Без права на объяснения (джен)

Стажировка в ФБР — это именно то, о чём мечтает каждый выпускник факультета криминалистики. И не удивительно, что число мест ограничено, а конкурс огромный, ведь перспективы заманчивые, да и престиж правительственной структуры ни для кого не секрет. Признаться честно, я не рассчитывала попасть в список счастливчиков, ведь помимо отличных оценок по всем изучаемым дисциплинам было неписанное требование предоставлять рекомендации, и это было даже важнее, а связями с полезными людьми я похвастаться не могла. И всё же моё заявление не выбросили, меня выбрали, приняли в команду и даже не усадили за бумажки, а позволили принимать участие в реальных операциях! Это было отдельным поводом для гордости. Конечно, совмещать подготовку к экзаменам с работой в Бюро было сложно, но оно стоило того однозначно. И никакой недосып не способен был испортить мне настроение, тем более что я несколько минут назад произвела свой первый в жизни арест!

Единственным, что немного омрачало эйфорию, была необходимость писать горы отчётов, но поскольку я была всего лишь стажёром, мой куратор благородно взял повинность на себя, а меня отпустил отсыпаться и готовиться к выпускным экзаменам, чтобы уже через месяц я вернулась в офис полноправным агентом со значком и он с законным основанием свалил всю бумажную работу на меня.

Гордо улыбаясь и зевая, я вернулась домой с первыми лучами неторопливого зимнего солнца. Однако, не взирая на неприлично раннее время, Логан уже проснулся и завтракал под бубнёж телевизора.

— Ты рано, — констатировал он.

— Сэм остался писать отчёт об операции, — с улыбкой сообщила я, мимоходом чмокнула Логана в щёку и стащила с его тарелки тост, — а мне приказано выспаться.

— Какой удобный приказ, — оценил Логан и, зная, что ночью я была на операции, с лёгким беспокойством посмотрел на меня. — Как всё прошло?

— Отлично! Я лично надела наручники на преступника!

— Поздравляю, — хмыкнул Логан с тёплой улыбкой. — Ну рассказывай, как впечатления от первого ареста?

Несмотря на бессонную ночь, спать не хотелось, в крови бурлил адреналин, так что я налила себе кофе, устроилась напротив Логана за столом и приступила к обстоятельному рассказу.

Переезд из Нептуна для меня был решённым вопросом ещё во времена учёбы в средней школе, однако до окончания колледжа уехать мне не удалось: остро стоял вопрос денег, приходилось соизмерять желания и возможности и наступать мечтам на горло. Но после Хёрста ничто не могло меня удержать, я готова была жить хоть в картонной коробке, лишь бы подальше от прошлого и знакомых людей, в идеале — в тысячах километров от Калифорнии. К тому моменту наши с Логаном отношения по запутанности превзошли любую мыльную оперу, что тоже повлияло на моё стремление исчезнуть, — однако просто расстаться и жить как ни в чём не бывало, регулярно сталкиваясь в небольшом городе, — мы оба так не смогли бы. Я любила Логана, он любил меня, но быть вместе у нас не получалось. Вот только сам Логан и слышать не хотел о том, чтобы отпустить меня. Особенно с учётом того, что его в Нептуне ничто не держало. Тот разговор должен был поставить точку в нашей любви, но вместо этого стал новым началом — каким-то неведомым образом Логан уговорил меня уехать вместе. Неожиданно это оказалось отличной идеей. Вдвоём нам всегда было хорошо, а начав новую жизнь в Нью-Йорке, где никто не знал нас и наше прошлое, мы вытянули выигрышный билет. За прошедшие с отъезда годы мы ни разу не пожалели о своём решении и не испытали желания вернуться. Посещали родной город пару раз в год, приезжая ненадолго, чтобы поздравить с днём рождения моего отца, Мак или Дика, да иногда летом выбирались на недельку ради сёрфинга, который Логан так и не разлюбил, — но наша настоящая жизнь была в Нью-Йорке.

Рассказав во всех подробностях о том, как прошла моя ночь, я проводила Логана на работу и, всё ещё не чувствуя желания поспать, засела за учебники.

