Вигилии (джен)

В свете ее палочки блеснули глаза только на одном портрете. Этого она и ожидала. Остальные портреты директоров безмятежно спали в ночной тишине, со спокойными лицами и плотно сомкнутыми веками. Прошлой ночью им поспать не удалось и, очевидно, все хотели наверстать упущенное. Только фигура на новеньком с иголочки портрете, висящем между директорским столом и окном с видом на темное озеро, следила за ней холодным взглядом.

— Что вам здесь нужно, мисс Грейнджер?

Он говорил почти шепотом, чтоб не разбудить никого из своих предшественников, но раздражение в его голосе невозможно было не услышать.

Она подошла к столу и зажгла стоящую на нем лампу с зеленым абажуром. Положила рядом со столом сумку, которую до сих пор держала в руке.

— Говорят, что первая ночь самая трудная.

Бледное лицо на картине отчетливее выступило в тусклом свете, глаза потемнели.

— Это не ответ на мой вопрос. К тому же, он обнаруживает серьезные изъяны в ваших познаниях в математике. Это не первая ночь, а вторая.

— Но ведь ваш портрет появился здесь только сегодня ранним утром, хоть и еще затемно.

Она сразу заметила его, когда они с Гарри и Роном ворвались в кабинет. От портрета предыдущего директора его отделял портрет Финеаса Блэка. И только тогда, ощутив, что на ее глаза наворачиваются неуместные слезы, она полностью осознала, что это правда. Абсолютная и неотвратимая. Гарри его не заметил. Только не Гарри. Он смотрел лишь на Дамблдора.

— Мне совершенно безразлично, на каких сомнительных фактах вы основываете свои выводы. В любом случае, вам здесь не рады.

Вместо ответа она оттащила кресло от стола и села так, чтоб хорошо его видеть.

— Что вам нужно, мисс Грейнджер? — это был уже не шепот, а яростное шипение.

— Я подумала, что вы не откажетесь от общества. Хотя бы этой ночью.

— Вы явно ошиблись. Сегодня я буду счастлив обойтись без общества, тем более без вашего. Я прекрасно себя чувствую в одиночестве.

— А почему не спите?

Он прикрыл глаза:

— Кажется, я не буду избавлен от вашего любопытства и назойливости даже после смерти. Почему вы не спите?

— В замке сегодня никто не спит.

— Почему?

— Завтра состоится общая похоронная церемония, и большинство семей павших решили устроить вигилии, ночное бдение, прямо в замке. Здесь достаточно места, родным легко сюда добраться, тела не надо никуда перемещать… — ее голос затих. Было трудно говорить о друзьях, бок о бок с которыми она воевала всего несколько часов назад, как о «телах».

— И почему же вы здесь? Почему вы не выбрали кого-то из тех покойников, чтоб донимать всех у его гроба и воспевать его деяния? Вы никогда не страдали отсутствием красноречия.

Этот холодный тон глубоко ее ранил. Но чего еще было ожидать от идеальной копии Северуса Снейпа? Тем не менее, она ответила ему. Честно, будто не могла иначе.

— Мне там не место. — Она без всякой надобности поправила зеленый абажур. — Никто из них мне не родной. Не то чтобы меня кто-то гнал, но мне не место там, где матери оплакивают сыновей, братья сестер, а бабушки и дедушки рыдают над внуками, которых они пережили. Вся эта скорбь и слезы слишком… слишком личные для того, чтоб я могла на них хотя бы смотреть, — она с трудом сглотнула. — Я пыталась найти тело убитого, у которого я бы не была лишней. Кого-то, у кого нет семьи. Ваше тело.

— Что было исключительно глупо.

— Откуда вы знаете? — выпалила она. — Откуда знаете, что случилось?

— Для этого не обязательно быть ясновидящим. Я, конечно, не ожидал, что телу двойного агента окажут посмертные почести, даже если окажется, что он сражался на правильной стороне. Это бы всех нервировало. Мешало бы. Если мне очень повезло, мое тело, вероятно, уже несколько часов покоится в морге святого Мунго.

— Но это неправильно! — воскликнула Гермиона. — Ведь вы заслуживаете…

Некоторые портреты зашевелились.

— Прекратите вопить! — прошипел он. — Мне совсем не интересны ваши истеричные излияния.

Она умолкла, потом снова начала, потише:

— Я хотела сказать, что после всего, что вы для нас сделали, думаю, вы заслуживаете достойного прощания.

