Дуралей (джен)

— Нашёл! Нашёл! Нашёл! Нашёл! Нашёл!

Хорошо, что я умею лаять так громко! Теперь дочь хозяина вернётся и снова заберёт этого замечательного ежа с собой! Кто хороший пёс? Я хороший пёс!

— Нашёл! Нашёл! Нашёл! Нашёл! Нашёл!

Вот и она. Вернулась. Ох уж эта младшая хозяйка! Упустила такую добычу! Наверное, выбрался из корзины, когда она свои грибы собирала. Кому нужны эти грибы? Не понимаю...

— Да, да, молодец… — хозяйка зачем-то вздохнула и опять закатила ежа веточкой в свою корзинку. — Прости, малыш, кажется, наш дуралей от тебя не отстанет. Придётся тебе пока посидеть здесь.

Странная она. Не рада, что ли? Да нет, не может быть. Назвала-то меня как? Ду-ра-лей! Меня так зовут, только когда я молодец! Когда за зайцем из машины на полном ходу в открытое окно выпрыгнул, когда соседскую корову хорошим манерам учил, когда крысу в кухню принёс. Дохлую, конечно. Я же не Мурзик какой-нибудь, чтобы живых крыс хозяевам таскать!

А зайца того я догнал! Все лапы сбил, пока бежал, но догнал. Навалился на него, а он заверещал, извернулся и как даст задними лапищами мне по морде! Больно. Но хорошо, что так вышло. Как иначе докажешь хозяевам, что победил? Заяц не крыса, его из лесу до кухни в зубах не донесёшь. Я ведь не крупный пёс. Младшая хозяйка тогда мне нос какой-то гадостью мазала, лапы перевязывала и приговаривала: «Дуралей мой героический, чем ты только думал?»

Чем думал? Этим, как его… зовом природы думал! Я же охотник потомственный! Мама — лайка, папа — пойнтер. У них служебный роман на охоте и случился. Правое ухо мне от мамы досталось, оно торчком стоит, как лайке полагается; а левое лопушком висит — от папы. Хвост мамин — пушистым колечком. А шкурка чёрно-белая, как у коровы — это от них обоих. И получился я красивым-красивым. Когда меня хозяева первый раз на каникулы привезли, в деревне только рыжие подружки водились. А теперь пробежишь по улице — в каждом дворе моё потомство лает! И все как на подбор чёрно-белые, красивые. Как я!

— Жулик, домой!

Не люблю, когда они меня так называют. Идея была хорошая, не спорю: Джульбарс! Грозно, мощно, сурово! Почти как Дуралей! Только, видите ли, Джульбарсом звать длинно. Вот они и сократили. Жулик. Тьфу! Спасибо хоть не Барсик!

Ох, что-то ежом совсем не пахнет. Так и есть! Она опять его потеряла! И где теперь искать? Побегу в лес, авось найду?

— Жулик, домой, я кому сказала!

Сердится. Наверное, грибов мало набрала. Ладно, я её всё равно люблю. И её, и старшую хозяйку, и настоящего хозяина, конечно. И даже нашу кошку люблю. Знаете как люблю? Любой собаке за них наваляю! Как младшая хозяйка однажды за меня наваляла тем двум псинам. Не надо было мне на таких громадин лаять, да собачий бес попутал по молодости. Но навалять могу так же.

Ох, кто это там? Белка?!

— Белка! Белка! Белка! Белка! Белка!

Счастливый я пёс! Умный, красивый, быстрый. Одно слово — дуралей!

* * *

— Нашёл! Нашёл! Нашёл! Нашёл! Нашёл!

— Эй, Жулик, дурья башка, прекращай тявкать, дай поспать.

Вот ведь, приснится же такое. Как наяву. А хорошее было лето. И ежи. И белки. И младшая хозяйка рядом. Конечно, настоящий хозяин важнее, но с ним теперь не побегаешь, не поиграешь. Пойдёт гулять, бросит пару раз палку и даже не посмотрит, что принёс. И в лес не ходит. И дуралеем не назовёт. Старшая хозяйка на меня вообще не смотрит. Поесть даст и уйдёт. Она сейчас всё больше ругается. Или плачет. В доме резко пахнет болезнью. А я сижу под крыльцом. Хоть бы младшая хозяйка приехала. Нет, не приедет. У неё теперь другие заботы. Какие-то экзамены, курсовые. Что за курсовые? Опять грибы какие-нибудь, что ли? А главное, у неё скоро появится человеческий щенок. Ребёнок. И теперь ей всё время некогда. Хочется заскулить, но я сдерживаюсь. Хозяину нужно поспать. И тогда мы завтра, может быть, пойдём на длинную прогулку...

Завтра началось с криков. Хозяева опять поссорились. Слов было не разобрать. Я только и понял, что под конец они почти договорились о чём-то, но младшая хозяйка сильно расстроится. А потом старшая хозяйка снова заплакала. Жалко их всех. И себя жалко. Очень хочется гулять. Хотя бы до первого столбика за воротами.

Хлопнула дверь. Заскрипели доски крыльца.

— Жулик, гулять!

— Гулять! Гулять! Гулять! Гулять! Гулять!

Хозяин прицепил поводок к ошейнику, и я снова почуял острый тревожный запах болезни. Но поводок — это хорошо. Значит, пойдём в магазин. Или в гости. Или в магазин, а потом в гости.

— Жулик, прекрати, ты меня уронишь.

* * *

На улице столько интересных запахов, так много мест, где надо обязательно оставить свои метки, что я не замечаю, как мы доходим до конца деревни.

В лес? В лес!

Эх, нет. Хозяин сворачивает к последнему дому, еле заметному за зарослями бурьяна. Я принюхиваюсь. Оттуда тянет неприятным сладковатым запахом, от которого шерсть на загривке встаёт дыбом. Не хочу туда.

Но хозяин молча накидывает мой поводок на колышек забора и заходит во двор один.

Скулю. Натягиваю поводок, тянусь мордой к щели под воротами. Во дворе на досках висят чьи-то шкуры. От них и запах. Шкуры — это охота. Охота — это лес. Лес — это весело. И значит, всё хорошо.

Дверь открывается, на крыльцо выходит незнакомый бородач с ружьём в руках. Угадал! Ох, какой же я молодец! Угадал. Сейчас он на меня посмотрит, я ему понравлюсь, и мы все вместе пойдём на охоту.

Хозяин что-то тихо говорит, а бородач смеётся.

— Не боись. Как комарик укусит. Веди сюда своего дуралея.

Ворота распахиваются, я едва успеваю отскочить. Хозяин заводит меня во двор.

— Ну давай, поглядим…

Глядите-глядите, я вам обязательно понравлюсь. Потому что я умный, красивый, быстрый! Одно слово — дуралей!