Зимнее солнце играло бликами на окнах, учебник по психологии становился всё тяжелее, и в какой-то момент я незаметно для себя задремала. Телефон разразился визгливой трелью, когда мне снилось что-то мирное и невинное; я вздрогнула, учебник с глухим стуком упал на пол, а сердце неожиданно сжалось в дурном предчувствии.

Я потрясла головой и наконец взяла телефон.

— Привет, Уоллес, — нарочито весело приветствовала я лучшего друга, гоня прочь непонятную тревогу.

— Вероника…

Даже тона его голоса хватило, чтобы интуиция взвыла дурным голосом.

После моего переезда мы общались гораздо реже, чем когда жили рядом и учились вместе, но всё же не теряли друг друга из виду, и ничто не мешало Уоллесу просто так позвонить мне. Вот только не в два часа дня в пятницу — в рабочее время в будний день, когда мы оба должны быть на работе.

— Что случилось? — поторопила я, когда Уоллес замялся. — Да не молчи же ты!

— Вероника… Мак… Она покончила с собой.

В глазах потемнело, горло перехватило спазмом, стало трудно дышать.

Мне было пятнадцать, когда убили мою лучшую подругу. В шестнадцать пытались убить меня. В семнадцать мой парень совершил убийство. В восемнадцать мои действия привели к смерти человека. В девятнадцать убила я сама. И это уже не говоря о многочисленных смертях, с которыми я сталкивалась по работе. К двадцати пяти годам насильственные смерти для меня стали чем-то совершенно естественным, я видела больше убитых, чем многие солдаты, служащие в горячих точках. В людей стреляли, их травили, забивали до смерти, топили, сбивали машинами, душили… Но это всегда был чей-то злой умысел. И именно потому самоубийство Мак меня по-настоящему шокировало.

— Как?! — только и сумела прохрипеть я, до боли в пальцах сжимая телефон и не замечая, что по щекам текут слёзы. — Как это произошло?! Что случилось?!

— Приезжай, Вероника, — тяжко вздохнул Уоллес. — Это не телефонный разговор.

Мак никто бы не назвал жизнерадостной девушкой — как и почти любой компьютерщик, она была на «другой волне», сосредоточена на себе и малопонятных окружающим вещах. Однако она была милой и доброй, спокойно смирялась с неудачами и смело смотрела в будущее…

Слова Уоллеса не укладывались в голове.

Мы разговаривали буквально несколько дней назад, в воскресенье, и Мак вела себя, как обычно. Не лучилась весельем, конечно, это вообще было не в её характере, но у неё было вполне нормальное настроение. Она рассказывала про нового самодура шефа, присланного на замену ушедшей в декрет начальнице, про милого парня-стажёра и его приглашение на кофе, спрашивала совета насчёт подарка на день рождения брата, строила планы… Было ли её решение спонтанным, или же это я настолько плохая подруга, что не заметила тень надвигающейся беды? Что заставило её…

Погружённая в размышления о трагедии, я не следила за временем и даже не услышала прихода Логана, и потому его голос заставил меня вздрогнуть.

— Вероника, ты плачешь? Что случилось?

— Мак… — я подняла на него взгляд — силуэт расплылся — и едва нашла в себе силы, чтобы произнести: — Её больше нет.

Логан охнул и крепко меня обнял, а я наконец разрыдалась. Произнесённые вслух, слова стали реальными. Моя лучшая подруга мертва. И я уже ничего не могу поделать.

* * *

Ужасные новости настолько выбили меня из колеи, что ясно мыслить я начала лишь на следующий день по дороге в аэропорт. В голову лезли воспоминания и вопросы, остановить слёзы удавалось лишь на краткий миг, а затем я снова начинала плакать. Я не могла поверить в такую реальность, где нет Мак. Знаю, отношения на расстоянии редко сохраняются, но мы по-прежнему были лучшими подругами, несмотря на четыре тысячи километром между нами. Да, встречались мы теперь редко, но переписывались даже активнее, чем во времена совместной учёбы, да и созванивались часто… Я не могла поверить, что телефон больше никогда не запоёт песню Адель «Rolling in the Deep», что стояла на звонке Мак, и я не услышу сказанное весёлым тоном «привет, Вероника, есть часик на поболтать?»

