Выживший (джен)

Далекое будущее. Звездная база 0171.

— Морковный двойной и повтори, пожалуйста, — заяц протянул синто-официанту пустой стаканчик.

Робот кивнул голографической головой, схлопнул пустую тару манипуляторами и тут же выплавил из нее новенький стакан, в который налил запрошенный двойной морковный сок, «завис» на четверть секунды и повторил последнюю манипуляцию с новым стаканчиком. Так перед молодым посетителем кафетерия Звездной базы «0171» оказались две совершенно, до молекулы одинаковых тары с яркой, приятно пахнущей жидкостью (тоже в совершенно одинаковом количественном соотношении витаминного комплекса, морковного концентрата, очищенной воды и кто знает скольких еще добавок).

Заяц всего этого знать не хотел, а потому за один глоток осушил правый стакан на добрую половину и в глубокой задумчивости уставился на вторую. Почему-то это оранжевое пятно в светлом зале кафетерия так и притягивало взгляд. Заяц всегда любил морковный сок (ну, семейные традиции вроде как обязывали, хотя не каждый знает, что не все зайцы так уж любят морковку), но раньше он больше внимания уделял вкусу, сейчас же… Заяц с удивлением понял, что выпил уже прилично, но не может с уверенностью сказать — хорош ли напиток? Впрочем, он понял и кое-что еще — второе место за его столиком уже некоторое время не пустует.

От маленькой белой чашки, из которой мелкими глотками отпивал устроившийся по другую сторону столика зверь, вился едва заметный серебристый дымок. Уши зайца дважды неловко дернулись:

— Мой адмирал, во!

В следующий миг заяц подскочил, вытянулся по стойке «смирно» и начал рапортовать:

— Младший лейтенант Белоух, Одиннадцатый дивизион, Звездный крейсер «Святой Завет» — класс «Линкор-II», нахожусь на… — тут Белоух смутился, вспомнив, что «Завет» уничтожен, а сам он ждет новое назначение после недолгого пребывания в Госпитальном отсеке. «О, какая же нелепость — так оговориться перед адмиралом!» — То есть, я хотел сказать: бывший лейтенант Белоух бывшего крейсера… то есть, лейтенант — младший, но все еще Белоух, жду назначение куда-нибудь, потому что крейсер бывший, то есть, его нет — вы же знаете… — Голос Белоуха становился все тише и неуверенней. — Не про меня, конечно, сэр! Про то, что случилось со «Святым Заветом».

Белоух понял, что окончательно запутался (что для настоящего зайца — недопустимо), поэтому смутился и замолчал (что для младшего по званию перед высшим начальством — единственно правильно, особенно, если очень хочется начать мямлить и извиняться).

Поджарый ласка в бело-голубом адмиральском мундире аккуратно вернул почти полную чашку на блюдце и едва уловимо улыбнулся в обильно тронутые серебром усы:

— Вольно, лейтенант, вольно. Не стойте же, как на параде! Когда я учился в Академии, в столовой красным по черному было написано, что все равны перед чудом раздачи прекрасной еды. Тут у нас, конечно, не столовая, но в моем возрасте поздно менять привычки — так что садитесь смело.

Белоух совершенно рефлекторно принял сидячее положение. Он во все глаза смотрел на адмирала. Нет, не просто какого-то адмирала. Джайен Дирск стал живой легендой еще будучи капитаном. Он был самым удачливым, самым опытным, самым знаменитым военачальником во всем изведанном космосе! Белоух вдруг почувствовал себя зайчонком, мечтавшим когда-нибудь стать совсем взрослым и сделать что-то великое — чтобы ему, Белоуху, вручил орден и пожал лапу сам капитан Дирск.

И вот теперь он сидел перед героем детства и в его голове крутились совершенно дурацкие вопросы, начиная с «Что вы тут делаете, сэр?» и заканчивая «А, правда, что именно осколок миньярского головного «термитника» пробил рубку и застрял у вас в плече в битве при «Колонии 93?» Но вместо этого Белоух вдруг сказал:

— Но почему красным, да еще и по черному?.. Сэр, — прибавил он, осознав, что говорил вслух, и снова передернул ушами.

— Всякому курсанту, лейтенант, должен быть хорошо известен принцип изоляционных решеток в лучевой голоматрице, — совершенно серьезно начал объяснения Дирск, лишь раскосые, как иногда бывает у куньих, глаза озорно прищурились на мгновение. — На нем базируется половина привычных нам технологий. Этот прекрасный панорамный экран, к примеру, или щиты вашего истребителя… как и двери в столовую Академии, разумеется.

