Музыка беззвучия (гет)

Каждое утро на краю земли, в этом вечном приюте верных любовников, было одинаковым. На рассвете в маленьком доме, заросшем вьющимся виноградом, настежь открывали окна, впуская в комнаты первые солнечные лучи и росистую свежесть. Из кухни струился манящий запах свежеиспеченного хлеба. Безмолвный слуга звенел чашками, приглашая хозяев к утреннему чаю. Они садились за стол в полной тишине.

Их было двое. Угрюмый, немного сутулый, но еще не старый мужчина в домашнем халате и засаленном колпаке и бледная, но чрезвычайно красивая женщина с черными глазами, очень похожая на ведьму. Его звали мастером, ее — Маргаритой.

Их дружное молчание всегда было долгим, но сегодня затянулось дольше обычного, выбиваясь фальшивой нотой из общего беззвучия.

— Как жаль, что здесь не растут мимозы, — хриплым голосом пронзила тишину Маргарита, глядя на едва заметную шелковую букву «М», украшающую потертую шапочку ее друга.

— Марго! Неужели ты думаешь, что мимозы смогли бы изменить мое отношение к желтым цветам?

— Они смогли бы оживить нашу вечность.

Маргарита вырвалась из объятий кресла, подбежала к распахнутому окну и, зажмурившись, вдохнула полной грудью чарующий аромат утреннего обновления. Земля, травы, солнце и бесконечная весна...

— Покой и свобода. Чего еще желать? — устало проговорил мастер и, допив остывший чай, спрятал лицо в ладонях.

Он не знал, как помочь своей возлюбленной. Если бы не утраченная память, мастер наверняка прогнал бы ее в первый же день прямо у покрытого мхом каменистого мостика.

Маргарита не ответила. Она и сама не знала, что делать с этой вечностью, которая казалась до тошноты однообразной и тягучей, как засахаренный мед. Беззвучие, служившее мастеру отрадой и утешением, навевало на нее тоску. Маргарита хотела жить. В ее душе накопилось слишком много огня и неизбывной страсти.

Шуберт быстро наскучил. Все, кто не заслужил света, приходили по вечерам в их дом ради этой прекрасной, разрывающей в клочья музыки.

Они играли, пели и пили кроваво-красное вино. Они часами жгли свечи, которые горели без треска и никогда не оплавлялись. Они плакали от радости, но никто из них ни разу не вспомнил о Понтии Пилате. Ни одна живая душа, включая мастера, не могла представить, как хочется Маргарите для пущего веселья разгромить квартирку какого-нибудь важного литератора и умчаться в ночь верхом на щетке.

Маргарита снова начала видеть сны. Каждый раз ей снилась все та же унылая местность с речушкой и одинокой осиной, продрогшей на семи ветрах. Только повеситься на ней больше не тянуло.

Тянуло лишь броситься в объятия к человеку с хромающей походкой и целовать, целовать без устали его небритые щеки, погружая пальцы в черные спутанные волосы. Утонуть в бездонных глазах выпустившей когти пантеры. А потом, едва опомнившись от наваждения, услышать, как он тихо всхлипывает, лаская прохладными руками ее шею, бормочет что-то невнятное на незнакомом языке и вспоминает какого-то padre и милую Джим.

Услышать и понять, что это не мастер.

Что это другой.

— У тебя предчувствие? — проникновенный голос мастера вырвал Маргариту из мимолетного небытия. Она вздрогнула, тряхнула кудрями и обернулась. Ее друг уже успел разложить на столе свои рукописи, в которых рождался новый, еще не известный Маргарите роман, и только что обмакнул перо в чернильницу.

— Предчувствую, что сегодня будет так же, как вчера, — рассмеялась Маргарита. Она уселась к мастеру на колени и начала листать черновики, пытаясь постичь смысл написанного.

— Ты пишешь о музыке и любви? — удивилась Маргарита.

Как это не похоже на мастера! Во всем виноват покой. Он сбрасывает старые маски и делает душу простой и ранимой.