Логан взял все заботы на себя, не только купив билеты на самолёт до Сан-Диего, собрав нужные для похорон вещи и арендовав автомобиль в аэропорту, но и связавшись с моим куратором, чтобы предупредить, что я буду отсутствовать по семейным обстоятельствам.

Перелёт прошёл практически мимо меня, а в Нептуне мы прямым ходом двинулись к дому Дика: папа по-прежнему был не в восторге от моих отношений с Логаном, да и в его скромной квартирке не была места для «парня единственной дочери», а Дик всегда был рад гостям — в его огромном доме можно было разместить бейсбольную команду, и всё равно никто никому не мешал бы, так что жить в отеле нам не имело смысла.

Во время полёта я смогла наконец взять себя в руки и на землю Калифорнии ступила не заплаканной. Мне было больно, сердце рвалось от скорби, а голова раскалывалась от многочисленных вопросов, на которые у меня пока не было ответа, и лишь незримая, но от того не менее надёжная поддержка Логана удерживала меня на краю, не позволяя отдаться истерике.

Дик встретил меня с положенным по ситуации хмурым видом, но усердствовать с выражением сочувствия не стал — они с Мак ещё со школы не слишком ладили, и его слова стали бы обычным притворством, которое не было нужно нам обоим, — и за это я была признательна. Он ограничился положенными словами соболезнований, я поблагодарила и, оставив их с Логаном общаться, поехала к Уоллесу, рассчитывая наконец узнать, что же произошло с моей лучшей подругой. К сожалению, тот почти ничего не знал и смог сообщить лишь официальную версию, а расспрашивать родителей Мак, единственных, кто знал больше, счёл ужасной идеей.

— Я должна понять, что заставило Мак это сделать, — не сумев сдержать слёзы, твёрдо сказала я, отметая все его возражения.

Уоллес вроде как был согласен, что это наш долг, как ближайших друзей Мак, но, конечно, не одобрял намерения устроить скорбящей семье допрос… Знаю, иногда я бываю бестактна и чересчур настойчива, но было обидно, что он думает обо мне так. Я действительно собиралась задать несколько вопросов семье Мак, но вовсе не в лоб. Впрочем, в первые же пару минут пребывания в погруженном в траур доме стало очевидно, что никаких ответов я не получу: миссис Маккензи безостановочно рыдала, мистера Маккензи вчера госпитализировали с подозрением на инфаркт, а Райан, младший брат Мак, растерянно топтался, не зная, что делать: то ли в сотый раз попытаться утешить мать, то ли ехать в больницу к отцу, то ли всё же заняться похоронами сестры…

— Езжай в больницу, — приняла я решение за него. — Мы побудем с миссис Маккензи, а потом займёмся похоронами.

— Спасибо! — с нескрываемым облегчением выдохнул Райан.

Ему было всего семнадцать, и он едва ли был морально готов к таким жизненным поворотам. И всё же не растерялся и не расклеился, сумел продержаться всё это время, заботясь о родителях… Конечно, он любил сестру, я в этом не сомневаюсь, но в отличие от мистера и миссис Маккензи не лишился здравого смысла от горя. И потому, когда перед уходом он заглянул в гостиную, чтобы убедиться, что мать в порядке, и попрощаться, я вышла из комнаты вместе с ним.

— Райан, прости за вопрос, но… ты не знаешь, что могло… — договорить я не смогла. Принять как реальность, что Мак больше нет, оказалось сложнее, чем мне казалось.

— Без понятия, — покачал он головой, верно поняв мои намерения. — Мы не были близки — сама понимаешь, разница в возрасте. Да и Синди вся была в компьютерах, а я увлекаюсь спортом, у нас и общего-то ничего не было. Мы ладили, но никогда не дружили. Прости, Вероника, мы все теряемся в догадках, что стало причиной.

