горячего воздуха, заставив ее пошатнуться. Гермиона помахала Элизе Росмерте, сменившей свою тетку у стойки бара шесть лет назад, и направилась к маленькому столику у камина. Стащив шапку и перчатки, она стряхнула снег с отсыревшего плаща и бросила его на стул поближе к теплу. Когда подошла Элиза, Гермиона заказала бокал кларета и вытащила из кармана книгу. Никаких сомнений, она идиотка, но никто никогда не назвал бы ее самоубийцей. Она не собиралась подсаживаться к угрюмому мужчине, выпивавшему в одиночестве в уголке. Ей просто хотелось удостовериться, что с ним все в порядке.

Гермиона открыла книгу, пристроив ее на коленях, и попыталась принять как можно более естественный вид. Когда Элиза принесла вино, Гермиона подняла голову и случайно встретилась взглядом со Снейпом. Вежливо поблагодарив мисс Росмерту, она одарила зельевара кроткой улыбкой, какой она обычно приветствовала его, столкнувшись где-нибудь в коридоре. Сделав небольшой глоток вина, она поставила бокал на столик перед собой и уставилась в книгу, старательно пряча на коленях подрагивавшие руки.

Снейп наградил ее одним из своих традиционных уничтожающих взглядов, но нервничать Гермиону заставило вовсе не это. Этого она как раз ожидала. Но он смотрел на нее изучающе и задумчиво. Так обычно смотрела ее мать, выбирая лобстеров в магазине. Гермиона перевернула страницу, не прочитав предыдущую, и постаралась успокоиться, хотя по коже буквально бежали мурашки. Она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Впрочем, неудивительно, вокруг больше никого не было. Если не считать двоих профессоров, самой Элизы и ее нынешнего ухажера Джона Тиндера, работающего здесь поваром, заведение было пустым. Местные завсегдатаи сидели дома, погода к прогулкам совершенно не располагала.

Гермиона вздохнула. Причина ее прихода сюда была слишком очевидной.

Она читала страницу по диагонали, раз за разом перечитывая одни и те же строчки, и чуть не вскрикнула от неожиданности, когда Снейп резко, со скрежетом отъехал назад на своем стуле. Гермиона уставилась в огонь, гадая, что делать — посмотреть на него с дежурным интересом, проигнорировать или же с криками выбежать в ночь.

О, боже. Он идет к ее столу.

Его плащ и шарф приземлились поверх ее вещей с глухим шлепком.

— Что ты здесь делаешь? — негромко спросил он.

Поморщившись, она подняла на него глаза. Лучше говорить правду, подумалось ей. Лгать Снейпу было абсолютно бесперспективно. Его способности не позволяли ему читать мысли без заклинания, но ложь он улавливал за километр.

— Я просто хотела убедиться, что ты доберешься до замка в целости и сохранности, когда закончишь, — тихо ответила она.

Он со стуком поставил свою кружку на стол и подтянул стоявший напротив Гермионы стул. Когда он тяжело плюхнулся на него, где-то подрастеряв свою обычную строгую элегантность, она поняла, что Мастер зелий уже слегка захмелел.

— Нет, — буркнул он. — Что ты делаешь в Хогварце? Зачем ты вообще здесь?

Наклонившись к ней через стол, Снейп окинул ее взглядом, в котором светилось мучительное любопытство. Он в самом деле был озадачен — и это состояние его явно раздражало.

— А почему мы все вообще здесь? Чтобы преподавать, — слабо улыбнулась Гермиона и отпила немного вина из своего бокала.

— Нет. Мы все здесь, чтобы сгнить заживо. У тебя было больше вариантов, — Снейп сделал большой глоток эля и откинулся на спинку стула, уставившись в огонь. — Ты очень разочаровала меня, Грейнджер, — добавил он. Гермиона удивленно подняла брови:

— С чего это вдруг?

— От тебя ожидали великих свершений. Самая умная ведьма и все прочее. И посмотри на себя. Твоя звезда уже начала закатываться, а тебе и тридцати нет.

— Мне тридцать четыре, — тихо поправила она.

Он повернулся к ней и окинул ее беглым взглядом:

— Ты не выглядишь на свой возраст. А вот я на свой выгляжу, и даже больше. Семьдесят, как сказали эти долбанные мелкие пустозвоны, — увидав, как она удивленно наклонила голову, он рыкнул: — Что тебя так шокирует? У меня была мать. И даже отец. Я родился, следовательно, у меня есть день рождения.

