Портрет Сириуса Блэка (гет)

— Думаешь, у нас получится? — спросил Гарри после того, как рассказал о своей задумке во всех подробностях.

Он уселся в мягкое кресло у камина и выжидающе посмотрел на Гермиону.

— Непременно, — усмехнулась она. — Но сначала объясни, для чего тебе все это на самом деле?

— Не может же особняк вечно быть в таком виде, — Гарри развел руки в стороны, словно говоря: «Посмотри сама, что здесь творится».

О да, Гермиона видела. Старые обшарпанные стены, прогнившие половицы, заплесневелая мебель, отсутствие электричества и элементарной системы вентиляции. Не говоря уже о затхлом тяжелом воздухе и темной, мрачной атмосфере дома, совершенно не располагающей к комфорту. И самое главное — въевшийся в каждый уголок этого места остаточный след магии, которую здесь творило не одно поколение Блэков. Казалось, особняк умер вместе с последним прямым наследником и сейчас жил своей особенной, загробной жизнью. Именно по этой причине Гарри не смог поселиться здесь с семьей после свадьбы. Да и у Джинни не было желания возиться с чужим родовым гнездом, вместо этого она предпочла свить свое собственное в Годриковой Впадине.

— Ты ведь не планируешь здесь жить, — прямо сказала Гермиона. — Зачем тогда?

Гарри пожал плечами.

— Просто чувствую, что так правильно. К тому же это прекрасная возможность воплотить мечту о маггловских технологиях в магических домах. Разве не этого ты хотела?

Гермиона промолчала. Впрочем, Гарри и так прекрасно знал, что ее мечты простирались гораздо, гораздо шире.

— Если у нас получится проделать подобное с таким старым особняком, как этот, многие пересмотрят свое отношение. Это станет первым шагом, я уверен.

— Не знаю, Гарри… — Гермиона тяжело вздохнула. — Порой мне кажется, что магическое сообщество замерло в стазисе лет двести назад и ничто не способно ему помочь.

— Возможно, — легко согласился он. — Тогда сделай это для меня, хорошо? Все три блэковских сейфа к твоим услугам.

Гермиона удивленно округлила глаза, на что Гарри лишь тихо усмехнулся.

Формально все имущество Блэков перешло к нему еще после смерти Сириуса, но все эти годы Гарри упорно отказывался использовать что-либо из своего наследства, кроме дома.

— Почему сейчас?

— Думаю, пришло нужное время, — ответил он неопределенно. — Будешь? — кивнул на бутылку с огневиски.

Вместо ответа Гермиона призвала два стакана из кухни и взмахом палочки пододвинула второе кресло ближе.

С Гарри всегда было комфортно. Они могли разговаривать часами или просто молчать, наблюдая за игрой пламени в камине. В такие моменты она расслаблялась и забывала обо всех своих беспокойствах. А беспокоило Гермиону Грейнджер бесчисленное множество вопросов.

После войны в ней проснулась неуемная тяга к изменениям. Может, всему виной была смерть, которая практически дышала в затылок. А может, внезапное осознание того, что, если не расшевелить волшебное сообщество, не заставить его стряхнуть с себя многовековую скорлупу и закостенелые устои, все пережитое будет напрасным. Рано или поздно появится очередной сумасшедший фанатик, который сумеет потянуть за нужные ниточки и спровоцирует новую войну.

Но оказалось, что сделать это сложнее, чем сдвинуть гору с места. Война научила магов лишь одному — лояльному отношению к магглорожденным. Чистокровные вынуждены были согласиться с присутствием «новой крови» в их обществе, был организован целый отдел в Министерстве, который способствовал адаптации магглорожденных волшебников и всячески защищал их интересы. Однако этим все и ограничилось.

Видит Мерлин, Гермиона пыталась объяснить, что у магглов, помимо детей с магическими способностями, есть еще множество того, что необходимо «впустить» в волшебный мир. Ее, молодую амбициозную героиню войны и одну из лучших студенток Хогвартса, с распростертыми объятиями приняли на работу в Министерство и даже позволили открыть экспериментальную группу по «интеграции маггловских удобств». Но первый же проект ее скромной команды, состоящий из двух таких же энтузиастов, как и она сама, с треском провалился: когда на стол Министру лег план внедрения магосети и первый маготелефон, выяснилось, что волшебникам достаточно каминов, сов, патронусов и всего остального, что они веками использовали для связи. Магия надежна, технологии — нет.

