Письмо королевы (джен)

Рекс от нечего делать наблюдал за вентилятором. Штокингер неделю назад ушел в отпуск, Петер отпросился к врачу — а значит, воровать булочки с колбасой было не у кого. Мозер не отрывался от отчета, по уши зарывшись в бумаги. Работы было так много, что часть ненавистных папок успела перекочевать домой. Рекс пару раз выкидывал их в мусорную корзину, но все его попытки спасти хозяина от переработки не увенчались успехом. Всякий раз Мозер извлекал папки из мусорки и отчитывал Рекса.

Вентилятор, завершив полукруг, щелкнул и начал медленно поворачиваться в сторону Мозера. Рекс навострил уши в ожидании нехитрого развлечения. Документы на столе затрепетали. Мозер машинально придавил их увесистой папкой. Бумаги, на которых она лежала прежде, тут же заволновались и зашевелили уголками. Через секунду несколько листов отправились в полет. Мозер оторвался от монитора и выкрикнул:

— Рекс, фу! Место!

Но пес оказался проворнее. Он уже успел подскочить и прижать лапой один из слетевших листов.

— Больше так не делай. Смотри, оставил следы от когтей. Я сам подниму. Иди поиграй с мячиком.

Рекс обиделся и вернулся на место. Вот так всегда. Стараешься, помогаешь, и хоть бы кто оценил. В знак протеста Рекс растянулся на полу возле вентилятора и решил подремать. Долго ему отдыхать не пришлось. Раздался телефонный звонок.

— Старший инспектор Мозер. Да. Понял. Записываю адрес. Все ясно. Скоро буду. Еще? Так, угу. Записал. Выезжаю.

Мозер достал из пиджака ключи от машины, кошелек, удостоверение, мобильник и рассовал их по карманам брюк.

— Вставай, лежебока! — позвал он Рекса. — Будем звонить Штокингеру. Ой, чувствую, он обрадуется.

Рекс тут же забыл про забастовку и вприпрыжку отправился за хозяином.

Звонок Мозера ожидаемо не вызвал у Штокингера теплых чувств. Пришлось пустить в ход "тяжёлую артиллерию", Мозер пообещал заказать ему мясную пиццу. От упоминания о лакомстве у Рекса побежали слюнки.

* * *

Когда они приехали на место преступления, там уже стояли патрульная машина и белый фургон криминалистов. Рекс с облегчением выскользнул из душного салона и побежал за Мозером вдоль живой изгороди.

За изгородью был сад, а еще длинное здание с высокими окнами. Сад не выглядел запущенным, но и образцовым его было трудно назвать. Рекс задрал голову и прислушался. Пригород — здесь должны были водиться белки или бурундуки. Один из старых каштанов выглядел весьма многообещающе. Рекс заметил легкое движение на стволе, сел на лужайке и заинтересованно тявкнул.

— Идем, Рекс!

Жаль, что хозяин не в отпуске. Не расслабишься — служба. Где уж там за белками гоняться.

В доме пахло жареным мясом, жженой бумагой и полиролем.

— Да, обстановка не бедная, — заключил Мозер, оглядевшись по сторонам. Рекс снова принюхался. Они шли туда, откуда тянуло жженой бумагой и жареным мясом. Еще Рекс почувствовал сладковатый душок. Он прекрасно знал, что он означает.

Они зашли в небольшую комнату, в которой все было перевернуто вверх дном. Кто-то в порыве ярости опрокинул стулья, сдвинул диван, распахнул книжный шкаф и выкинул на пол все книги. Письменный стол тоже стоял не на своем месте, на паркете остались глубокие царапины от ножек. Пол был усеян осколками стекла и обрывками бумаг, основной ворох которых, наполовину обугленных, виднелся в камине. Ногами к топке лежал покойник со страшным посиневшим лицом.

Мозер с минуту осматривал комнату, пытаясь восстановить картину произошедшего. Рекс терпеливо ждал его команды.