Она хихикнула в ответ на его негодующий, насупленный вид. Из всех его выражений это было самым мягким. Ей даже начало казаться, что Флитвик что-то упустил, и Снейп с годами и впрямь смягчился.

— Я просто удивилась, что ты об этом заговорил. Филиус дал мне понять, что обсуждать с тобой дни рождения равносильно сокращению моего жизненного срока. Он даже пытался запретить мне покидать замок.

— Думаю, он не так уж неправ, с учетом моей истории, — фыркнул Снейп, — но я сегодня не в том настроении, чтобы быть мерзавцем, — допив свой напиток, он махнул Элизе — усталый, апатичный жест, а не традиционный командирский взмах. — И ей тоже принеси.

Повернувшись обратно к Гермионе, он подбородком указал на ее бокал:

— Ты сама напросилась. Если уж собираешься нянчить меня, придется пить наравне со мной. Пей.

Она подняла бокал и выпила. Затем отложила книгу в сторону:

— Тогда скажи мне, почему мы, по-твоему, гнием заживо?

Его глаза сузились:

— Это ты мне скажи. Почему ты до сих пор не стала гребаным министром магии?

Ее глаза расширились в ответ на такую странную отповедь:

— Министр… Это ты вообще к чему?

Снейп откинулся на спинку стула, когда им принесли новую порцию выпивки, а затем снова наклонился вперед.

— У тебя было все, — прошипел он, — ум, популярность, совершенно идиотский уровень сострадания и, как мне казалось, довольно приличный здравый смысл, при всем при этом. Тем не менее, ты всем этим никак не воспользовалась. Почему? Какого хрена ты сюда вернулась?

Гермиона невольно моргнула, растерявшись от этих злобных комплиментов. В поисках достойного ответа она подняла бокал и допила вино. Снейп уперся кончиками длинных пальцев в ножку нового бокала и пододвинул его к ней.

— Я всегда хотела сюда вернуться, — наконец, сказала она.

Снейп с недовольным шипением вдохнул сквозь зубы и откинулся назад на своем стуле:

— Значит, я ошибся. Ты все это время была просто дурой, — он уткнулся носом в кружку и бормотнул: — Это угнетает.

Она мысленно сосчитала до десяти. Он явно ее провоцировал.

— Северус, я преподаю здесь уже пять лет. С чего вдруг мой выбор тебя расстроил только сейчас? С чего вдруг ты вообще из-за этого расстраиваешься?

Он шумно фыркнул и уставился в огонь:

— Потому что у тебя был выбор. У тебя была жизнь. И ты вроде как должна была стремиться к большему, чем… это.

Гермиона наклонилась через стол и обеспокоенно посмотрела на него:

— Что значит «это», объясни? Что такого ты видишь, чего не вижу я?

Снейп все так же смотрел в огонь:

— Как ты можешь не видеть? Посмотри, Грейнджер. Посмотри на Филиуса. На Спраут. Или на портрет Минервы, — он резко качнул головой в ее сторону. — На меня, в конце концов.

У нее пересохло во рту, а волосы на голове встали дыбом. Она и смотрела. Много лет назад. В ночь битвы. Ей казалось, что он вряд ли будет счастлив, если узнает, насколько пристально и внимательно она смотрела.

Он повернулся к огню, и Гермиона медленно выдохнула.

— Ни у кого из нас не было выбора, — продолжил Снейп. — Полукровный статус Филиуса не позволил ему найти работу где-то еще. Минерва, Помона, а особенно Альбус и я — у всех нас в молодости были скандалы, которые нас уничтожили. Колдовской мир ничего не забывает. Эта никчемная школа — наш единственный дом. Тебе здесь не место. Мы все обречены топтаться по коридорам из года в год, пока не останется никого, кто вспомнит, что когда-то мы были молоды. Что у нас могли быть мечты о чем-то лучшем, — он сделал большой глоток из кружки. — А теперь нам только и осталось, что умереть во сне, или же однажды встать, пойти в класс и даже не осознать, что мы мертвы. — Он уставился в кружку. — Мы и впрямь уже мертвы.

Гермиона наклонилась над столом:

— Нет, неправда. Ты не мертв. Ну, разве только если ты сам этого хочешь.