Пока Уоллес утешал миссис Маккензи, я выскользнула из гостиной и поднялась на второй этаж. Улыбка сама собой растянула губы, стоило мне переступить порог «пещерки» Мак: комната выглядела так, будто хозяйка совсем не повзрослела, оставшись той же девушкой с синими прядями волос, не имеющей друзей и проводящей всё свободное время перед монитором. Плакаты, книги, односпальная кровать… Разве что на столе вместо учебников оказались рабочие бумаги да непонятные заметки. Мак прожила в этой комнате четверть века, но сказать о хозяйке было почти нечего: ни фотографий, ни памятных мелочей, отсутствие личных вещей даже слегка настораживало. В памяти всплыл самый первый визит в этот дом, и я горько вздохнула. Райан даже не догадывается, насколько прав, говоря, что у него не было ничего общего с Мак…

Быстрый осмотр ничего не дал, но я особо и не рассчитывала найти дневник или что-то наподобие: если у Мак и были тайны, бумаге она их однозначно не доверила бы, а без пароля можно было не надеяться заглянуть в её компьютер. Хотя «тайны» слишком громкое слово. Мак не была душой компании, но и замкнутым человеком её было бы неправильно называть. И всё же… Что я знала о девушке, которую звала лучшей подругой?

Сев на кровать, я тихо заплакала. Что я хотела найти? И зачем? Станет ли мне легче, если узнаю причину, толкнувшую Мак на самоубийство? Это уже ничего не исправит, не вернёт её… Максимум, погасит огонь вины, выжигающий сердце изнутри: как я могла не заметить, что моя подруга на грани?! Я не любила не понимать, а сейчас абсолютно не понимала, что же могло заставить Мак покончить с собой. Со стороны она была во всём благополучна, да и не только со стороны. У Мак была отличная работа, не только высокооплачиваемая и престижная, но и по-настоящему ей нравящаяся. У неё были хорошие отношения с семьёй и друзьями и совсем не было врагов. Может, она и не всем нравилась, но никто не стал бы сознательно доводить её… Правда, с личной жизнью у неё не всё было гладко, но… Не могло отсутствие парня привести к такому!..

* * *

Смерть и не должна портить настроение тем, кому было плевать на покойного, и всё же меня неприятно царапнул громкий смех в доме Дика. Тем более что я узнала голос. Встречаться с отдыхающими у бассейна людьми не хотелось, настроение не располагало не то что к веселью, но даже к притворству, и я незаметно проскользнула на второй этаж в выделенную для нас с Логаном комнату. Мрачные мысли одолевали, смотреть на чёрные вещи, заботливо уложенные Логаном в мой чемодан, было неприятно. Как бы часто ни приходилось бывать на похоронах, легче почему-то не становилось.

Приняв душ, я достаточно успокоилась, чтобы выйти из комнаты, — к счастью, веселье уже стихло, и я застала мирную картину тихой беседы.

— Всем привет.

Логан вопросительно поднял бровь, и я успокаивающе кивнула ему: мне было плохо, но я уже взяла себя в руки. Дик извинительно улыбнулся, а вот Мэддисон одарила злым взглядом.

Мы никогда не дружили, более того, я её терпеть не могла, однако причин для того, что встречать меня подобным образом, не было. Впрочем, мне было плевать на недовольство Мэддисон Синклер…

Осознание кипятком окатило меня с ног до головы, и я застыла, во все глаза смотря на неё. Красавица-блондинка, дочь богачей Синклеров, Мэддисон была той ещё стервой. Но дело было в другом. Мэддисон…

— Вероника, ты в порядке? — спросил Логан, перебив мои размышления.

Заторможенно кивнув, я заставила себя встряхнуться и спрятала взгляд в стакане с содовой, зная, что не смогу сейчас притвориться, будто всё в порядке. Пришедшая в голову мысль рвалась наружу, и скрывать это от знающих меня с самого детства людей было едва ли возможно.

Не высидев и пяти минут, я извинилась и сбежала в дом, но далеко не ушла. Стоя в тени дверного проёма, я смотрела на сидящих в свете фонарей людей и пыталась убедить себя, что брежу, потому что если дело не в нездоровой паранойе и школьной вражде, то получалось, что Мак не кончала с собой, никакого самоубийства не было, зато было самое что ни на есть банальное убийство… Которое я могу раскрыть.

Логану я ничего не стала говорить — боясь, что он сочтёт меня сумасшедшей. И нет, дело было точно не в том, что, в отличие от меня, они с Диком дружили с Мэддисон с детства, просто… правда была известна очень узкому кругу лиц, а без её выставления на всеобщее обозрение для остальных мои слова прозвучали бы, как полный бред.