Это принадлежало моей дочери (джен)

Начало: Объятия Великой Матери

Он уже и не надеялся побывать в Дозоре Матери после возвращения, когда вдруг высшие матриархи отправили посланника к его одинокой хижине. Сообщение было коротким и загадочным, исходило оно от Высшего матриарха Тирсы.

Верный традициям племени, он последовал за посланником, на секунду остановившись возле алтаря Великой Матери у дороги, ведущей к деревне, чтобы испросить благословения и прощения. Он оставил подношение, прежде чем войти во врата Дозора Матери. От них веяло дурным предзнаменованием.

Посланник старался не разговаривать с Растом, ведя изгоя к Священной Горе. Поднимаясь по исхоженной тропе, Раст наблюдал за своим молодым спутником. Тот был высок и худощав, плечи его укрывал плащ из кабаньей шкуры. Волосы связаны в хвост, светлые дредлоки ⁽¹⁾ убраны синим шнурком. По твёрдой поступи и густой бороде Раст предположил, что молодому человеку шёл двадцать восьмой год.

Холодные ветры зимы наконец утихли, весна пришла в Священные Земли. Холодом зато веяло от ледяных взглядов жителей деревни, стоявших на обочине дороги. Изгой, глумились они, кое-кто плевал ему под ноги. Он не обращал на них внимания, зная, что вторжение на их территорию будет кратким, после чего ему разрешат вернуться к изоляции.

Один из воинов, мимо которых они проходили, узнал Раста и прижал руку к сердцу, молча склонив голову. Он встретился взглядом с изгоем, прежде чем быстро двинуться к воротам. Раст тяжело сглотнул. Изгнание всё ещё не изгладилось из памяти, и кое-кто из племени был не согласен с результатом суда. Многие не знали точных обстоятельств его "изгнания" и последующего возвращения в Объятия Великой Матери. И он поклялся никогда не говорить об этом после того, как Матриархи разрешили ему остаться в Священных Землях влачить жизнь изгоя.

Кровь.

Утоптанный снег окрасился красным, морозный воздух наполнился чёрным дымом.

Крики и звуки битвы одолевают разум.

Потом он видит в снегу... свою супругу... её волосы разметались по лицу, тёмно-багровая кровь сочится из раны в груди...

Мягкое прикосновение к плечу вернуло его в настоящее.

Посланник остановился, перестав слышать за спиной шаги. Молодой человек нарушил традицию, коснувшись изгоя, но в его глазах Раст видел жалость. Некоторые всё ещё помнили набег на Молитву Матери, он произошёл всего несколько лет назад. Но ещё меньше людей знало о путешествии Раста из Священных Земель во внешний мир.

Он благодарно кивнул посланнику, и мужчины продолжили восхождение по тропе к Священной Горе. Путь был свободным — жители деревни сторонились их.

Знакомая металлическая треугольная дверь с навесом, изготовленным Нора, встретила их в конце дороги. Там уже собралась небольшая толпа, и сердце Раста забилось чаще при мысли о том, зачем за ним послали Высшие Матриархи.

Три старейших женщины племени ожидали его прибытия у прохода. Высший матриарх Тирса в коричнево-синем одеянии и с длинными заплетёнными седеющими волосами стояла в центре, сложив руки перед собой.

Толпа разделилась и зашуршала приглушёнными шепотками при виде Раста. Посланник оставил его наедине с Матриархами, заняв место среди остальных. Воздух на поляне, казалось, переполнился резким шёпотом.

Что он здесь делает?

Изгой!

Чего от него хотят Матриархи?

Высший Матриарх Тирса подняла правую руку, заставляя собравшихся умолкнуть. Её взгляд обратился к Расту, шагнувшему вперёд и преклонившему колено перед тремя женщинами.

— Тебе разрешено говорить с нами, так как мы призвали тебя для дела величайшей важности, — она сказала это достаточно громко, чтобы её услышали все присутствующие.

Раст услышал фырканье Лэнзры.

Повинуясь жесту, он встал и последовал за Тирсой к проходу в Священную Гору. Джезза и Лэнзра остались снаружи, Тирса же прошла внутрь.

Люди зашевелились, ожидая возвращения Высшего Матриарха. Многие жители деревни перешёптывались. Раст неловко переступил с ноги на ногу, чувствуя множество взглядов на затылке.