Снейп вскинул голову и склонился к ней. Его пронзительный взгляд настойчиво испытывал глубину ее сочувствия. Затем в его глазах что-то мелькнуло, и когда он заговорил, его голос стал ниже, мягче и взволнованнее:

— Увольняйся, Грейнджер. Убирайся отсюда, пока можешь. Для тебя еще не поздно, знаешь ли. Ты можешь найти место, где ты будешь счастлива.

Она покачала головой:

— Это все из-за тех учеников, да? Не позволяй себе раскисать из-за того, что они болтают. Я считала тебя гораздо выше этих мелких гадостей.

Он оскалился и отодвинулся. Осушив кружку, он махнул рукой, требуя еще порцию, и грохнул пустой кружкой о стол:

— С чего вдруг ты решила, что я выше этого? У меня вообще-то есть чувства. И это не просто мелкие гадости, это были, мать их, довольно проницательные догадки.

И подтолкнул к ней бокал, когда Элиза принесла добавку.

Ну, назвался груздем — полезай в кузов, подумала Гермиона, поднимая бокал и делая большой глоток, который вряд ли будет полезен для здоровья.

— Тебя разве не задевает, когда они называют тебя фригидной сукой? Когда непрестанно трещат о том, как ты по ночам лежишь в постели и дрочишь учебником?

Она едва не подавилась вином, а затем разразилась хохотом:

— Они так говорят? Вот поганцы! — отсмеявшись, она вытерла заслезившиеся глаза. — Но, отвечая на твой вопрос, нет, меня это не задевает. Это же дети. Их мнение для меня не важно. В раннем детстве меня звали занудой, чуть позже — грязнокровкой, да и вообще всю жизнь зовут зубрилкой. Я могла бы обижаться на это. Это было бы очень легко. Но в итоге оказалось куда проще перестать обращать на это внимание. В последний раз я обижалась, когда ты прокомментировал мои зубы — Драко тогда заколдовал их, и они доросли едва ли не до ключиц.

Он махнул рукой:

— Еще одна. Мерлин… Ты, Филиус, Лили. Один чертов дурацкий комментарий, сказанный в порыве злости — и вы носитесь с ним как собака с костью. Тебе что, никогда не доводилось ляпнуть что-нибудь сгоряча, в состоянии сильного стресса? Если да, то я очень сомневаюсь, что тебя за это гнобили так же, как меня.

Гермиона склонила голову набок:

— Так ты помнишь.

На его лице отразилось удивление, и на краткий миг он напомнил ей мальчишку, пойманного за кражей печенья. А затем он набычился еще больше:

— Ну разумеется, я помню эти зубы. Слабая попытка оскорбления с моей стороны, я был очень разочарован своим ответом, но в то время я был не в лучшей форме и под сильным давлением. Комментарий был халтурный, в следующие несколько минут я придумал семь более остроумных вариантов, — он поднял кружку и наградил Гермиону дьявольской усмешкой. — Но все они точно довели бы тебя до слез. Можешь не сомневаться.

Она снова расхохоталась:

— Ну ты и задница, — подняв бокал, она шутливо отсалютовала ему, прежде чем сделать глоток. Снейп самодовольно ухмыльнулся. Поставив бокал, Гермиона негромко сказала:

— А у тебя пиписка мелковата.

Его брови поползли на лоб.

— Что ты сказала? — прошипел он ужасающе тихо.

Она издала смешок:

— Ты спросил, не случалось ли мне ляпнуть что-нибудь в момент сильного стресса, и не припоминали ли мне это потом. Ну вот. Это я и ляпнула.

Его лицо снова обрело цвет, а затем он хмыкнул:

— Надо же... Это почти так же ужасно, как… — его глаза затуманились, он повел плечами. — Ну, я говорил жуткие вещи в свое время, — отбросив волосы с лица, он снова склонился вперед. — А ты говорила это всерьез? Я — нет. Меня просто унизили, и я был очень зол.

Гермиона вздохнула, зная, что он имел в виду, но все же они были недостаточно пьяны, чтобы и дальше обсуждать эту тему. Она сделала еще глоток, прежде чем ответить:

— Увы, это была правда. Просто я не собиралась говорить это вслух.

— Как и я, когда прокомментировал мать Флитвика.

— А что вообще ты сказал о его матери?

— Нечто, чего повторять не стану.

Она разочарованно наморщила нос:

— Ну, это благородно. А ты расскажешь мне, что там за скандалы были у Помоны и Минервы в юности?

— Нет.

— Я так и думала.