— Правильно, Рекс. Оставайся на месте. Тут повсюду стекло.

Мозер осторожно прошелся по комнате. Взглянул на потемневшие от времени картины, на обломки разбитой вазы. Затем осмотрел перевернутый стул с обрывками скотча.

— Хозяева явно не бедствовали. Рекс, сейчас я тебя перенесу.

Мозер вернулся к выходу и, взвалив Рекса на плечи, поднес его к стулу с обрывками скотча. К стулу недавно была привязана женщина. От обивки пахло духами.

Рекс осторожно подошел к камину. Пятки покойника, привязанные к каминной решетке, почернели от сажи.

— Смерть наступила в результате асфиксии, — прозвучал знакомый голос. — Задушили шнуром от шторы.

— Вижу, — ответил Мозер. — Добрый день, Лео.

— Добрый. Неплохо ему пятки поджарили, — Лео прошел в комнату и надел перчатки.

— Угу, основательно. На первый взгляд, кажется, что преступник проник в окно. Правда, только на первый взгляд. Гляди. Почти весь мусор лежит под осколками. А должно быть наоборот.

— Имитация. Преступник или преступники проникли в дом другим способом. Окно выбили позже.

— Именно. Дилетанты или спешили... — вслух рассуждал Мозер. — Интересно, как себя чувствует вдова?

— Не знаю, — пожал плечами Лео. — Я обычно занимаюсь покойниками. Отчет о вскрытии будет завтра.

Мозер кивнул и, прихватив Рекса, вышел из комнаты.

В гостиной патрульные беседовали с домработницей. Она часто всхлипывала. Один из полицейских налил ей воды. Приятное лицо домработницы покрывала сеточка мелких морщин. Рекс почувствовал, как от нее вкусно пахнет сдобой.

— Фрау, эм-м... — Мозер заглянул в протокол патрульного. — Зиман, вы давно здесь работаете? Хорошо знаете хозяев?

— Да, — домработница промокнула глаза носовым платком. — Шесть лет. Хозяин — господин Цинтлер — известный антиквар. Фрау Цинтлер нигде не работает. Они поженились четыре года назад.

— Как они жили? Ладили между собой?

Фрау Зиман промолчала. Мозеру пришлось повторить вопрос и напомнить, что молчание не поможет найти убийцу.

— У них большая разница в возрасте. Госпожа... из тех, кто любит красивую жизнь, — неохотно поведала Фрау Зиман

— Они часто ругались?

— Случалось.

— У нее кто-то был? — спросил Мозер.

— Не знаю. Возможно... У нее были друзья-мужчины. Но я никогда не лезла, куда не просят. Любопытство — дурная черта.

— Жаль, ваше любопытство бы сейчас пригодилось. И еще вопрос. Где вы были ночью и вчера вечером?

— У себя дома. Хозяйка отпустила меня пораньше. Я ушла с работы в четыре часа.

— Здесь много ценного. Почему вилла не охраняется?

— Почему же? Охраняется. В спальне и кабинете тревожные кнопки. В саду висит камера наблюдения.

— Спасибо, фрау Зиман. Мой коллега, инспектор Штокингер, возьмет у вас показания. Постарайтесь отвечать на его вопросы подробно.

Мозер отправился на улицу. Рекс засеменил за ним. На лужайке возле разбитого окна работали криминалисты.

— Никаких следов? — обратился к ним Мозер.

— Ни на траве, ни на подоконнике.

— Я так и думал. Узнайте у домработницы про камеру наблюдения. Может, повезет с записью. Штокингер приехал?

— Вон он идет.

Мозер обернулся. Штокингер даже не пытался скрыть негодующую гримасу человека, только что вызванного из отпуска. Надо отдать должное, отдых пошел ему на пользу: лицо загорело и округлилось, щеки не казались впалыми.

— Здравствуй, Штоки. Скучал по работе?