В голове у Белоуха будто бы что-то щелкнуло, и он начал понимать, куда клонит Дирск. Поврежденные сектора щитов подсвечивались красным в голоинтерфейсе, и пилот мог оценить степень покрытия машины визуально, если приборы вышли из строя. Впрочем, имея представление о тактовых частотах щита, противник мог получить те же данные — поэтому в боевых режимах с седьмого по шестнадцатый ношение голоинтерфейса являлось обязательным условием активации. Щит хаотично или подстраиваясь под алгоритмы врага менял частоты, и если бы не прямая связь с разумом пилота, тому пришлось бы вести машину в условиях крайне малой видимости — некоторые волны были видимы и в обычном диапазоне (хотя, стоило признать, разноцветное сияние щитов в неподключенном интерфейсе выглядело еще более красиво). Невероятно, но за семь лет обучения Белоуху ни разу не пришло в голову посмотреть изнутри на корпуса Академии через голоинтерфейс.

— Но двери столовой не содержат визуальных дефектов, прозрачность не нарушена, — Белоуху стало по-настоящему интересно, и он твердо решил посмотреть на привычное «другими глазами», если доведется когда-нибудь вернуться в Академию.

— Разумеется, не нарушена — потому что никаких дефектов, как вы верно сказали, нет. Потребовался бы очень тонко настроенный тяжелый плазмомет — не меньше — чтобы сотворить такое. Кто бы его дал паре безбашенных курсантов? Нет, лейтенант, мы пошли иным путем — за первые два сезона подобрали коды и немного «подшаманили» программу матрицы, чтобы она считывала повреждения там, где их никогда не было.

— А ведь почти то же самое проделал капитан Санток, чтобы сбить с толку «жучар», то есть, миньярцев, сэр, — осенило Белоуха.

Младший лейтенант «Святого Завета», только что увлеченно топорщащий усы, вдруг снова сник и перевел взгляд на панорамный голоэкран. Сейчас там передавали чудесные виды фиолетовых водопадов Эскар, но в брызгах искрящихся газов Белоуху виделось нечто иное. Дирск мог понять печаль молодого зайца, но не мог позволить печали скрыть от него истину, которой не нашлось места в отчетах.

— Я рад, что Артан вспомнил и смог применить наш маленький трюк, лейтенант. Мы с вашим капитаном учились на одном курсе и были, позволю заметить, главными шалопаями Академии — полагаю, ректор Гриу’Тул так до сих пор и не может поверить, что из нас все-таки вышел какой-то толк.

— Сэр… — только и смог выдавить через комок в горле Белоух. А старый адмирал отодвинул чайную чашку на блюдце и пристально посмотрел на собеседника:

— Поэтому, лейтенант, как боевой офицер офицеру, прошу вас: расскажите мне вашу личную версию тех событий. Я должен знать, как именно погиб «Святой Завет». Знаю, — поднял Дирск лапу, пресекая саму возможность возражений, — в отчете лекарей сказано, что ваша память пострадала вследствие гипоксии, у вас были бредовые галлюцинации, объяснимые скачками давления при перемещении по пространственному искажению. Только вот, лейтенант, объяснить такое длительное перемещение живого существа без ионного следа корабля не представляется возможным. Но, — Дирск все еще держал лапу в жесте молчания, — в отличие от Бюро Безопасности, я склонен больше верить в реальность ваших видений, чем в еще одно инопланетное вторжение.

Адмирал замолчал. Мимо бесшумно проскользил синто-официант, на голоэкране виды газовых водопадов сменили соляные пещеры Дантарских пустошей, и освещение кофейни начало выцветать, подстраиваясь под нормы вечернего режима. Тут и там вокруг столиков вспыхнули и закружились в танце голографические светлячки. Танри Белоух, из старинного рода купцов и ткачей из шелка, первый из длинной династии Белоухов, избравший карьеру военного, собрался с мыслями и начал рассказ:

— Это была стандартная миссия патрулирования, сэр. «Святой Завет» всего три вахты простоял в порту Джеасуло — выгрузил пробы иридия с исследовательского судна «Атом-5» и принял на борт члена команды — младшего лейтенанта Белоуха, то есть меня, сэр. Я очень радовался такому назначению, потому что до этого служил на борту «Льдистой Стрелы» — грузового корвета класса «дальний-4». И там я тоже пробыл недолго, всего четверть сезона…

— Во время прыжка в искажение у «Стрелы» вышли из строя оба гипердвигателя, мы почти два дня дрейфовали в «жучином» пространстве, пока не явился их патруль и не отправил нас гравитационной волной в астероидный пояс Ятоса-7 — груз, видно, «жукам» не приглянулся, а ионный залп тратить пожалели. Одно слово — насекомые, — поморщился Белоух. — Если бы по следу патруля не увязался отряд полковника Пирка, так бы моя карьера и закончилась пометкой «пропал без вести». «Стрелу» пришлось бросить, полковник Пирк приказал добить ее лазерами, команду эвакуировали на ближайшую базу. Ей оказалась Джеасуло, и по счастливому, как мне тогда казалось, стечению обстоятельств, на крейсере «Святой Завет» требовался специалист по расшифровке инопланетных сигналов. Я не то чтобы подходил, но «Завет» не был исследовательским судном, и капитан Санток согласился «не глядя»…