Какое-то время они молча пили. Снейп вытер губы рукавом — настолько нетипичный жест для него, всегда слывшего человеком утонченным, что Гермиона была шокирована до глубины души. Он снова склонился над столом и уставился на нее, явно забавляясь:

— Это ведь не Уизли? О, умоляю, скажи, что это был он.

Она покачала головой:

— Жаль тебя разочаровывать.

— Лонгботтом?

— Не-а.

Он помолчал, таращась в стену напротив:

— Не припомню, чтоб слышал о каких-то других твоих ухажерах. Газеты в итоге потеряли к вам троим интерес, а Минерва наконец-то приняла тот факт, что мне плевать на это.

Гермиона хихикнула и тоже склонилась над столом:

— Это был Эрни Макмиллан.

— Кто?!

— Эрни. Он был с нами в Дамблдоровой Армии, помнишь? Из Хаффлпаффа.

— Ты встречалась с хаффлпаффцем?

— Ты говоришь это так, будто это что-то вульгарное.

— С Хаффлпаффом все в порядке. Я просто думал, что твой вкус на мужчин предполагал наличие… мускулистой фигуры.

— Ага, это как раз про Невилла. И как долго ты размышлял о моих вкусах?

Снейп нахмурился, щелкнул пальцами в сторону ее бокала и высокомерно заявил:

— Уверяю, не так долго, чтобы потешить твое самолюбие.

Гермиона шумно выдохнула и выпила еще. Она определенно пила сегодня слишком много и слишком быстро. Позднее придется за это расплачиваться. Стукнув бокалом о стол, она раздраженно ответила:

— Чтоб ты знал, Эрни был интересный человек.

Снейп покачал головой. Его поведение все больше скатывалось в непонятное панибратство, на которое она считала его неспособным.

— Я вообще его не помню. Со временем они все становятся на одно лицо. Ты тоже скоро узнаешь.

— Я это уже слышала, — грустно улыбнувшись, ответила она.

Воцарилась недолгая пауза, пока оба смотрели в огонь. Гермиона чувствовала себя довольно расслабленной, а присутствие Снейпа было изумительно комфортным. Именно этого она и добивалась годами. Подняв руку, она будто невзначай легонько постучала себя по кончику носа. О, боже. Нос потерял чувствительность. Это всегда плохой знак. Ей явно надо притормозить с выпивкой.

Снейп же, похоже, совсем не стремился ни заканчивать с выпивкой, ни переводить беседу в какое-то конкретное русло. Очевидно, он уже изрядно наклюкался, но от спиртного, как ни странно, злее не стал, скорей, более… покладистым. Гермиона улыбнулась. Ей нравился такой Северус. Интересно, выдержит ли ее печень регулярные встречи с таким зельеваром.

— Скажи мне, Северус… почему ты боишься, что тебя никто не вспомнит? О чем ты мечтал, когда хотел большего?

Он упрямо сжал губы в тонкую линию и одарил ее укоризненным взглядом.

— Даже не думай, — настойчиво повторила она, — в этой алкогольной игре есть определенный ритм. Мы только что поделились секретами, а теперь нам надо удариться в пьяную жалость к себе. Ты сам начал. Значит, должен следовать правилам.

— Правда? А после пьяной жалости что?

Гермиона озорно улыбнулась:

— Нам в голову должна прийти дурацкая идея, и мы должны сделать какую-то ужасную глупость, решить, что мы теперь лучшие друзья, закрепить это решение идиотским ритуалом, а потом подержать друг другу волосы, когда начнем блевать. По крайней мере, я так помню, я давно ничего подобного не делала. Возможно, в этой игре есть какая-то более взрослая версия, но если и есть, обновленные правила мне не попадались.

Его ухмылка перешла в улыбку, а затем в тихий смешок:

— Ладно, пусть будет пьяная жалость, — он расслабленно оплыл на своем стуле, вытянув длинные ноги к камину. — Вряд ли мои мечты так уж отличались от того, чего хотели все остальные. Я всегда думал, что вырасту и женюсь на Лили. Я воображал себе маленький уютный домик в Хогсмиде и толпу рыжих детишек, унаследовавших ее нос. Мы бы открыли аптеку и дни напролет изготовляли снадобья, — он бросил на нее настороженный взгляд. — Мерзко, знаю.

— А мне кажется, это мило, — негромко ответила она. — А после того, как ее не стало? Ты нашел в себе силы снова начать мечтать?