— Чтоб мне провалиться! Что с Петром? Ты говорил, что он был у врача. Я звонил ему, а он только мычит в трубку.

— Не удивительно. Он собирался к дантисту, чтобы удалить кисту.

— Сколько раз я ему говорил: нельзя запускать! Не успеешь оглянуться, и на тебе — флюс и киста.

— Тебе хорошо рассуждать. У тебя жена — стоматолог.

— Ветврач тоже неплохо. Будет вас обоих с Рексом лечить.

— Ты на что намекаешь? — усмехнулся Мозер. — Что твой начальник — животное?

— На то, что тебе пора жениться. Снова в разных носках, — заметил Штокингер.

— Зато они чистые.

— Сочувствую, Рекс! Он хоть не забывает тебя кормить? Наверное, забывает. Теперь понятно, почему ты воруешь булочки.

— Как же, забудешь его покормить. Ладно, не ворчи. Сначала допроси домработницу. Она обнаружила хозяев. Вызвала полицию и скорую. Знает больше, чем говорит. Боится. Буду признателен, если узнаешь имя хозяйкиного любовника. Похоже, новоиспеченная вдова крутила роман. Потом отправляйся в больницу. Попробуй пообщаться со вдовой.

— А ты куда?

— На второй адрес.

— Во дела, — Штокингер потер затылок. — Их что, прорвало?

— Штоки, — на ходу бросил Мозер, — после больницы загляни в участок. Подпиши в кадрах согласие на отзыв из отпуска.

На это Штокингер лишь развел руками и мученически закатил глаза.

* * *

Через полчаса они уже были на лестничной площадке многоквартирного дома. На двери одной из квартир поблескивала табличка. "Карл Валкович. Реставратор".

Мозер прочитал надпись и толкнул дверь. Их встретил субтильный парень с торчащими ушами. Мозер представился и показал удостоверение. Рекс тоже решил познакомиться и ткнулся носом в ладонь парня, от которой пахло мылом и мебельным лаком. Он едва стоял на ногах, машинально отпрянул от Рекса и прислонился к стене.

— Не бойтесь. Это наш четвероногий сотрудник — Рекс. А вас как зовут?

— Пауль Валкович, — глухо ответил парень. — Мастер — мой двоюродный дед. Он учил меня ремеслу.

— Мои соболезнования. Подождите, пожалуйста, здесь, — сказал Мозер и прошел вглубь квартиры.

Рекс потянул носом воздух. Среди великого множества запахов, начиная от старой кожи и заканчивая скипидаром, в квартире ощущался знакомый запах духов. Точно так же пахло на вилле от стула с обрывками скотча.

Рекс заурчал.

— Что такое? — насторожился Мозер.

Рекс тявкнул и уставился на хозяина, склонив голову набок.

— Ты явно что-то хочешь сказать.

Рекс принялся с особой тщательностью обследовать квартиру. Знакомый запах присутствовал не везде. Например, на кухне его не было. Впрочем, как и в ванной. Лучше всего запах ощущался в комнате, служившей мастерской. Здесь кавардак был не хуже, чем в кабинете на вилле. К счастью, на полу не было битого стекла. Несколько пузырьков с темной жидкостью раскатились по комнате, но ни один из них не разбился.

Перед смертью несчастного усадили в кресло и примотали к спинке скотчем. С шеи покойника свисал черный провод.

— Да, Рекс. Ты прав. Антиквариат, фиксация скотчем, удушение. Совпадения не случайны. Ищи!

Рекс приник носом к полу и обнюхал каждый закоулок мастерской. Знакомый запах духов на этот раз привел его к пузатому комоду. Что-то белело под ним, похожее на обломок теннисной ракетки. Странный предмет явно побывал в надушенных руках прежде, чем оказался под комодом. Рекс поскреб пол и призывно тявкнул.

— Умница, Рекс! Посмотрим, что ты нашел.