— С жалкой кучкой смущенных лиц около гроба? Я не был самым симпатичным человеком, мисс Грейнджер. И мой труп тоже не вызовет симпатий. Лучше обойтись совсем без обряда, чем проводить его с вымученной скорбью.

— Не все пришли бы из чувства долга.

— В самом деле? — усмехнулся он. — Я прожил в этом мире достаточно долго, чтобы знать, что ненависть не превращается в приязнь за одну ночь. Разве что в чувство вины. Но добрые дела, продиктованные чувством вины, редко приводят к чему-то хорошему.

— А ваши привели, — выпалила она и тут же зажала рот рукой. Он резко отвернулся от нее, когда она задела его за живое.

— Простите, — шепнула Гермиона. Она ожидала, что он уйдет. Знала, что он может перейти в любую картину замка и спокойно там переждать, пока она покинет кабинет. Это бы ее не удивило.

И все же он остался. Его глаза были скрыты за завесой черных волос. Она не посмела заговорить. Наконец тишину нарушил он:

— Поттер рассказал вам, что увидел в моих воспоминаниях?

— Да.

— Тогда, может быть, вы в состоянии понять, что мои побуждения не касаются никого в этом замке.

Она пристально смотрела на него, но черные глаза были скрыты в тени. Она медленно покачала головой.

— Последствия вашего решения, вот что касается всех в этом замке. С того момента, как вы приняли это решение, вы могли тысячу раз от всего отказаться. Тысячу раз вы имели для этого более чем достаточно поводов. Но если бы вы это сделали, сегодняшняя ночь была бы гораздо безнадежнее. Чудовищно безнадежной, — она сглотнула и медленно встала. Поставила на стол сумку, до сих пор лежащую на полу, и открыла застежку.

— Я знаю, что этой ночью и, наверное, в течение следующих недель, вы не дождетесь оваций, — ее голос прерывался. — Но это не значит, что вы не заслуживаете признания за поступки, которые принесли нам победу в этой войне. Даже если о них больше никто не заговорит, о них буду говорить я, и я позабочусь о том, чтобы они не были забыты. И начну прямо сейчас. — Она вытащила из сумки бутылку огневиски и стакан. Налила огневиски и слегка дрожащей рукой подняла стакан в направлении его портрета.

— За Северуса Снейпа, — громко сказала она. — За человека, чья храбрость спасла волшебный мир.

Черные глаза блеснули. Лицо, резко вынырнувшее из тени, скривилось в гримасе безграничного отвращения. Последовали секунд десять тишины, самых долгих и неловких в её жизни. Тем не менее, она держала стакан и не сводила глаз с его лица.

— За Северуса Снейпа, — раздалось вдруг слева от нее. В раме портрета затеплился свет и появился высокий силуэт предыдущего директора с поднятым стаканом. — За человека, любовь которого не угасла до конца.

— За Северуса Снейпа, — отозвался скрипучий голос Финеаса Блэка. — За гордость факультета Слизерин.

Во всех портретах разлился свет, и в каждом стоял директор или директриса Хогвартса, все со стаканами в руках и с сияющими лицами.

— За Северуса Снейпа! За Северуса Снейпа! — восклицали они наперебой.

Гермиона увидела, как гримаса отвращения на лице Снейпа на мгновение превратилась в выражение несказанного изумления. Потом его лицо снова перекосила желчная улыбка. «Клоуны», — пробормотал он. Слабый румянец, которым залилось его лицо, кажется, заметила только она. В следующую секунду кто-то всунул ему в руку стакан с янтарной жидкостью. Он с недоверием смотрел на него некоторое время, потом перевел взгляд на Гермиону.

— Слушайте, вы умеете испортить человеку вечер. Это был прямо идеальный образчик манипуляции. Если вы собираетесь использовать такие методы, чтобы очистить мою память, легко может случиться, что…

— Что люди начнут называть детей в вашу честь, — дерзко перебила его Гермиона.

— Ну конечно, — ухмыльнулся он. — Поттер будет первым. Ради бога, выпейте уже виски, пусть ваш рот хоть ненадолго будет занят чем-то, кроме нелепой болтовни.

Она послушно опрокинула стакан и сразу налила еще. Из всех способов провести ночь скорби этот был далеко не худшим. И кто знает, мысленно усмехнулась она, в то время как в горле и желудке растекалось приятное тепло. Если она очень постарается...