Красный шарик (джен)

Она снится мне почти каждый день.

По ночам я не сплю. Ночь — моё время. Ночью я — маленький дух ваших улиц, неуловимая тень, тёмная полоска на краю поля зрения, я везде и всюду. Я живу ночью.

Мне подвластно всё: закоулки и тёмные углы, лестницы и подвалы, скверы и крыши. Да, даже самые невообразимо высокие крыши ваших тысячеэтажных зданий ночью принадлежат мне и таким, как я — если будет на то наше желание.

Когда приходит день, я становлюсь слишком заметной.

Это имеет свои плюсы. Когда я хочу чего-то, я иду туда, где меня увидят. Вы всегда открываете двери для меня и моих братьев, вы даёте нам вкусную еду и оставляете для нас мягкие одеяла.

Вы верите, что, когда в доме спит один из нас, в дом приходит счастье.

А ещё вы надеетесь, что когда мы спим, вам удастся к нам прикоснуться.

Нет.

Сон наш чуткий, и ни одна протянутая рука не достигнет цели. Вашим пальцам не тронуть маленьких ушей, не пройтись по мягкой шерсти. Едва почуяв первое движение в свою сторону, любой из нас откроет глаза и зашипит. И каждый из вас отойдёт, виновато улыбаясь.

Вина ваша велика, и вы знаете это.

Мне не нужна ваша вина, мне сегодня даже не нужна ваша еда. Я предпочту залезть на одну из не самых высоких крыш, где у меня есть знакомый уголок. Никто не приходит сюда ни днём, ни ночью, и можно свернуться клубком и спокойно уснуть.

Зная, что во сне я опять встречу её.

Посреди улицы, похожей и непохожей на любую из улиц вашего города.

Здесь будут всё те же дома, но не будет людей. И под прозрачными перекрытиями, отделяющими ваши бесконечные этажи пространств один от другого, не будут сверкать шумные скоролёты, которые вы придумали, когда ваши города стали слишком велики для обычного передвижения. Вместо нелепых жужжалок с крыльями под прозрачной поверхностью улицы будут скользить киты. Я смотрю на них — медленных, полных достоинства гигантов, на их тёмные спины, на их огромные хвосты. Я смотрю каждый раз и не могу насмотреться. Вы видели их? Нет. И не увидите. Вы правнуки тех, кто сам отказался от них. Никто никогда уже не увидит китов. И многих других. Только здесь, в пространстве моих снов, ещё существуют они все, но вам нет сюда дороги. Единственный человек, способный побывать здесь — это она.

Она появляется всегда незаметно, пока я смотрю на китов, и говорит мне:

— Кошка, привет, пошли гулять?

Смешная и немного несуразная, с волосами, которые треплет ветер, и с дурацким красным воздушным шариком за спиной. Как будто без него я бы не узнала её. Впрочем, мне нравится смотреть на шарик в синем небе — да, в моём сне синее небо, а не бледный купол, что вы натянули. Наверное, и китам нравится. Ведь его видно через несколько стеклянных этажей улиц.

И мы идём гулять.

Щекотать ногами и лапами улицы, тени от домов, полосатые зебры переходов, рисунки мелом и красками, которые здесь оставили несуществующие люди — ведь вы, существующие, уже не помните, когда в последний раз рисовали на поверхности под своими ногами.

Она будет болтать без умолку или петь, а иногда, напротив, молчать так долго, что я захочу уже услышать её чуть охрипший от встречного ветра голос.

Мы усядемся на одном из высоких мостов и будем смотреть на бирюзовую воду. Отразимся в ней далёкими пятнышками, и самое заметное пятнышко — красный шарик. Думаете, кошки плохо различают цвета? О нет, уверяю вас, мы видим больше оттенков, чем вы, только видим их иначе. Для нас цвета звучат.

Красный шарик — звонкий.

Синие киты — низкая протяжная нота.

Бирюзовая река — успокаивающая колыбельная.

Мы обычно смотрим на воду очень долго. Нам некуда спешить, мы обе знаем, что очередная прогулка закончится здесь. Но время ещё есть. И мы будем сидеть и смотреть, прижавшись друг к другу боками.

А потом она погладит меня, и я замурчу.

Вы предавали одного за другим, и мир лишался их, а вы словно не видели. Мне нет разницы, сколько лет прошло. Вы внуки внуков тех, кто решил, будто им нужны не все.

Они исчезали, а вы строили города в тысячи этажей.

Вы предавали их, но всегда думали, что нам — кошкам — жаловаться не на что. У нас всегда были дома, всегда была еда.

Как вы удивились, когда мы ушли сами.

Сон заканчивается в том самом месте, что и всегда. Я просыпаюсь, ещё чувствуя прикосновение тонких пальцев.

Коснуться меня может только она, и только во сне.

Пока мы были рядом, вы думали, что любите нас.

Когда мы ушли, мы стали вашей религией.

Внуки внуков тех, кто сам никогда не гладил ни одной кошки и лишь от своих родителей слышал, что такое когда-то было возможным.

Каждый из вас откроет двери своего дома для любого кота, ненароком заглянувшего на вашу улицу.

Нет того, в чём бы вы нам отказали — нам доступно любое лакомство, любое место в вашем доме.

Вы отложите все дела, если в ваш дом зайдет кот. И пока он дремлет, вы будете сидеть и смотреть, боясь случайным движением потревожить его сон.

Если ваш ребёнок захочет подойти ближе, удивлённый невиданным зрелищем, вы остановите его. Не потому, что страшитесь кошачьих когтей, которые могут изранить его маленькие руки.

Вы боитесь, что кот, которого обидят хоть ненароком, случайно, никогда больше не вернётся в ваш дом.

Мы свободны и сильны, мы гуляем где вздумается, нам хватает пищи и игр и вне ваших домов. Но иногда мы заходим к вам.

Возможно, чтобы напомнить о вине.

Возможно, чтобы пообещать то, о чём вы все мечтаете.

Она снится мне почти каждый день. Лишь благодаря этому я знаю, как это — чувствовать пальцы человека, которые мягко скользят по твоей спине, чешут за ухом, перебирают шерсть. Знаю, что руки человека прохладнее моей кожи, но всё равно приятны.

Знаю, что такое доверять человеку, сидящему рядом.

Я не знаю, кто снится моим братьям. У нас не принято обсуждать это. Но я знаю, что у каждого из нас есть свой сон. Приходящий чаще или реже, короткий или длинный, похожий или непохожий на реальность.

Вы многое пытались исправить, а получилось так мало.

Но мы видим сны.

И лишь поэтому однажды — не сейчас, не скоро, но когда-нибудь.

Однажды мы вас простим.