Тирса появилась спустя несколько мгновений, держа в руках маленький свёрток мехов и шкурок. Раст нахмурился, на его лице проступило озадаченное выражение. Старая женщина шагнула к нему, дав рассмотреть ношу.

Новорождённое дитя.

— Мы обнаружили её внутри горы. Она лежала в одиночестве снаружи утробы Великой Матери, — заговорила наконец Джезза, обратившись к нему.

Тирса протянула младенца Расту. От удивления он сделал резкий вдох, принимая малыша.

Они отдавали её ему? Что он сделал, чтобы заслужить такую честь?

Он обнаружил, что может говорить, когда медленно просыпающийся младенец заморгал. Его голос был чуть громче шёпота, чтобы не напугать ребёнка.

— Кто мать?

— Её не существует! — внезапно зашипела Лэнзра. — Этот ребёнок — мерзость без матери, проклятие, посланное за грехи племени! Мы отошли от путей Великой Матери и навлекли на себя это!..

Джезза энергично покачала головой, быстро вмешиваясь.

— Это не нам решать, сестра...

Толпа подслушала разговор, и Нора разразились криками, выражающими осуждение, на которое они не имели никакого права.

Изгнать её!

Безродная!

Отошлите их прочь!

— Слушайте! — Тирса двинулась вперёд, поднимая руки, чтобы успокоить разбушевавшихся соплеменников. — Мы не знаем причину, по которой это дитя появилось на свет таким образом... Но Великая Мать принесла её нам, и мы должны решить её судьбу.

Изгой!

Раст нахмурился. Что могло совершить это дитя, чтобы заслужить такую ненависть от племени? Она же всего лишь младенец!

Лэнзра вторила разгневанной толпе.

Раст посмотрел на среднюю из Матриархов. Джезза отвела глаза, явно обеспокоенная тем, как это событие было расценено Нора. Три женщины посовещались, и, после жаркого спора, Тирса приблизилась к Расту, прижавшему к себе девочку. Он неосознанно пытался защитить её от яда, выплеснутого на неё племенем.

Линии на лице пожилой женщины обозначились ещё более резко в полуденном свете, когда она огласила решение.

— Прости нас, но мы вынуждены просить тебя позаботиться об этой девочке как о своей собственной, — тихо сказала она, прежде чем забрать чашу из протянутых рук Лэнзры. Раст бросил взгляд на остальных Матриархов, и ненависть, которую он увидел на лице Лэнзры, озадачила его. Как она вообще могла ненавидеть младенца? Девочку, которая ей ничего не сделала?

— Волей Великой Матери мы объявляем вас обоих изгоями и связываем тебя с этой девочкой. Воспитывай её в наших обычаях, но помни о законах. Она не может вернуться к нам, пока не повзрослеет.

Глаза Тирсы при этих словах увлажнились. Но Раст понимал закон и важность того, что должно быть сделано. Матриарх оставила отметину на его лбу, так же как когда-то уже отметила его изгоем. И осторожно сделала то же самое для девочки, лежавшей у него на руках. Дитя дёрнулось от чужого прикосновения, сдвинув брови и издав тонкий недовольный звук.

Раст почувствовал себя так, будто ему в грудь ворвалась рука и схватила его сердце. Ему был дарован ещё один шанс в том, в чём ему так жестоко было отказано, когда он потерял семью. Он взглянул на ребёнка в своих руках, и его челюсть отвердела. Так или иначе, но они это переживут.

Теперь они вместе.

Толпа расступилась, и Раст вышел вперёд, прижимая к груди свою новую "дочь", защищая от племени, которое её гнушалось.

Одни плевались в его сторону, другие лишь бросали яростные взгляды.

Раст рискнул осмотреться и узнал в лицо одну из тех, кто нарушил табу и вернул его в Священные Земли. Сама будучи матерью, она смотрела на младенца в руках Раста бесстрастно, проявляя меньше участия, чем скальный выступ.

Раст продолжил свой долгий путь обратно к воротам. Никто не осмелился к ним прикоснуться. Два воина следовали позади, чтобы удостовериться, что изгои невредимыми покинут Дозор Матери.