Мозер осторожно извлек улику из-под комода.

— Интересно, — он с трудом пристроил несуразную вещь в пакет для улик. Она была выточена из дерева, элементы резьбы перемежались блестящими вставками.

Мозер с уликой вернулся в прихожую.

— Вам знаком этот предмет? — спросил он Пауля.

— Да, инспектор, — уверенно кивнул тот. — Это веер. Вернее, остов веера-опахала. Примерно конец шестнадцатого века. Мы подновили его для господина Цинтлера.

— Так, понятно. С этого места поподробнее. Постарайтесь ничего не упустить.

— Постараюсь. Прежде этот веер принадлежал Елизавете Австрийской. Не той, что обычно называют Сиси или Баварской розой. Я говорю про французскую королеву — жену Карла Девятого. В его царствование случилась Варфоломеевская ночь. До реставрации мы не знали, что веер принадлежал ей. Знаете, шестнадцатый век был неспокойным: смуты, волнения, войны. Люди прятали яды и оружие в обычных вещах. Мы подумали, что это как раз тот случай, когда нашли тайник в рукоятке.

Мозер внимательно изучил рукоятку. На вид она казалась целой, без каких-либо сюрпризов.

— Что было в тайнике?

— Письмо. Елизавета после того, как овдовела, вернулась на родину. Из Вены она переписывалась со своей золовкой — Маргаритой Наваррской. Помогала ей материально. Письмо было адресовано Маргарите. Веер служил чем-то вроде конверта.

— И где теперь это письмо? Можно на него взглянуть?

— Мы отдали его заказчику. Перед этим, правда, сняли копию и перевели.

— Оно на французском?

— Нет, на латинском. Обе королевы прекрасно знали латынь.

— Вы знаете содержание письма?

— У меня осталась его копия и черновик перевода. Хотя мастер велел их уничтожить. Я оставил письмо, потому что хотел сверить почерк. В библиотеке имеются снимки писем Елизаветы. Да, это не заменит полноценной экспертизы. В данной области я не специалист. И все же я почти уверен, что письмо из веера подлинное. Обидно, что господин Цинтлер не спешит с экспертизой. Такая интересная находка, — было заметно, что Пауль фанат — своей профессии. Добытыми сведениями он делился охотно, как будто речь шла о чем-то невероятно вкусном.

— Как вы думаете, почему Цинтлер не спешит с экспертизой?

— В письме говорилось о сокровищах, о гугенотском золоте, — шепотом поведал Пауль.

Он побледнел и нахмурился, словно у него появилась догадка.

— Я правильно понимаю? Цинтлер планировал найти сокровища и не сообщать властям?

— Именно. Вот, прочтите, — Пауль протянул сложенный вчетверо листок. — Это не профессиональный перевод. Но надеюсь, я не сильно исказил смысл.

— Письмо в рукоятке нашли именно вы?

— Да. Оно было свернуто трубочкой. Понадобилось немало усилий, чтобы его развернуть и не повредить. Бумага за четыре века слежалась.

Мозер развернул лист и пробежал по тексту глазами.

— Да, впечатляет. Побудьте здесь, скоро приедут эксперты, — Мозер вышел на лестничную клетку и достал телефон. — Штоки, ты выяснил имя любовника? Отлично! Узнал, где он живет? Заскочи сначала к нему, а потом в больницу. Уже? Так быстро? Вот что значит отпуск. Ты полон сил и энергии. Почему без толку? Куда он уехал? В Париж?!

Мозер на ходу принялся куда-то названивать, попросил задержать рейс. Потом снова набрал Штокингера, спросил, где тот находится, и отправил его в аэропорт. Вскоре позвонил Лео.

Рекс, привычный к авралам, стойко переносил голод и жажду. Но, как известно, война войной, а обед должен быть по расписанию. Рекс прислушивался к телефонным разговорам. Мозер, увы, больше не вспоминал про пиццу, что вызывало некоторую озабоченность. Оставалось надеяться, что Штокингер про нее не забудет и в участке их будет ждать вкусный и ароматный обед.

