Томикус (джен)

— Слышь, Нинка, а что Иваныч какой странный? — крикнула Валентина своей соседке через забор.

— Проклятое это место! — ответила Нинка. — Нечистая сила тут завелась, людям мстит. — Иваныч вон, погляди, опять в запое, вот бес его и путает.

— Да что ты несешь! — отмахнулась Валентина. — Меньше телек свой смотри, наслушается ереси всякой и давай людей стращать!

— Ну-ну, не верь, не верь! — огрызнулась Нинка. — Чай не первый раз алкаша вижу, чтоб пьяного от бесноватого не отличить!

Томикус помнит своих обидчиков… Вообще-то Томка он, Томикусом его дед прозвал, Степан Иваныч, ученый человек, фельдшером на селе был. Ну как был… до того момента, как хозяйку свою схоронил. Любила старая Томку, всегда привечала, то сметанки, то яичко свежее прибережет. Вот Томка и прибился, стал мышей ловить да лаской бабулю утешать. Хорошо жилось им, старуха хозяйство умелою рукой вела, несмотря на преклонные года. Корову, кур да кроликов держали, огород небольшой. Да вот беда — как-то раз пошла за огурцами, наклонилась над грядкой да и упала замертво. Старик Иваныч тогда в первый раз напился. Да так с тех пор и не переставал почти. Хозяйство в упадок быстро пришло — корову продал за долги, кур соседи разобрали, кроликов еще на поминки закололи. Испортился характер у старика, стал он злобен и раздражителен, Томку как видел, так и пинал ногой, мол, из-за тебя, черная ты нечисть, беда в дом пришла. Однажды и вовсе на мороз вышвырнул, да еще и дверь перед носом захлопнул.

Томикус помнит всё: человека с горящими злобой глазами; холод, ледяными шипами вонзающийся под шкуру; голод, от которого подкашиваются лапы; пинки и тычки прохожих… Помнит он и свой последний вздох, белым облачком вырвавшийся наружу… Он никогда этого не забудет. Был домашним котом — теперь воплощение мести. Люди — злодеи, должны поплатиться за совершённые поступки.

Сумерки окутали деревню. Селяне торопливо закрывали на замок бани и сараи. Звуки дневной суеты стихли, оставив лишь отдалённый собачий лай. Призрачный кот был нигде и повсюду, крался тенью в траве, шуршал легким ветерком, невидимый для человека. Глаза кота сверкали ненавистью. Впереди показалась жертва: запоздалый пьяница плелся по дороге, спотыкаясь. Пришло время действовать! Томикус бросился алкашу в ноги, встал в стойку, протяжно взвыл и исчез во мраке.

— Чёрт подери! — опешивший алкаш нервно икнул и сел прямиком в дорожную грязь. — Это че щас было-то?

Хах, сегодня Томикус только напугал его, а завтра заберёт душу! Настала полночь. Призрачная луна бледно освещала деревню неземным светом. Бродя по улицам, Томикус учуял запах: неспокойное дитя! Кот мощным прыжком оказался у двери одного из домов, закрытой на все засовы. Но что такое дверь для призрака? Что ветер для птицы. Прыгнув внутрь дома, Томикус прокрался по коридору. Он был лишь скрипом половых досок. Свернув в комнату, кот увидел колыбель со спавшим ребенком. Прыгнув в неё, он оскалил зубы и зашипел. Дитя проснулось, напугалось и начало реветь. Раздались всполошенные возгласы родителей. Довольный своей местью, кот выскочил сквозь стену дома.

Снова настал день — время бесцельных блужданий для Томикуса. Он гулял по лесу, что рядом с деревней, дожидаясь ночи.

Вновь очертания домов слились в вечерних сумерках. Внимание кота привлекла баня, из которой раздавался звук льющейся воды. Томикус больше воды не боялся, поэтому, запрыгнув по старой привычке в окно, спрятался под лавку и протяжно мяукнул. Мывшаяся в бане баба на миг обомлела, но, вероятно решив, что это кошка забралась под полок рожать, начала по очереди поднимать тазы. Томикус заорал так, что его голос стал похож на загробный вой банши. Баба всполошилась, уронила пустое ведро и выскочила из бани в чем мать родила с визгом:

— Чур меня! Чур меня! Сила нечистая!

— Э-э-э, перепила походу Людка-то, — долго потом судачили соседи на улице.

В будке мирно спала собака, в доме дремали хозяева. Кот подкрался и начал скребстись в будку. Пёс бросился наружу и залаял в пустоту. Сонные хозяева выскочили на улицу с фонариком.

— Ты ему колбасу-то больше не давай, пошто зря перебудил всю деревню, — проворчал мужик. — Живот небось скрутило, вот он и мается, сердешный. — А ну! Тихо! — рявкнул он на пса.

Призрачный кот крался по деревне и искал новую жертву. Вскочив в один из домов, он оказался на кухне. Томикус своротил ящик продуктов, который с грохотом упал на пол. Послышались крики, но хозяева увидели лишь следы кота на рассыпавшейся муке.

На третью ночь Томикус пробрался в дом, откуда веяло холодом и тьмой. Там кто-то болел. Кот зашёл в комнату — в постели лежал старик. Пришло время расплаты за грехи! Кот вскочил на кровать и ухватил клыками самую человеческую душу. Больной сильно закашлялся и издал свой последний вздох. Довольный кот бежал прочь от деревни с душой в зубах.

Сколько ещё таких домашних котов как он выгонят на улицу, на верную смерть? Сколько ещё таких сгниют в кустах и на обочинах?

Томикус должен был, как ему казалось, отомстить за всех. Он не чувствовал земли, он нёсся ветром, тенью по полям. Эта душа не попадёт в рай, её ждут вечные страдания в аду. Он сама месть, само порождение ненависти!

Но однажды, шатаясь беспризорным духом по селу, Томикус увидел маленькую девочку, сидевшую на корточках возле грязного полуживого котенка. Девочка горько плакала и тянула мать за подол платья, прося забрать беднягу домой.

— Мы тебя вылечим, малыш! Потерпи, бедненький… Тебе очень больно? — приговаривала девчушка, теребя серые мохнатые ушки.

Сердце призрака дрогнуло. Мать согласилась. Впервые за долгие годы посмертной мести призрачный кот почувствовал теплоту. Кажется, он обретает покой.

Мне пора рассеяться. Жизнь спасенная искупает жизнь отнятую. Я ошибался, думая, что все люди злые и жестокие. Есть и те, что не бросят в беде даже уличного котёнка. В следующей жизни я буду ветром… или облаком, что плывёт по небу... а, может, таким же крохотным котёнком. Прощайте.