Когда огромные деревянные ворота медленно закрылись за ними, Раст обернулся в сторону деревни, которую он больше не увидит. Перед глазами промелькнули многие знакомые лица, которые теперь с тем же успехом могли бы оказаться чужими. Он тряхнул головой, прогнав их. Не было пользы в том, чтобы погружаться в прошлое.

Дорога назад в хижину заняла больше времени из-за ценной ноши. Младенец пытался прорваться сквозь свёрток мехов, в которые был укутан. Раст остановился перехватить её поудобнее и приблизил лицо к её крохотному личику. Зелёные глаза уставились на него, брови нахмурились, а уголки маленького рта опустились. Раст хмыкнул себе под нос, убирая обмотки с её головы, позволив весеннему ветру растрепать рыжие волосы. Он нежно пригладил их большим пальцем. ⁽²⁾

Он никогда не видел такого цвета ни у кого в Священных Землях. Лишь однажды повстречал около зарубки Озерам с красновато-коричневыми волосами.

Он прижал ребёнка покрепче и двинулся вперёд. Хижина уже виднелась в створе недавно построенных ворот. Солнце только-только начало садиться, когда он ступил на порог своего уединённого дома.

— Теперь это твой дом, малышка, — сказал он тихо, повернув младенца в руках так, чтобы она смогла увидеть обстановку. Девочка тихо залепетала, и Раст принял это как знак подтверждения.

Огонь в очаге всё ещё горел с тех пор, как он разжёг его несколькими часами ранее. Над ним медленно тушилось кабанье мясо. Запах трав и мяса наполнил большую комнату, когда он закрыл дверь.

Свободной рукой мужчина собрал несколько одеял и шкур, создавая некое подобие "гнезда", куда можно было бы положить ребёнка. Когда он убрал меха, в которые её запеленали, девочка засучила руками и ногами, проверяя новоприобретённую свободу.

Раст улыбнулся, положив её в углубление в одеялах. Ему нужно было соорудить место для сна, прежде чем она из него вырастет. Разум его обратился к воспоминаниям прошлого...

Детский плач нарушил тишину ночи. Огонь в центре хижины издавал тихие потрескивания и хлопки. Раст почувствовал движение в кровати рядом с собой — его супруга встала проверить дочь. В тусклом свете тлеющих углей Раст наблюдал, как она склонилась, поднимая ребёнка, и вернулась, сев на кровать. Колыбель, сделанная ещё до рождения дочери, берегла ребёнка по ночам.

В реальность его вернули тихие причитания с того места, куда он поместил подопечную. Раст быстро приблизился к постели и поднял её, проверяя пелёнки. Поняв, что физически с ней всё хорошо, но успокоить её не получается, он решил, что она всего лишь проголодалась.

Но чем же ему её кормить? Не то, чтобы у него было всё необходимое. И похоже, что Высшие Матриархи и сами об этом ранее не подумали. У него было припасено козье молоко, но он не был уверен, что оно окажется достаточной заменой для такого маленького ребёнка. Раст лихорадочно обыскивал дом, отчаянно пытаясь вспомнить что-нибудь... что угодно.

От двери послышался тихий стук, практически неразличимый на фоне плача малыша. Он поднял приёмную дочь и открыл входную дверь. Глаза не сразу приспособились к сумеркам раннего вечера.

Давешний посланник стоял на пороге с незнакомой Расту молодой женщиной из племени. Та отвела глаза в сторону при его взгляде, и он быстро понял, для чего её прислали.

— Высший Матриарх Тирса приветствует и повелевает Теларе, стоящей здесь, быть кормилицей, пока младенец не будет отлучён от груди, — посланник неловко прочистил горло, и Телара кивнула, всё так же глядя в сторону. Раст удивлённо приподнял брови, и младенец у него на руках завопил громче.

Конечно же, Тирса решила без ведома других Матриархов обеспечить успех этой затеи. Он втайне был благодарен за доброту.

Раст кивнул в знак подтверждения, и женщина, на секунду заколебавшись, зашла внутрь и протянула руки к пронзительно кричащему ребёнку. Он протянул ей суетливого младенца, в то время как посланник отступил с порога наружу, давая им время и пространство, чтобы завершить задачу.