Вскоре подъехали криминалисты вместе с Лео. Мозер не стал возвращаться с ними в квартиру Валковича и спустился к машине, чтобы поехать в больницу вместо Штокингера. Рекс огорчился. Уж лучше бы они поехали в аэропорт. В больнице собаки — нежеланные гости.

* * *

Вечером в участке их дожидался Штокингер. Вид у него был уставший и голодный, но почему-то довольный. Он прохаживался по кабинету, заложив руки за спину.

— Ну и где моя пицца? — поинтересовался он.

— Сейчас закажу, — пообещал Мозер.

Рекс отчаянно завилял хвостом.

Все-таки славный парень этот Штокингер. Не подвел.

— Вы оба заслужили, — сказал Мозер. — Поработали на славу. А я от фрау Цинтлер ничего не добился. Мол, от стресса она лишилась чувств. Ничего не знает, не помнит. Описать нападавшего толком не смогла. Как пытали мужа, не слышала. Странно, не находишь?

— Камеру, наверное, она закрыла мусорным пакетом, — предположил Штокингер. — Возле каштана, где установлена камера, нашли следы от лестницы. Только что мне звонил Лео. В крови Цинтлера обнаружили снотворное. Похоже, ненаглядная женушка подсыпала его за обедом. Потом, когда Цинтлер заснул, занавесила камеру мешком и пустила любовника. Поэтому антиквар не воспользовался тревожной кнопкой. Его связали спящим.

— Вот-вот. А ты мне советовал жениться. Ну и что, что в разных носках, зато пятки целы, — напомнил Мозер.

— Пф-ф, подобные дамочки на тебя не клюнут.

— Спасибо, утешил. А ты неплохо разбираешься в женщинах, разговорил-таки домработницу.

— Это было нетрудно. Намекнул, что укрывательство и утаивание фактов есть форма соучастия.

— Суров! — рассмеялся Мозер.

— Она рассказала, что Цинтлеры часто ссорились. Антиквар был еще тем скупердяем. Ему надоели постоянные скандалы, и он планировал развестись. В случае развода жене причитались гроши. Хорошо, что любовник фрау Цинтлер не успел улететь. Не пришлось запрашивать экстрадицию. Кстати, он сейчас в комнате для допросов, строчит чистосердечное. Наверняка о том, как подружка его соблазнила сокровищами, как надоумила привязать себя к стулу, чтобы притвориться жертвой налета. Кстати, Рихард, как ты догадался, что у него будет с собой карта Венсенского леса? Как вообще узнал про клад?

— Прочитал письмо королевы.

— Ого! Уж не от самой ли Елизаветы Английской? — воскликнул удивленный Штокингер.

— От Елизаветы, но не Английской, а Австрийской, — сообщил Мозер торжественно. — Вот послушай, — с этими словами он достал бумагу, отданную ему Паулем, и начал читать:

Любезная моя сестрица, дорогая Маргарита!

Не могу выразить, насколько огорчило меня Ваше послание. То бедственное положение, в котором оказалась Франция, разрывает мне сердце. Еще горше мне было читать про нужду, которую Вы терпите в Юссоне. Тех средств, что я отправила Вам в прошлом месяце, не хватит на ремонт. Если бы не известия о тяготах, выпавших на Вашу долю, и не предстоящая зима, которая по расчетам астрологов будет суровой и долгой, я вряд ли бы осмелилась написать Вам то, о чем ниже пойдет речь.

Не удивляйтесь, что я молчала так долго. Сама мысль о деньгах, которые я спрятала пятнадцать лет назад, внушает мне суеверный ужас. Надеюсь, с божьей помощью и при мудром наставничестве Вашего духовника, Вы примете верное решение и деньги, обагренные кровью, не навредят Вам. Какую-то их часть следует потратить на богоугодные дела и тем самым умилостивить Провидение.