Тогда Гермиона расстроилась так сильно, что Гарри два дня приводил ее в чувства. Отпаивал антипохмельным и успокоительным и всячески уговаривал не увольняться из Министерства.

— Я не стану работать там, где мои идеи никому не нужны! — настаивала она.

Гермиона всей душой верила в необходимость встряски волшебного мира, но понимала, что добиться этого в одиночку или даже с помощью друзей — задача непосильная.

Пережив горькое разочарование системой после категоричных отказов еще по нескольким проектам, она все-таки ушла из Министерства. Лето в компании родителей наряду с расслабляющим австралийским климатом сделали свое дело: Гермиона хорошенько отдохнула, успокоила нервы и решила податься в Мунго. Нырнув в колдомедицину с головой, она в рекордно короткие сроки (всего за три года) стала младшим целителем, но… тяга к новаторству никуда не исчезла. Тщательно изучив вопрос и переговорив с несколькими ведущими маггловскими специалистами, она рискнула объяснить коллегам схему работы лазеров и перспективы внедрения их в колдохирургию. Однако ни аргументы, ни графики, ни даже записанные на видео процедуры не помогли убедить Совет целителей в целесообразности такого нововведения. Незнакомые термины пугали магов, а если кто и решался выслушать Гермиону до конца, находил ее предложение интересным, но слишком сложным для реализации. Некоторые тонко намекали на то, что колдомедики и без того справляются — незачем изобретать метлу, когда она и так существует. Другие — тыкали Гермиону носом в ее специализацию (ментальные расстройства) и советовали не лезть не в свою сферу.

К пятому году работы в Мунго у Гермионы окончательно опустились руки. Она плыла по течению, практически потеряв надежду хоть что-то изменить в магическом мире. И с каждым годом чувствовала себя все более и более бесполезной.

Когда пучина апатии почти захлестнула ее, на помощь пришел Гарри. Всеми правдами и неправдами он убедил Гермиону взять бессрочный отпуск и помочь ему привести особняк на Гриммо в адекватный вид. Намекнул, что хочет сделать кое-что необычное и без Гермионы ему не справиться. Конечно, она согласилась.

* * *

С составлением плана сложностей не возникло. Гермиона прекрасно умела организовывать работу — как свою, так и окружающих. Вот и сейчас перед ней лежал органайзер, в котором аккуратным почерком она пункт за пунктом расписала все дальнейшие действия.

Поначалу у нее было трое помощников: Гарри, Рон и Джордж.

Джинни ожидала второго ребенка, беременность протекала довольно тяжело по сравнению с первой, да и маленький Джеймс перешел в тот возраст, когда за ним нужен был глаз да глаз. Поэтому Гермиона исключила Гарри из помощников почти сразу. Он и так разрывался между семьей и работой, незачем было еще и здесь выжимать из него все соки. Конечно, он забегал чуть ли не каждый день, интересовался делами и с виноватым лицом благодарил Гермиону. Она лишь улыбалась и говорила, что полная свобода действий и неограниченный доступ к сейфу Блэков полностью компенсируют его занятость.

Рона и Джорджа она вычеркнула из списка позднее.

У первого хоть и не было семьи, но почти все свое время он пропадал на дежурствах и выматывался так, что еще сильнее его нагружать Гермионе не позволяла совесть. Ей нравился такой Рон — целеустремленный, самостоятельный, решительный. Она даже ловила себя на мысли, что, будь он таким десять лет назад, когда они пытались построить отношения, ее ответ, возможно, был бы иным. Но потом вспоминала о причинах своего отказа и с сожалением думала о том, что никогда не любила Рона по-настоящему — как мужчину, а не лучшего друга. Хорошо, что смогла понять это прежде, чем стало слишком поздно.

У Джорджа, в отличие от Гарри и Рона, свободного времени было вдосталь. «Вредилки» успешно работали и приносили стабильный доход. Наличие нескольких наемных работников позволяло отлучаться в любой момент. И все бы ничего, если бы Гермиона не ловила на себе его заинтересованные взгляды. Для нее он был почти братом, таким же, как и Рон. Она не хотела повторять собственные ошибки и надеялась, что со временем интерес Джорджа рассосется сам по себе. И, конечно, не собиралась оставаться с ним наедине в пустом особняке.

Таким образом помощники Гермионы отсеялись один за другим. Все, что они успели сделать вместе — избавиться от старой мебели.