Он покачал головой, поднимая кружку.

— Все еще больно?

Снейп издал еще один короткий смешок.

— Всюду бы тебе засунуть свой нос, — он вздохнул и опустил кружку, снова пялясь в камин. — И да, и нет. Я примирился с утратой. Я пытался умереть ради нее, но Минерва вмешалась и спасла меня, глупая настырная женщина. После этого я вообще не знал, какого черта мне теперь делать со своей жизнью, — Снейп повернулся к ней и поднял руку. — Самым тяжелым было то, что все это было зря. Она могла бы сделать что-нибудь грандиозное. А вместо этого… — он уронил руку себе на колени, глядя на нее немигающим взглядом. — Ну, она умерла. А ведь ей едва исполнилось двадцать, — поморщившись, он повернулся к Гермионе. — Даром растраченные жизни — жалкое зрелище. И мне противно, что ты стала такой же.

Она склонила голову к плечу:

— Несмотря на то, что я счастлива?

— Тогда тебя можно только пожалеть.

— В самом деле?

Он снова склонился к ней через стол, поднял ее бокал и поднес к ее рту:

— Ты отстаешь.

Она задрала бровь и взялась за бокал, но Снейп не выпустил его, лишь наклонил, чтобы она могла неловко отхлебнуть. Поставив бокал обратно на стол, он бегло осмотрел ее:

— А о чем же ты мечтала, Грейнджер? Разве тебе не хотелось детей? Свой домик? Мужчину?

Она слегка улыбнулась и кивнула:

— Хотелось. Но мне всегда казалось, что все это должно быть позднее, так удобней. Я стремилась сделать карьеру. Я бросилась в министерство очертя голову, настроившись на то, чтобы подняться как можно выше за пару-тройку лет. Это стоило мне Рона. Потом Невилла. Честное, но глупое высказывание стоило мне Эрни, но там был миллион других проблем, так что если бы не это, мы бы все равно расстались из-за чего-то еще, — она повернула голову к камину. — Я пыталась, Северус. Я стремилась к чему-то. Я хваталась за все подряд, карабкалась вверх, пытаясь уцепиться за что-нибудь, чтобы двигаться дальше, — она горько покачала головой. — В итоге мне не очень понравилось то, во что я превратилась. Всем вечно чего-то во мне недоставало. Меня всегда считали недостаточно… кем-то. Быть просто Гермионой Грейнджер не считалось, этого всегда было мало.

— Уроды, — хрипло прошептал Снейп.

Она беспомощно всплеснула руками и повернулась к нему:

— Не в них дело. Неужели ты не понимаешь? Дело было во мне. Именно я говорила себе, что недостаточно хороша. Именно я винила себя во всем, что бы я ни делала. Я сама себя мучила.

На его лице отразилось недоумение. Гермиона вздохнула и тряхнула головой:

— Потому я и ушла. Уволилась, огляделась, поискала что-нибудь, что удовлетворило бы меня. Я знала, что здесь буду счастлива, потому и вернулась, — и добавила с улыбкой: — И я счастлива.

Снейп внезапно передвинулся на стуле, огибая угол стола, чтобы придвинуться поближе к ней, так, что их локти соприкоснулись.

— Почему? — тихо, но требовательно спросил он. — Почему ты счастлива?

— Потому что я наконец-то могу быть собой. Здесь достаточно быть Гермионой Грейнджер. Мне не нужно быть особенной, если я этого не хочу. Я люблю преподавать. Я люблю Хогварц, и мне очень нравятся мои коллеги, — она опустила ладонь на его руку. — Северус, если ты хочешь быть счастливым, тебе просто надо этого добиваться. Нельзя просто влачить жалкое существование, считая, что твой единственный шанс уже ускользнул. Счастье есть всегда и для всех, оно просто ждет, чтобы ты увидел, в чем оно заключается.

Снейп слегка скривился. Недоумение на его лице погасло, но он явно не до конца понимал, в чем же дело. Сняв ее руку со своей, он всунул ей в ладонь бокал:

— А как же все остальное? В жизни ведь есть не только работа. Ты сказала, что хочешь семью. Что ты предпринимаешь в этом отношении? Почему у тебя нет дружка?

Она наморщила нос, снова глядя в огонь:

— Признаю, постоянно жить в замке, битком набитом подростками, не так и здорово, есть и свои минусы. Личная жизнь отходит на второй план. Была парочка мужчин, летние романы, но ничего серьезного из этого не вышло. Во всяком случае, пока.