— О чем еще писать, когда счастлив? — спросил мастер, прижимая к себе возлюбленную.

Маргарита в ответ замерла, глубоко вздохнула и легонько выскользнула из его рук.

— Дорогой, среди наших соседей есть итальянцы? — лукаво блеснула она глазами. Тишине так и не удалось вытравить из нее ведьму.

Мастер задумался.

— Не встречал. Ты хочешь выучить итальянский язык? Думаю, моих знаний тебе будет достаточно.

— Этого мало. Хочу понимать и чувствовать, — загадочно сказала Маргарита и слегка порозовела. — Долгое время мне снится один человек. Его зовут Феличе Риварес, по происхождению англичанин. Он так же, как и ты, боролся за правду, много страдал и не был понят. Его называли Оводом. Он кусал их всех подобно страшным насекомым. А еще он безумно любил и… писал. Боже, мастер, как он писал! Его старая, запущенная рана болела и кровоточила…

Маргарите стало душно от охватившей ее горячки. Она всегда была чересчур откровенна. Мастер молчал. В его глубоких серых глазах затаилась тревога.

— Чтобы понимать и чувствовать людей, не обязательно знать язык, — слабо улыбнулся он. — К тому же с англичанином проще говорить по-английски. А сон... Это всего лишь сон.

— Мне всегда снились вещие сны, — не слушая мастера, произнесла Маргарита. — Случится! Что-то непременно случится!

Она позвонила в колокольчик, известив слугу о том, что завтрак окончен. Впереди еще целый день, полный дум, мечтаний и надежды. Почему бы не отдаться этому дню целиком?

— В таком случае верю, что скоро ты обязательно его встретишь, — прервал повисшую паузу мастер и окунулся с головой в работу над рукописями.

Она встретила его очень скоро. Для этого ей не понадобились ни сон, ни вмешательство Воланда, ни даже время. Вечером следующего дня Феличе Риварес вместе с остальными пришел к ним послушать музыку. Как сильно был разочарован любитель церковных молитв и цыганских песен! Здесь пили вино, но не пьянели. Здесь спорили, но не убивали. Здесь любили, но сходили с ума от одиночества.

Их встреча напомнила немой диалог отчаянных душ. Маргарита узнала его в первую секунду. Позабыв о мастере и друзьях, она подошла к Риваресу и протянула ему бокал с вином. Он взял бокал и быстро, без лишних слов и церемоний, осушил его. В свете горящих свечей лицо нового гостя казалось таинственным. Только сейчас Маргарита заметила, что оно испещрено шрамами. Ей захотелось прикоснуться к этим шрамам губами. Она почувствовала, как внутри нее, вторя чудной музыке беззвучия, поднимаются решимость, любовь и желание.

— Джем-м-ма? — заикаясь, спросил Риварес, изучая хищным взглядом хозяйку гостеприимного дома. Он пришел сюда ради нее, несмотря на то, что бегать за слухами не в его правилах. Много времени минуло с тех пор, как он впервые услышал о ней. Это была лучшая рекомендация из всех возможных.

Верная любовница мастера каждый вечер принимает гостей. Без стыда рассуждает о Боге и дружит с Дьяволом.

— Ведьма! Бунтарка! — самозабвенно твердили его соседи. — Ради любви и правды она готова в огонь и воду.

Как Джемма Уоррен. Его дорогая Джим.

Поразительное сходство. Похожи как две капли воды. Только глаза, кажется, другие — черные и с косинкой. Но Джим не может быть здесь. Вне всяких сомнений, она заслужила свет.

— Джем-м-ма? — повторил Риварес, увидев, как волнуется и дрожит перед ним эта странная и преступно красивая молодая женщина.

— Марго, Марго… Меня зовут Марго, — часто зашептала Маргарита, не в силах оторвать от Ривареса взгляд, полный мольбы.