Раст последовал за молодым человеком, давая женщине возможность уединиться. Это позволило ему собрать необходимое, прежде чем солнце окончательно село. На заднем крыльце хижины уже сохли недавно срубленные деревья, и там же лежали инструменты. Металлические осколки, которые он использовал в качестве гвоздей, находились в кожаной сумке неподалёку. Он собрал необходимое и поспешно соорудил импровизированную колыбель. Сойдёт, пока он не сможет найти материал получше.

Пока он работал, посланник собирал для него травы за воротами, оставляя их в корзинке на пороге. Он благодарно кивнул, на короткое мгновение встречаясь взглядом с молодым человеком.

Женщина, которую послала Тирса, тихо вышла за порог. В руке у неё был бурдюк, который она протягивала Расту. Он осторожно принял ношу. По-прежнему избегая его взгляда, она тихо объяснила:

— Это для ребёнка, пока я снова не приду.

Раст слегка поклонился в знак благодарности, понимая, что девушка нарушила табу только ради блага ребёнка и по велению Тирсы.

Они оба покинули Раста так же тихо, как и пришли, оставив его в вынужденной изоляции. Мужчина внёс колыбель в хижину и поставил около кровати. Ребёнок мирно спал в "гнезде", сделанном ранее, и он чувствовал лёгкую вину за то, что приходится перекладывать её в колыбель. Она заворчала, но, к счастью, не проснулась.

После этого он поел сам и надежно закрепил бурдюк в наполненном песком охладителе, который смастерил для хранения пищи. Раст уселся у очага с ножом в руке, обстругивая кусок древесины. Может, это и не будет так плохо, как он опасался. Видения прошлого не преследовали его так часто, как во время бытности Искателем Смерти.

Пришлось признать, что сердце его сжалось при виде маленькой девочки... Но это была не его дочь... этот ребёнок не мог быть его Аланой.

Ничто не могло заменить семью, которую он потерял. Даже утолив месть, он не заполнил пустоту внутри себя, оставшуюся после этой трагедии.

Он сунул руку в мешочек на поясе, нащупав костяной талисман на кожаном шнурке, который он подарил Алане на церемонию имянаречения. Уже вошло в привычку во время приступов ностальгии нащупывать знакомую поношенную кожаную нить. Это придавало ему сил, когда одиночество было особенно невыносимым.

Тихий стон послышался от колыбели у кровати, и он вернул ожерелье в мешочек, поднявшись проверить ребёнка. Девочка ворочалась в свёртке одеял, и он наклонился, чтобы достать её из постели. Поднял на плечо и похлопал по попе, проверив пелёнки. Казалось, ничто не могло её успокоить. Расстроенный плач становился всё громче. Он безрезультатно пытался её утихомирить, расхаживая по хижине.

— Что такое? — спросил он, и глубокий звук его голоса завибрировал в груди. Крики ребёнка, казалось, ненадолго утихли, когда он заговорил.

— Ну тихо, тихо, я тебя держу... — его тихий баритон, похоже, успокаивал младенца. — Никто тебя здесь не тронет. Ты в безопасности.

Вопли малышки постепенно превратились в икоту. Похоже, единственное, чего она желала, — чтобы её подержали на руках.

Сердце Раста сжалось при мысли о несправедливости. Она была всего лишь новорождённой, она не заслужила всего этого.

Учение племени всплыло в его мыслях, и он на секунду задумался о том, что могло произойти с её матерью. Мертва ли она? Только Матриархи могли войти в священную гору. Но мог ли кто-нибудь войти без их позволения, оставить там младенца и уйти незамеченным?

Кто вообще оставил бы новорождённого ребёнка одного внутри священной горы? Великая Мать учила, что каждая новая жизнь имеет ценность, в особенности та, что сотворена по её подобию.

Конечно, у Нора бывало и так, что больных или уродливых младенцев оставляли высоко в горах, окружающих Священные Земли, чтобы их духи могли вернуться в её Объятия.

Но оставить абсолютно здорового ребёнка, да ещё и в священном месте? Бессмыслица какая-то.

Раст взглянул на девочку, лежавшую в его руках, и почувствовал жалость. Даже если она и не была от его плоти и крови, всё равно его призвали растить еë как свою собственную. Ей не придётся чувствовать себя нежеланной, пока он за неё в ответе.