Снейп постучал по ее бокалу и откинулся на спинку стула, потягивая свой эль:

— Он не придет.

— Кто?

— Тот человек, которого ты ждешь, — он неопределенно махнул рукой в сторону двери. — Он где-то там, снаружи, и никогда не узнает о твоем существовании, пока ты не уберешься отсюда нахрен.

Гермиона допила вино и поставила бокал на стол.

— А ты-то почему еще здесь? — спросила она, склоняясь к нему, чтобы заглянуть в его угрюмое, исчерченное морщинами лицо. — Беги отсюда. Убирайся к чертовой матери. Почему ты до сих пор этого не сделал?

Снейп допил эль и уставился в пустую кружку:

— Я хотел. Когда выписался из Мунго, то не собирался вообще сюда возвращаться. Ведь я же был героем, почему бы не начать все сначала? Но так это не работает, увы. Никто не рвался предлагать работу бывшему Пожирателю Смерти, несмотря на орден Мерлина. Я подумывал открыть свой бизнес, варить зелья, но к тому моменту меня от этого уже так тошнило, что это показалось мне шагом назад. В итоге я просто вернулся сюда. Последние четырнадцать лет я провел, пытаясь вбить «неусыпную бдительность» в головы этих наглых паршивцев, которые считают, что мир исцелен, а моя работа уже не нужна.

Гермиона ткнула его пальцем в грудь:

— Проблема не в школе, Северус. Проблема в твоей голове.

Он отвел взгляд от огня и пронзил ее раздраженным взглядом:

— Нахер, Грейнджер.

— Для этого я еще недостаточно пьяна, — парировала она. — Ну смотри, работа — это просто работа. Вся разница в том, как ты к ней подходишь, — она откинулась на спинку стула, игнорируя его реакцию на первую фразу. — У нас есть минимальные базовые потребности, Северус. Крыша над головой и еда. А ощущение реализованности? Это все в твоей голове, а не в должностных обязанностях или обстоятельствах. У меня была прекрасная работа, но я была несчастна. Теперь у меня работа, которую ты считаешь ужасной, но я счастлива. Поверь, если бы ты после войны нашел работу, которая тебе нравится, ты бы все равно был несчастен. Тебе надо искать не снаружи, а внутри. Поменять для себя определение счастья.

Снейп склонился ближе:

— И что же это значит для тебя?

— Это когда меня принимают. Когда я довольна собой. Не изобретаю проблемы, чтобы их потом решать, потому что меня растили, чтобы я спасла мир, и я понятия не имела, как заниматься чем-то еще, — она прищурилась, глядя на него. — А что такое счастье, по-твоему?

Он заглянул в опустевшую кружку, затем поставил ее на стол и отодвинул от себя:

— А мы разве не покончили с пьяной жалостью к себе? Что там дальше по списку?

— Я не уверена, что мы закрыли этот этап. Обычно дальше следует какое-нибудь слезливое откровение и заявление о полном понимании и сочувствии, прежде чем стадия жалости заканчивается.

— Ну уж нет, в мире нет столько выпивки, чтоб я начал распускать сопли, — криво ухмыльнувшись, заявил он.

— Ага, мне тоже как-то не очень грустно, так что я тоже не стану. По ходу, этот план не задался.

Снейп отодвинулся от стола:

— Уже поздно. Нам пора возвращаться.

— В самом деле? На часах всего одиннадцать. Я думала, мы уйдем в запой.

Он фыркнул, взял со стула их плащи и бросил ее мантию ей на колени:

— Так изначально и планировалось. Но ты нарушила все мои планы.

— А как насчет какой-нибудь громкой кульминации вечера? — предложила Гермиона, кое-как поднимаясь на ноги. — Может, нам надо поругаться? Я могла бы поздравить тебя с днем рождения, а ты бы обиделся. Это поможет?

Снейп снова фыркнул:

— У меня нет на это сил, и с моей стороны было бы невежливо так отблагодарить тебя за то, что ты составила мне компанию.

Он отправился платить за напитки, а Гермиона, улыбнувшись, принялась натягивать мантию, сунув книгу обратно в карман. Стоять было тяжело, держать равновесие тоже удавалось с трудом. Сощурившись, Гермиона сосредоточилась на том, чтобы дойти до двери по прямой и не завалиться по дороге. Снейп открыл перед ней дверь, и они оба выбрались на холод.