Мне не нужно описывать Вам все ужасы Варфоломеевской ночи. Уверена, что Вы так же горячо желаете забыть о них, как и я. Мой покойный супруг, да сжалится над ним Господь, испытывал глубокое чувство раскаяния за учиненное кровопролитие.

А те люди, которые должны были сдерживать толпу в ту злосчастную ночь, сами бросились мародерствовать. Они опорочили королевскую власть и не понесли за это никакого наказания. Помню, как Вы возмущались, что, прикрываясь верой, они сводили счеты со своими врагами, убивали родственников ради наследства, грабили и насиловали. Некоторые из них избежали наказания благодаря высокому положению. Вы, конечно, понимаете, кого я имею в виду. Иные отсиделись в провинции, иные откупились.

Их деньги, нажитые грабежом, не принесли моему супругу ни покоя, ни счастья. Напротив. Бесконечные кутежи сменялись ночными кошмарами, вечный страх за себя и страну пробуждали в нем необузданную жестокость. Все это подточило и без того его шаткое здоровье. Предчувствуя скорую кончину, он мучился и не знал, как поступить с кровавым золотом. Я предложила ему рассчитаться по долгам. Он ответил: "Лучше выкинуть деньги, чем отдать кровопийцам-банкирам". Тогда я посоветовала пожертвовать их монахам, дабы они молились о спасении его несчастной души. На это супруг возразил: "Лучше сразу отдать их разбойникам и шлюхам. Они точь-в-точь как монахи, только не носят рясы". Тогда я подсказала, что деньги можно оставить родным и близким, чтобы они потратили их на благие дела. Он, простите меня, дорогая сестрица, сказал: "Я больше доверяю чертям, чем кровной родне. А тем, кто мне дорог, не позволю запятнать себя награбленным золотом". Я едва сдерживаю слезы, ибо мне так горько переносить на бумагу его богохульственные речи!

Наконец, обуреваемый сомнениями и противоречивыми страстями супруг поручил нам с Мадлон спрятать деньги и не называть ему места и самим их впредь не касаться, даже если он потом будет об этом просить. Мы с Мадлон поклялись на библии и кресте, что исполним его волю. Мы сделали все так, как он велел. Вскоре Всевышний призвал его к себе.

Столько лет прошло, а у меня, дорогая сестрица, при воспоминании о пережитом трясутся руки.

Мне бы не хотелось подвергать Вас опасности. Если я найду нужную сумму, то никогда не отправлю это письмо. А если выбора не останется, то буду молиться, чтобы Господь уберег Вас от соблазнов.

Уповаю на Ваше благородство и здравомыслие.

Ларец с деньгами мы с Мадлон закопали в Венсенском лесу, возле павильона дриад. Та из них, что в венке из лилий, смотрит в сторону, где мы спрятали клад. Нужно сделать три шага от дриады по направлению ее взгляда, сдвинуть одну из плит на садовой дорожке. Не помню, какую по счету: пятую или шестую. Она находится по правую руку, если стоять к павильону спиной. Глубоко копать не придется, пару футов, не больше.

Павильон дриад, насколько мне известно, не снесли. Не знаю, уцелел ли наш с Мадлон тайник. Если нет, то и бог с ним.

Молюсь о Вас ежедневно: утром и вечером. Целую Ваши руки, дорогая сестрица. Да хранит Вас Господь!

Искренне преданная Вам, Елизавета Австрийская.

— Ну что, Штоки, рванешь за сокровищами? — закончив читать письмо, насмешливо спросил Мозер.

— Ни за что! Не надейся. Давай заказывай пиццу!

В этот момент Рекс еще больше зауважал Штокингера. Поистине тот принял мудрое решение. Разве можно предпочесть наивкуснейшую пиццу каким-то дурацким сокровищам?