Все вокруг перестало быть важным. Шуберт, свечи, вечность. И мастер…

Мастер был занят друзьями и наслаждался спокойствием, которое они подарили ему. Вечер уже сменился ночью, а возлюбленный Маргариты всего лишь однажды обратился к Риваресу и держался с ним подчеркнуто равнодушно. Почти без акцента он попросил гостя рассказать об Италии и процитировать лучшую из своих работ.

Кто-то поинтересовался у Ривареса о личном. Вместо ответа тот много шутил и смеялся и великодушно поведал о своих приключениях. Было бы глупо рассказывать этим людям о padre и Джим.

— Риварес, ваша история — повод для романа, — восторженно повторяли гости.

— Моя история — повод для молчания. Друзья мои, роман о том, кто лгал всю свою жизнь, не продать. По-настоящему продается и покупается только смех.

Маргарита ощущала себя как во сне. Она слушала и смотрела, смотрела и слушала. И радовалась, что в полумраке гостиной, где были освещены только стол и старый рояль, никто не мог разглядеть ее глаз, обращенных в его сторону, в которых плескалось ожидание.

А потом было много музыки и много вина. Во власти нахлынувших чувств Маргарита не заметила, как оказалась с Риваресом наедине. Она вызвалась проводить своего гостя. Проводила… и не смогла устоять.

Бывшая домработница Маргариты по имени Наташа наверняка сочла бы такой поступок неприличным. По крайней мере, до той самой ночи, когда они обе намазались волшебным кремом Азазелло и отправились нагишом на бал к Сатане.

В скромном жилище Ривареса на краю света, этой вечной обители заслуживших покой, царили тишина и забвение. То, чего ему не хватало в жизни. Войдя вслед за ним в темную спальню, Маргарита почувствовала терпкий запах разлуки и одиночества. Так пахли мимозы.

Торжество правды и вечности! Монтанелли, скитания, расстрел и даже хромая нога Ривареса давным-давно превратились в мертвые тени прошлого. Все, что придавало ценность его бесконечному существованию, — это память о Джемме и трепет перед этой сумасшедшей женщиной с репутацией ведьмы.

— Можешь называть меня Джим...

От жадных поцелуев тишина стала мягкой и податливой. Слова были больше не нужны. Переплетенных тел, соленых слез и искрометного счастья Маргарите хватило сполна.

На самом пике ускользающей радости, растворяясь в этой непостижимой, оглушительной музыке беззвучия, оба пожалели о главном. Он — о том, что поставил padre перед выбором и потерял Джемму, она — о том, что пообещала мастеру беречь его сон и не исполнила обещание.

Маргарита вернулась на рассвете. В доме было тепло и тихо. Свечи давно погасли. Потрясенная тем, что произошло, она села перед раскрытым роялем. Франц Шуберт. «Лебединая песня».

Интересно, тот, кто отправил их сюда, знает, что от этой музыки хочется выть на луну? Маргарите стало больно.

— Марго, ты увлеклась итальянским?

Это был мастер. Ее талантливый, несчастный и одинокий мастер в старом халате и засаленном колпаке, который заслужил покой. Который никогда ее ни в чем не винил. Который считал себя самым главным недоразумением в ее жизни.

— Ты уверен, что твоих знаний мне будет достаточно? — вспыхнула Маргарита.

Всё, что ей осталось, — это набраться смелости и посмотреть мастеру в глаза.

— Это решать тебе, — робко отозвался он.

— Слушай беззвучие! — прошептала сквозь тишину Маргарита, но ее мысли были далеко отсюда — там, где музыка и любовь разрывают душу на куски, где горячие губы касаются шрамов и хочется кричать от счастья. — Вечером все будет по-прежнему. К тебе снова придут те, кого ты любишь. Они принесут с собой спокойствие вечности.

Вечер наступил. За ним еще один, другой, третий… Тысячи вечеров при свечах в тесной компании под музыку Шуберта. Верная любовница мастера принимала гостей. Ривареса среди них больше не было.

Маргарита перестала видеть сны.