Ему нужно было придумать ей имя. Традицией племени было называть новых членов племени в возрасте шести месяцев. По крайней мере, у него есть время подумать, прежде чем отправиться с ней в дорогу. Её крохотные веки трепетали во сне. Он уложил её в колыбель, прежде чем самому отправиться спать. До мирной хижины доносились звуки, издаваемые ночными животными.

Так и проходили дни двух изгоев. По мере приближения церемонии имянаречения сон Раста начали отравлять кошмары.

Однажды ночью после одного из них он сидел на крыльце, глядя в темноту.

Сны всегда окрашивались красными потоками, звуки нападавших машин и металлическое лязганье погружали мир в хаос. Врата, ведущие в священную землю, раскололись. Обломки лежали у его ног. Вода в озере у врат обрела цвет крови.

Всякий раз, как кошмар повторялся, земля под его ногами ходила ходуном. Мрачная тень нависала над священной горой, где тихо ржавело тело железного беса. Он вновь зашевелился и принялся дробить гору длинными отростками.

Рядом всегда была воин из Нора, всякий раз как этот кошмар отравлял его сон. Лица он не видел, но длинные рыжие волосы выдавали её. Ни у кого другого не было волос такого цвета.

Во сне он звал её — младенца, которому ещё не дал имени.

— Элой!

Всякий раз, когда она поворачивалась в его сторону, он внезапно просыпался, и пот градом струился по его лицу. Иногда по ночам он резко просыпался от плача младенца, в другие же ночи хижина была абсолютно безмолвна. Этот покой нарушался только его тяжёлым дыханием и потрескиванием очага.

Имя, которым он назвал её, и природа его снов явно имели божественное происхождение. Не было слов, которые могли бы описать это чувство. Он думал, что сама Великая мать взывала к нему через эти сны. До путешествия в рощу, где обычно проходила церемония имянаречения, оставалось два дня. Последние несколько ночей он бодрствовал, так как кошмары подбирались всё ближе. Его копьё никогда не было столь острым, и всё же он сидел на крыльце и водил точильным камнем по лезвию.

Однако сегодня уже привычная возня подопечной нарушила спокойствие ночного воздуха. Он поставил копьё у стены и пошёл проверять, что с ней.

Она уже очнулась в темноте, размахивая крошечными ручками и пытаясь выбраться из своего кокона. Он снял с неё лисью шкуру и наклонился, чтобы поднять девочку на руки. Малышка поморщилась, когда он прижал её к себе, поглаживая по спине и успокаивая.

Он расхаживал по большой комнате, утихомиривая проснувшегося ребёнка. Она срыгнула ему на тунику, когда он нежно погладил её по шее.

— Всё хорошо, я здесь. Я с тобой.

Внезапно у него перехватило дыхание. Потребность назвать имя, услышанное во снах, было настолько сильным, что ему пришлось взять себя в руки. Нора верили, что человека нельзя выделять, пока он не получит имя. Суровое окружение и недостаток значительных знаний о целительстве привели к отстранённому отношению к младенцам.

Когда икота ребёнка утихла, он поудобнее перехватил дитя. Её оливковые глаза уставились на него в свете огня.

— Что не так, Элой? — нежно проговорил он, пробежавшись пальцами по её волосам, убирая их со лба. Девочка вновь икнула и поморщилась. — Не то, чего бы ты хотела, да? — пошутил он, легонько ткнув в живот, пока она извивалась, пытаясь избежать его заботы.

Её крошечные брови расслабились, она вновь погружалась в сон. Он смотрел на неё дольше обычного, позволив себе удовольствие смотреть на то, как дрожат её веки. Когда она наконец крепко уснула, он осторожно уложил её в колыбель и накрыл её лисьим мехом, служившим одеялом. Его охватил порыв поцеловать крохотный лоб, как он всегда делал с Аланой, укладывая ту спать. В уголках глаз выступили слёзы. Он тихо прочистил горло и вместо этого лишь погладил пальцем щёку младенца.

— Спокойной ночи, Элой.

1) Прим. перев.: да, так дреды тоже называются, мне показалось это более уместным в контексте мира.

Вернуться к тексту

2) Прим. перев.: вообще без понятия, бывают ли у младенцев такие волосы, это на совести автора.

Вернуться к тексту