Вторым пунктом в списке числилось укрощение строптивого особняка. Он все еще жил своей жизнью, закрывал проход в некоторые комнаты и особенно громко скрипел, когда Гермиона входила в зал с родовым гобеленом. Но сильнее всего ее раздражали чертовы портреты. Мало того что их невозможно было снять — они буквально вросли в стены! — так еще приходилось выслушивать поток нелицеприятной и совсем неаристократической брани, стоило лишь пройти мимо.

Гермиона быстро смекнула, что такое своеволие возможно лишь в том случае, если родовое поместье чувствует себя бесхозным. Она провела двое суток в библиотеке, в который раз мечтая о том, что когда-нибудь у магов появится аналог интернета или хотя бы электронная база знаний, но ответа так и не нашла. Везде говорилось о том, что особняк способен распознать главу рода по крови, но как он это делает — ни слова.

Когда Гермиона поделилась своим негодованием с Гарри, он, недолго думая, предложил спросить у Вальбурги.

— Она не станет помогать, — скривилась Гермиона. — Когда портрет не завешен, все, что делает эта женщина — истошно вопит об осквернении жилища Блэков.

— А мы ее заставим, — подмигнул Гарри.

Стоило ему сдернуть плотную черную ткань с портрета, как глаза на желтом, туго обтянутом кожей лице моментально распахнулись, рот приоткрылся в готовности извергать проклятия одно за другим, но Гарри скрестил руки на груди и решительно шагнул вперед, практически уткнувшись носом в холст.

— Если вы начнете кричать, — угрожающе произнес он, — клянусь, что снесу эту стену вместе с вашим портретом.

— Как ты смеешь мне указывать, негодный приемыш, нагло впустивший в дом жалкую гря...

Бомбарда, выпущенная в стену и моментально вынесшая несколько кирпичей, заставила Вальбургу заткнуться на полуслове.

Гермиона мысленно присвистнула.

— Я предупредил, — Гарри наставил палочку на портрет. — Теперь вы готовы к разговору?

— Будь ты проклят, мелкий шантажист-полукровка! — выплюнула старуха. И вперила в Гарри тяжелый взгляд, ожидая вопросов.

— Я официальный наследник вашего сына, Сириуса Блэка. Почему особняк отказывается принимать меня как главу рода?

Вальбурга скрипуче рассмеялась. Гермиона невольно поежилась от этого неприятного звука.

— Ты не достоин этой великой фамилии, мерзкий сын грязнокровки!

— Последняя попытка, — прорычал Гарри. Желваки на его лице напряглись, костяшки пальцев, сжимающие палочку, побелели.

Гермиона положила руку ему на плечо, собираясь сказать, что не стоит тратить нервы на сбрендивший портрет, когда старуха вдруг удивила.

— Окропи особняк кровью, болван! И заставь его подчиниться своей воле!

— Каждый этаж? — быстро уточнила Гермиона.

— Естественно! — манерно закатила глаза Вальбурга. — Такие вопросы может задавать только полная невежда в вопросах родовой магии. Оттого, что по великому Блэк-холлу ходит грязная тупая девка, мое бренное тело в гробу переворачивается! Как посмел ты, жалкий…

Дальше Гарри не слушал, взмахом руки набросив на портрет ткань.

— Мне нужно выпить.

— Позже, — понимающе кивнула Гермиона. — Давай проведем обряд.

Так они и поступили.

Гарри сделал глубокий надрез на ладони и прошелся с кровоточашей рукой по всем этажам, мысленно приказывая дому признать в нем главу рода. Чем выше он поднимался, тем ощутимее Гермиона чувствовала изменения. Стало светлее, моментально прекратились все скрипы и даже окружающий воздух перестал быть таким вязким и удушливым.

— Я словно чувствую его теперь, — Гарри провел рукой по стене.

Гермиона повторила его жест, но никакого отклика, конечно же, не ощутила.

Перед тем, как аппарировать домой, Гарри заверил подругу, что никаких проблем с послушанием особняка теперь не будет. Отныне дом Блэков знает, что ее действия — его воля.

Жутко хотелось спать, Гермиона даже готова была заночевать в особняке, чтобы не тратить силы на аппарацию. Но желание убедиться в успешности обряда оказалось сильнее.

Она поспешно поднялась на самый верхний этаж, к заветной чердачной лестнице. Той, что долгие годы была намертво заперта неизвестным заклинанием. И приказала ей отвориться.

Что-то щелкнуло в воздухе, и с противным, тягучим скрипом дверь поддалась.

Чердак превзошел все ее ожидания. И оказался куда интереснее, чем можно было вообразить.